Америка – разлучница

Глава 14 «Неразлучники»

Хоронили министра здравоохранения с особыми почестями. Как положено для высоких чинов, сделали всё по чести и совести. Придраться было не к чему. Закрыв глаза Олегу Ефимовичу, Наташа полностью переключилась на Марину Семёновну. Ему уже помочь ничем нельзя было, а вот ей, ой как было можно. На каком бы этапе не была похоронная эпопея, везде маме Давида было очень плохо. Наташа и Екатерина Александровна, просто умучились с ней. Вроде бы отвлечься надо, хлопот то много было, а нет. Нужно было то успокоительное дать, то скорую вызвать, потому что плохо с сердцем. Разделились на два лагеря. Одна по кафе бегала, помин готовя, другая слёзы подтирала. Наташа не выдержала, начала ей транквилизатор «покруче» подкалывать. Чтобы хоть как-то успокоить. Всё она понимала, но такого не ожидала. Марина Семёновна намерено и целенаправленно хотела себя убить. Никакие уговоры и нотации не помогали. Ни на какие дела не откликалась, только уставится в одну точку, и качается, как «маятник». Туда-сюда, сюда-туда…В итоге, нашла утешение в Саше. Он, как ни странно, нашёл к ней подход, и даже заставил проглотить куриный бульон. Наташа была ему очень благодарна, и с наконец то «развязанными руками» пошла готовиться к церемонии прощания. По предположению, провожать придут семьсот человек. Они заказали самое большое помещение для поминок, которое только было в Астрахани, но всё равно, все думали, что придётся кормить по очереди. Нужно было блины жарить самим, и кутью варить тоже. Стало «модно» провожать усопшего по старорусским традициям, в рамках церковных канонов и прочей атрибутики, которую Наташа не знала, но пришлось учиться на ходу. Проведя бессонную ночь накануне похорон, по причине жарки-парки-и нерва — моталки, под утро получила ноющую боль в пояснице, и отёкшие ноги. Муж ругал потихоньку, отбирая кухонную утварь из рук, и провожая немного полежать, но где ему было тягаться с таким количеством ненормальных тёток, которые своими слезами уже все полы вымыли. Поэтому, махнув рукой, молча терпел это безобразие.

На кладбище всё было очень медленно, с долгими речами, и оплакиванием. Когда всё закончилось, поехали поминать в кафе. Вот тут конечно русская душа и развернулась. Наташа к этому времени уже не чуяла под собой ног, и с трудом терпела церемонию. Марина Семёновна, уже практически в «отключке», изо всех сил старалась взять себя в руки, но это было бесполезно. Ну а когда министерские чины, главные врачи, и друзья покойного начали говорить об Олеге Ефимовиче хвалебные «оды», тут её совсем повело…Саша не выдержал, налил водки пол стакана, и по старой привычке, быстренько привёл её в чувства. Как когда-то проделал это с Наташей, когда ей совсем было худо, после эмиграции Давида. Когда Марину Семёновну «вырубило» на втором стакане, он взял её на руки, и вместе с тестем быстренько определили в машину, чтобы поспала.

После поминок, все направились домой. Вот только кто-то поехал туда, а у Наташи с Сашей дом то далеко, поэтому решено было несколько дней побыть с мамой Давида, чтобы она руки на себя не наложила. Судя по состоянию, она это сделать могла…Приехав на квартиру, решено было хоть немного поспать. Марина Семёновна лежала в алкогольном опьянении на диване, а Саша и мама с папой легли отдыхать у них в квартире, после таких тяжёлых дней, это крайне необходимо было сделать. Наташа осталась одна, и она, устало вытянув ноги, налила чаю, и достала письмо Давида. Развернув листки, она глубоко вздохнула. Старая рана «кровила», и заживать не собиралась. Как только пошёл ровный почерк Давида, у Наташи сразу на душе стало тяжело. Прочитав письмо, она не пожалела, что открыла его. Внизу текста, он прислал свою электронную почту. Наташа думала всего несколько секунд, и побежала в комнату Олега Ефимовича, где на его письменном столе стоял японский ноутбук. Она уже пользовалась им, и знала, как обращаться. Быстро открыв его, набрала электронное письмо Давиду:

«Привет! Срочно перезвони домой. Жду твоего звонка два дня. Потом уеду к себе. Наташа».

