Наконец-то потеплело. Ну по сравнению с зимними минус двадцать, сегодняшним минус четырем радуешься, как в летний зной морюшку. Скоро уже все пуховики заменят кожаными куртками и легкими плащами. Снимут шапки. Переобуются в красивые ботиночки.
На мне, к сожалению, пуховик мой перестал сходиться ещё две недели назад и приходится ходить в тонком весеннем плаще. Выручает теплое шерстяное платье-лапша, которое спокойно натянулось на мой живот.
— А какого цвета у него будут глазки? — спрашивает меня Марк.
Мы идем из сада домой. Марк скачет, пытается вырваться вперед, а я еле за ним плетусь. Тяжко мне. Устала, быстрее хочу родить, хотя еще рановато. Пусть растет еще мой мальчик.
— Я не знаю, малыш.
— А носик будет маленький? А ушки будут торчать? У Кости уши торчат. Он говорит, что это его эти…как их… локаторы.
— А Костя это кто? — спрашиваю, замедляя ход. Живот тянет сильно.
Быстрее бы домой. Быстрее бы Адам вернулся, у него встреча с новым клиентом в соседнем городе. Должен приехать только к девяти вечера.
— А Костя это мой друг. Мы с ним в садик ходим вместе.
Телефон звонит мелодией, которая стоит на Адама. Отвечаю на звонок.
— Да, родной? Надеюсь, ты уже подъезжаешь?
— Привет, Слива. Там Руслан Русланович подъехал, хочет забрать Марка. Вы далеко?
— Да мы уже подходим. Уф. Вижу его машину.
— С тобой все в порядке? Говоришь тяжело как-то… — слышу беспокойство в голове мужа.
У меня предлежание плаценты, постельный режим почти всю беременность. Четыре раза лежала на сохранении. Поэтому беспокойство Адама оправданно.
— Живот тянет. Тренировочные, наверное, — смотрю за объятьями Марка с дедом. — Все, мы подошли к дедушке. Сейчас сдам с рук на руки и пойду лежать и ждать тебя. До вечера.
— Пока. Аккуратнее.
— Здравствуйте!
— Здравствуй, Ада. С тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь? Какая-то бледная.
В этот момент, я чувствую, как по ногам начинает течь что-то теплое.
Рано рожать. Тридцать шесть недель только.
— Бл@ть! — произносит бывший тесть Адама сквозь зубы. — Марк, внучек, садись в машину быстрее. Ада, давай, помогу, милая. Садись в машину.
Сперва не понимаю панику Руслана Руслановича, но потом опускаю взгляд вниз.
Это не воды.
Это кровь.
Как будто кто-то открыл кран и забыл выключить.
Меня начинает трясти.
— Все хорошо будет, сейчас в больничку поедем! Держись.
Визг колес. Руслан Русланович нарушая все правила дорожного движения несется в роддом.
— Черт, как не вовремя. Щас, Ада.
Нас тормозит инспектор гибдд.
— Миленький, торопимся. Девушка вон кровью истекает, беременная она. Потом все штрафы заплачу, отпусти, капитан!
Открываю глаза, вижу потерянный взгляд молодого инспектора.
— Пожалуйста, побыстрее, — прошу то ли его, то ли Руслана Руслановича.
— Езжайте за мной.
— Сейчас быстро домчим, Ада. Чуть-чуть осталось.
Под вой сирен, впереди едущей машины, мы мчим в роддом. Молюсь, только бы успеть.
— Ада? — шепотом зовет меня с переднего сиденья Марк. — Ада? Ты же не умрешь?
— Нет, конечно, малыш! Кто ж ей даст умереть-то? — вместо меня отвечает дедушка. — Приехали!
Нас встречают уже врачи с каталкой, на которую меня и перекладывают.
Так жаль, что Марк видит меня такой — все платье, любимые белые колготки и бежевый тренч в крови.
Из последних сил пытаюсь открыть глаза и улыбнуться Марку. В его глазках стоят слезы.
Посылаю ему улыбку и меня завозят в здание.
Слышу, как ругается Руслан Русланович, требуя немедленной операции.
Чувствую, как помогают раздеться.
— Сейчас ты уснешь, — голос анестезиолога.
И меня вырубает.
Открываю глаза под сигнал каких-то датчиков. Рядом никого. Я лежу на спине, укрытая одеялом. И у меня нет живота.
Внутри начинается паника. Где мой сын? Что с моим мальчиком. Боюсь задать вопрос даже самой себе, жив ли он?
На мое счастье в палату заходит кто-то.
— Что с моим сыном? — хрипя, шепотом спрашиваю.
— Сейчас я позову врача, — говорит мне девушка и выходит из палаты.
Чувствую, как стекает слеза по щеке.
Господи, пожалуйста, пусть мой мальчик будет жив. Пожалуйста, Господи!
— Ну что, Ольховая! Поздравляю тебя со вторым днем рождения! — от двери произносит врач. Вроде, я ее видела перед тем, как уснуть.
— Мой сын?
— Сын. 2700 и 48 сантиметров. Маленький гномик.
— Он жив? — голос дрожит.
— Жив, милая, жив! Сейчас его прокапают, немножко помогут и будете вес набирать. Не плачь. Жив твой сын.
— Спасибо! Спасибо большое!
— Такая у нас работа — жизни дарить. Пока отдыхай.
После известия, что мой крошечка жив и под наблюдением, начинается отходняк. Меня трясет так, что зуб на зуб не попадает. Стараюсь расслабить свои мышцы, но получается не очень. В какой-то момент просто засыпаю.
— Хорошо, хоть ребёнка спасли, — слышу сквозь сон разговор тех, кто в палате. — А то сама знаешь, что обычно в таких случаях только мать и спасают.
— Видать, ангел-хранитель у пацаненка сильный.
— Бедная девочка. Такая молодая, а уже матку удалили.
____________________________
Пока проды будут через день. Прошу принять и простить))