Альтер Эго

Глава 7 Правда в полутонах

Попасть внутрь отделения полиции ненамного проще, чем выйти оттуда.

Как говорил один известный герой в одном известном фильме: «Тебя посодют, а ты не воруй!». А я не ворую. Я совершаю вещи гораздо хуже.

Все, с кем мне пришлось общаться на входе, были отделены от меня либо стеклом, либо решёткой, либо и тем, и другим. Как дежурный, который списывал данные моего паспорта и выдавал пропуск. Всё это напоминает зоопарк. Только опасные личности разгуливают свободно, а люди, которые пытаются их поймать, наоборот сидят в загонах. Потом были двери с решётками, узкие лестницы, коридоры и наконец кабинет следователя.

Я думала, что он будет один, тем более что время на часах было уже позднее. Но в кабинете их было трое: мужчина в форме, женщина в форме и мой следователь в темно-сером костюме.

Каждый из них сидел за отдельным столом с компьютером и большим органайзером с канцелярскими товарами. А все свободные стены заняты двухметровыми металлическими шкафами-сейфами с замками. А на окнах — решётки.

Не здание, а крепость, не только снаружи, но и внутри. Атмосфера угнетающая. Чтобы не попасть сюда снова, можно рассказать всё, что угодно, даже соврать, отпираться в содеянном до последнего вздоха. По крайней мере, я бы именно так и делала. Я не подпишу здесь чистосердечное признание, но сейчас ведь я здесь не за этим…

— Аврора Германовна? — следователь в костюме почти по слогам произнёс моё имя, предварительно сверившись с бумагой на столе.

— Да, это я.

— Присаживайтесь, пожалуйста.

Я села на стул с другой стороны его стола.

— Я старший следователь Нестеров Вадим Игоревич. Я задам вам вопросы и буду вести протокол, записывать ваши слова. Вам это понятно?

— Думаю, да.

— Тогда начнём. Знаете, о чём бы я хотел с вами поговорить?

— О моём бывшем муже, наверное.

— Верно. Что вы делали и где были четвёртого апреля этого года?

— На работе?

— После работы?

— Допустим, я была на работе сутки.

— Сутки? — Следователь произнёс это с утвердительной интонацией и внимательно на меня смотрел.

— Да. Я работаю со второй степенью секретности и не могу распространятся о работе. Можете запросить информацию через службу безопасности МИДа.

— Понятно. Когда вы виделись с Артёмом Ивановым последний раз?

— Три года назад, когда в ЗАГСе получали свидетельство о расторжении брака.

— И с тех пор вы его не видели?

— Нет.

— Может, вы с ним общались? Вы ему звонили?

— Нет.

— А он вам?

— Тоже нет.

— Переписывались?

— Нет.

— Совсем? Даже в соцсетях?

— Даже ни одного лайка ему не поставила.

— Хм…

Следователь был уже немолодой, лет под пятьдесят. Тени и мешки под глазами выдавали усталость после множества рабочих часов, складывающихся в десятки лет. И тонны опыта. Он меня изучал. Он мне не верил. Не может молодая женщина после развода не общаться с бывшим, даже в соцсетях, не может ни одного слова не написать, ни одного лайка не поставить. Он искал во мне то, что поможет найти моего бывшего мужа. С ним нужно быть осторожнее. Впрочем, как и со мной.

— У вас с ним не было никаких дел после развода? Вещи, скажем, не заезжал собирать?

— Все свои вещи он забрал сразу, когда сообщил, что уходит к другой. Машину предусмотрительно вызвал заранее и увёз сразу всё.

— Что-то из его вещей у вас осталось?

— Уже нет. Была мелочь, вроде старых носков, которые он не стал забирать. Я их выкинула.

— Вы не делили имущество?

— Нечего было делить. Мы жили в квартире, которая досталась мне в наследство от дедушки. У него была машина, но это его машина. Столовое серебро и постельное бельё он не взял.

— Идиллия. Расстались друзьями.

— Нет, просто расстались.

— Хм…

Следователь не верит в тихие разводы. Бывшим всегда есть что предъявить друг другу. И тут он прав. Если не материальное, то моральное.

— Вы знакомы с его нынешней женой?

— Лично, нет.

— А как?

— По фотографиям.

— Ясно, — он усмехнулся, что-то человеческое во мне нащупал, — она утверждает, что он не просто так пропал, не мог сбежать.

Я лишь пожала плечами. Что я могу об этом знать… От меня-то он как раз сбежал, разница только в том, что я знала, куда.

— Вы знаете, что он не продал практику? Ни кабинет, ни оборудование, ни материалы, хотя это стоит немало, если человек собирается в бега.

— Знаю.

— У него были враги?

— Враги?

— Да, люди, которые желали бы ему зла. Может, он задолжал кому-то?