Отправив письмо, и убедившись, что оно ушло, Наташа взялась за свитер. Непонятно как, а главное зачем, но она взяла вязание с собой, несмотря на суматоху последних дней. Олег Ефимович очень хотел поносить зимой обновку, и всячески уговаривал её доделать работу. Она любовно провела рукой по столбикам вязания, и уткнувшись носом в шерсть, заплакала. Добрый, отзывчивый, настоящий мужчина, и зачем-то так рано ушёл. Всю свою жизнь он отдал медицине, а она его взяла, и жестоко предала. Столько сделано было, такие лекарства изобретены, хирурги — гении оперировали, а спасти не смогли. Почему? Никто и никогда на это не ответит, потому что ответа на этот вопрос, попросту не существует.

«Лицевая, изнаночная, кромочная, двойная» — считала про себя Наташа и одновременно прислушивалась к тишине квартиры. В соседней комнате спала пьяным, неспокойным сном Марина Семёновна. «Осталась одна совсем. Ни сына, ни мужа. Родни никакой нет, только тишина квартиры. Нужно оставаться с ней, или забрать с собой на квартиру. Дочку рожу, будем с ней нянькаться, может как-то всё потихоньку и наладиться» — думала Наташа и продолжала считать петли. Из соседней комнаты послышался стон. Она встала, пошла проведать. И не зазря. Белая простыня, на которой лежала Марина Семёновна, была полностью залита кровью. Капало на пол, и там уже образовалась огромная лужа. Нужно было вызывать скорую, срочно. Наташа позвонила матери на квартиру и вызвала Сашу. А потом позвонила уже на очень знакомый телефон. Диспетчер вздохнул в трубку, и сказал, что через тридцать минут бригада будет на месте.

Родня снова заполонила стены квартиры. Бегали, собирали документы, пытались изо всех сил разбудить Марину Семёновну. Результата никакого они от неё не дождались, и вынуждены были довериться бригаде скорой помощи. Когда она приехала, сразу поставила диагноз: " Маточное кровотечение". Объяснили перепуганным домочадцам, что такое бывает при очень большом стрессе. Нужно срочно госпитализировать, несмотря на то, что пациентка находится в алкогольном опьянении. Просто так кровотечение не остановить, и она может умереть от потери крови.

Марина Семёновна в себя так и не пришла, так что врачи вынуждены были положить ее на «мягкую» каталку, и с помощью мужчин, которые находились в квартире, вынести ее к машине. Когда бригада увезла ее, собрались на семейный совет.

— Что теперь будем делать? — спросила Екатерина Александровна, — у меня нет больше возможности без конца отпрашиваться с работы. И я считаю, что Наташа должна думать сейчас не о больных и умерших родственниках Давида, а в первую очередь думать о себе. Невозможно больше закрывать глаза на то, что слишком много за последнее время всего произошло, и по своей сути, это случилось не с нашей семьёй. Я понимаю, как это сейчас плохо звучит. Но может мне всё-таки кто ни будь мне объяснит, почему мы должны без конца жить жизнью этих людей?

— Катя, ну как ты можешь. Они были так добры к нам. Разве можно сейчас говорить о том, что мы их бросим? — сказал папа Наташи, Дмитрий Яковлевич.

— Что ты предлагаешь, Дима? Смотреть на то, что твоя дочь двадцать четыре часа в сутки ухаживает за больными даже не родственниками на девятом месяце беременности? Это прям катастрофа какая-то. Мне нужна здоровая внучка, от здоровой дочки. И это не каприз, это констатация факта. Ну должны же быть у этих людей хоть кто ни будь, кроме нас?

— Мама, ну ты же знаешь, что никого нет, — вступила в диалог Наташа, — так случилось, что из близких — только мы, единственные, кто мог им помочь.

— А твой друг, Давид, мог предположить, что его мама и папа могут заболеть? Почему этот паршивец в тот момент думал только о себе? Лучшей жизни в Америке захотел? Ну так вперёд, мы тут при чём? Разве можно было быть таким эгоистом, и перечеркнуть родину, маму, папу и тебя, между прочим, из своей жизни — навсегда? Помочь оттуда он ничем не может, а мы тут сиди, и бойся очередных похоронок. Я всё сказала, давайте это обсудим.

— Екатерина Александровна, вы абсолютно правы, что думаете в первую очередь о Наташе. Я, как её муж, тоже беспокоюсь только о ней и дочери, — начал рассуждать Саша, — но факт в том, что мы все уже начали это делать. И сейчас, когда мама Давида осталась совсем одна, невозможно прекратить беспокоиться о ней, и уйти преспокойненько готовиться к родам. Разве можно бросить человека в беде? Я даже котёнка не брошу, а вы говорите о человеке.