— Я этого не знаю. Он был обычным человеком. Неплохо зарабатывал стоматологом, но он не брал в долг, не играл, насколько мне известно. Во всяком случае, я даже не знаю, были ли у него кредиты, но мне кажется, не было.

Но это они должны проверить: его счета, кредиты, связи. Пусть потратят на это время, покопаются в его прошлом, вытащат на свет его грязное бельё.

— А друзья? Вы знали его друзей?

— Тоже обычные люди, коллеги, в основном, учились вместе.

— У вас есть общие друзья? Как вы познакомились?

— На студенческой вечеринке. Общих друзей не было. Я пришла с подругой, это её знакомые.

— Вы с кем-нибудь из его друзей сейчас общаетесь?

— Нет.

— Клиентов его знаете?

— Я не знакома с его клиентами, и он никогда не рассказывал про клиентуру.

— Вы купили место на кладбище шесть месяцев назад. Зачем?

Я глубоко вздохнула. Я ступила на зыбкую почву, но я знаю, как тут пройти.

— Хотела перезахоронить нашего ребёнка.

Об этом он не знает, и теперь опускает глаза, делает глубокий вздох, чтобы задать следующий вопрос:

— У вас был совместный ребёнок?

— Не совсем. Я была беременна от мужа, бывшего. У меня были преждевременные роды на двадцать первой неделе, три с половиной года назад. Ребёнок родился мёртвым, но это уже не плод, а ребёнок, потому что больше двадцати недель и вес больше пятисот грамм. Таких детей кремируют. У него есть место в колумбарии, но я хотела его перезахоронить. Купила место, но потом передумала. В колумбарии ему лучше… Мне лучше…

Я должна рассказать это как есть, чтобы следователю нечего было об этом спросить. Я не думаю, что он щепетилен, чтобы беречь чувства подозреваемых и свидетелей, но он тоже человек.

— И вы не обсуждали это с бывшим мужем?

— Нет. Я думала ему об этом сказать, но потом решила, что не стоит. Он никогда не интересовался, где похоронен наш сын.

— То есть, вы хотите сказать, что он не знает, где похоронен ваш сын?

— Не так. Он знает, но ему это не интересно. Он даже на похороны не пришёл.

— Откуда тогда его нынешняя жена знает о месте на кладбище?

— Не знаю.

— Вы об этом кому-нибудь говорили?

— Да, отцу, подруге.

— Они общаются с вашим бывшим мужем?

— Не знаю, но не думаю.

— Ясно. Что в итоге с местом?

— Ничего, оно пустует.

— Мы можем его вскрыть? Раскопать?

— Вы думаете, что он там?

— Не знаю. А вы?

— Я думаю, его там нет, но вы можете… раскопать… пустую могилу.

Я специально делала паузы, чтобы ему казалось, что мне об этом тяжело говорить. И это действительно так. А он как раз посчитал:

— Вы знаете, что у вашего бывшего мужа есть сын трёх лет?

Следователь совсем не щепетилен. Его задача — выбить меня из колеи и узнать, как можно больше, когда я в стрессе сболтну лишнего. Но это не про меня. Он меня не знает, не представляет даже, какими резервами личности я располагаю, а личности у меня целых две.

— Да, он родился почти тогда, когда должен был родиться наш сын.

— Откуда вы об этом знаете, если не общались с бывшим?

— Соцсети, его жена на радостях выложила фото. Много фото, а я умею считать.

— Так вы знали?..

— О чём? О том, что у него есть любовница и запасной ребёнок? Нет. Он об этом сказал только, когда уходил.

— И не подозревали?..

— Нет.

Теперь ему меня жаль, искренне жаль. Я — идеальная жертва, мудрая жена, простушка, дурочка. Женщина, потерявшая ребёнка, пока её муж изменял и делал другого, а потом просто ушёл в подготовленную заранее семью. Я имела право желать ему зла, но теперь он поверил, что я ни при чём.

— У меня больше нет вопросов, Аврора Германовна, — он опять сверился с бумагой, на которой написано моё имя. — Я сейчас распечатаю протокол. Вы его подпишете. А ещё подождите, я напечатаю согласие на вскрытие места на кладбище.

— Хорошо.

Пока он печатал, пришла моя очередь спрашивать:

— Так он пропал без вести? Ушёл и не вернулся?

Следователь внимательно на меня посмотрел:

— А вы как думаете? Мог он сбежать?

— Как оказалось, я его совсем не знала. Не видела то, что было у меня под носом. Что уж говорить о том, что я понятия не имею, как он живёт сейчас.

— Многие не видят или не хотят видеть. А потом начинают видеть. Думаете, он жив?

— Так он умер?

Следователь усмехнулся, потому что я умею задавать вопросы не хуже, чем он:

— Его жена так думает. Она уверена, что он не мог сбежать. И статистика на её стороне. В семидесяти процентах случаев, если человек не находится в первые две недели, то он либо мёртв, либо не хочет, чтобы его нашли.