Наташа улыбнулась, и взяв Сашу за руку, в сотый раз поблагодарила бога за счастье быть замужем за этим человеком.

— Ребята, давайте жить дружно, — вступил в диалог брат Наташи, Миша, — никто никого бросать не собирается. Просто нам всем надоело без конца сюда бегать, туда бегать, и всех лечить и хоронить. Я правильно понял? Тогда давайте установим дежурство и шефство над Мариной Семёновной. Например, я — понедельник, папа — вторник, — мама — среда, Наташа — четверг, Саша — пятница. И мы всё сделаем как надо, не зазря же столько тянули эту семью.

Все начали яростно обсуждать план Миши, и думать, как его исполнить. Наташа думала только об одном: "Как сделать так, чтобы дежурство, которое придумал брат, начиналось с неё. Если Давид все — таки позвонит, она должна сообщить ему все последние новости сама. При любом раскладе, Марина Семеновна не должна быть брошена'.

Когда семейные разборки закончились, наступила ночь. Наташа осталась в квартире Давида вместе с Сашей, чтобы в случае звонка из больницы, они могли быстро среагировать по ситуации. Ночной звонок случился. Трубку взял Саша:

— Алло? — сказал он, и в течении десяти минут слушал голос на том конце. Когда положил её, Наташа уже частично поняла, что дело «дрянь».

— Что, Саша? Не молчи! — сказала Наташа и вопросительно посмотрела на него.

— Звонил лечащий врач Марины Семеновны. Они получили её отделение хирургии с сильным кровотечением. Несмотря на то, что пациентка находилась без сознания, они приняли решение ее прооперировать, с целью выяснения, откуда кровотечение. Во время процедуры, бригады врачей выяснила, что кровотечение не маточное, а желудочное. Во время операции выяснилось, что у нее открылось язва двенадцатиперстной кишки, с прободением. Несмотря на все усилия операционной бригады, ушить язву не удалось. У пациентки на столе была дважды остановка сердца. Первый раз смогли завести, второй раз — не получилось. Пациентка скончалась, не приходя в сознание.

Наташа молча выслушала мужа, тихо заплакала, и вышла на кухню. Двое похорон за неделю, это непосильная ноша. Но выдержать ее придется, потому что другого выхода не было. Марина Семёновна и Олег Ефимович оказались — неразлучниками. Так иногда бывает, когда близкий тебе человек, забирает с собой. Она не хотела без него жить, и сделала всё, чтобы больше не «дышать». Наташа понимала и принимала эту правду. И даже испытала какое-то облегчение от неё. Всё закончилось плохо, хотя никто другого финала и не ждал. Мама Давида больше не хотела жить без своих мальчиков, и не дала никому возможности, переубедить её в этом. Собрав все эти мысли воедино, Наташа сосредоточилась на дальнейших действиях, в отношении похорон.

Давид так и не позвонил. Наташа напрасно ждала звонка в квартире, голос его не услышала. Началась церемония по сбору документов на покойную Марину Семёновну. Если с Олегом Ефимович всё было достаточно просто, потому что Марина Семеновна, являлась его законной супругой, с ней самой начался юридический ад. Морг ни в какую не хотела отдавать тело, мотивируя тем, что Павловы — юридически не являются родственниками покойной. Ни уговоры, ни взятка не помогали. Пришлось Наташе обратиться в министерство здравоохранения напрямую, самой. Зайдя в стены организации, где столько лет проработал любимый всеми Олег Ефимович, она увидела, насколько он был дорог там. Огромный портрет посредине коридора, с чёрной лентой и свежими гвоздиками встретил её прямо возле входа. Поздоровалась с секретарём, поговорила две минуты с исполняющим обязанности министра, и наконец то получила добро на справку о смерти.

Когда ехала обратно с папой домой, неожиданно почувствовала тянущую боль внизу живота, и дискомфорт в пояснице. Списала это на усталость, по её срокам, ей рано ещё было укладываться в роддом. Две недели как минимум до родов, и нужно похоронить Марину Семёновну. Но боль думала по-другому. Когда приехали домой, она осторожно легла в кровать. И уснула, едва коснувшись подушки. Пора было подумать о себе и дочке.