— И каков результат оставшихся тридцати процентов?

— Их почти никогда не находят, а если находят, то не живыми.

— Он мог уехать за границу.

— Тогда у погранконтроля была бы информация о нём, а её нет.

— Ну а если он выехал, допустим, в Беларусь, а оттуда дальше? Паспорт сменил?

— Интересная теория. Думаете, он покинул страну?

— Я этого не исключаю.

— Хм…

Теперь моя очередь усмехаться. Я подписала бумаги, а он подписал мой пропуск обратно на волю. Я сказала ему правду, но не совсем. И подкинула пару мыслей. В моей жизни было много полутонов «не совсем». Была семья, но не совсем. Был ребёнок, но не совсем. Я была нормальной, но не совсем.

Год назад я получила сообщение с незнакомого номера: «Видел тебя вчера. Ты очень красивая». И я даже точно знала, кто мне пишет.

Накануне я была в торговом центре. Уже заходила в очередной магазин, как напротив краем глаза увидела бывшего мужа. Я его помнила настолько хорошо, что узнала бы и через десять лет, и через двадцать, и через тридцать. Заметила даже, что он остановился и посмотрел на меня, значит, тоже увидел и узнал. Но я не стала останавливаться и зашла в магазин.

Я ждала, что он пойдёт за мной следом, и даже старалась быть на виду, не скрываясь за вешалками или в примерочной. Но он в магазин не зашёл. Тогда я купила одну вещь, чтобы у меня в руках был пакет, негоже с пустыми руками выходить из магазина. И поспешила на выход, надеясь, что он ждёт меня у входа. Я натянула самое счастливое выражение лица, но я тогда и правда была счастлива от одного только его взгляда.

Мы с ним не виделись и не общались всё это время, но я очень хотела, чтобы он вернулся. Несмотря ни на что, вернулся. И всё было бы как раньше. Я на всё была согласна, лишь бы он был рядом. Но он не возвращался. И не ждал меня у магазина.

Я огляделась по сторонам, его нигде не было видно. И моё счастливое выражение лица как водой смыло. Я почти расплакалась, но в последний момент сдержала слёзы. А на следующий день он мне написал.

Как я узнала, что это он? Всё просто. Когда он уходил, то ответил на все мои вопросы, не было уже смысла скрывать методы конспирации от бывшей жены. У него был второй телефон. Симка куплена в переходе на чужое имя. Нет, я всегда знала, что он был. Но думала, что это рабочий телефон для пациентов. Даже когда он звонил вечером, или ночью, или в его выходной, а Артём собирался и уходил со словами: «Это с работы». Знаю, что было очень глупо в это верить. Но я его любила. Правда, любила. Хоть и понимала, что он не самый лучший человек и ему со мной просто удобно до поры до времени.

А ещё я свято верю в личное пространство, на которое все имеют право даже в браке, поэтому я не стану проверять телефоны, не буду запрещать общение с друзьями и занятия любимым делом. Я этого, правда, никогда не делала, даже в ущерб себе и нашим отношениям. Я не мудрая, я просто удобная дурочка.

Понимала, что он удерживает меня тем, что он «настоящий мужчина» со всеми атрибутами: жестокостью, отсутствием эмоций, эмпатии, молчаливый, скупой, жестокий. «Настоящий» ведь не может быть слабым, мягким, эмоциональным расточителем. «Настоящий» должен уметь воспитывать жену, молча или наматывая волосы на кулак. Иногда, когда я начинала сомневаться, он выдавал мне немного ласки и тепла в кредит, чтобы я не думала о том, что могу быть кому-то кроме него нужна. И своё он всегда забирал обратно. Он же «настоящий», а я обычная и никому ненужная, а чуть позже, ещё и бракованная.

И в тот вечер, получив от него сообщение, я вдруг поняла, что в первый год после его ухода я думала о нём каждый день. Не проходило ни дня, чтобы я не вспоминала о нём только хорошее и не представляла, как он вернётся, и мы заживём как раньше.

На второй год я думала о нём через день, но и этого было много, чересчур много. Я это понимала. И тогда я начала думать о том, как избавиться от мыслей о нём, избавиться от него навсегда. Иногда прошлое настолько тяжёлое, что его нужно оставить, чтобы идти дальше.

В том магазине он мог бы пойти за мной или подождать меня и поговорить со мной, сказать, что я красивая, мне в лицо. Но скорее всего он был там не один, и не мог общаться с бывшей женой, точнее, не хотел. Может быть, у него просто не было на меня времени. А сейчас он пишет мне со второго номера втайне от своей жены. Она теперь находится на моём месте, а он продолжает прежнюю жизнь. Теперь он обманывает другую женщину.

И этот подкат и правда сработал, как три года назад, так и сейчас. Но в итоге он вылился в план. План, который удался, но про который я не расскажу для протокола.