Глава 9 «Праздник рождения»

— Наташа, тебя Давид к телефону, — сказал взлохмаченный после сна Саша, — встревоженный какой-то. Наташа с спросонья никак не могла понять, что от неё хотят. Потом наконец то сообразила.

— Алло? Что случилось — спросила она.

— Сонька рожает, орёт как резаная. Дуй к нам, я один не справлюсь — сказал Давид и повесил трубку.

— Сашка, собираемся. Соня рожает, орёт там на весь район — вставая с кровати сказала Наташа.

— Я так понимаю, без нас она не справится? Ты же с ночной сегодня. Спать не будем? — спросил Саша.

— Спать будем, но после того, как родим. Ты Давида знаешь, он не отстанет. Тем более, пить надо с кем-то за родившегося сына. Кто, если не ты?

— Вопрос конечно сейчас риторический, но всё-таки спрошу. А мы будем рожать когда-нибудь? — с прищуром спросил Саша, на ходу натягивая джинсы.

— Обещаю, будем. Вот ординатуру по операционному делу закончим, и будем рожать. Обещаю — с улыбкой ответила Наташа и погладила мужа по небритой щеке. Он притянул её к себе, и крепко прижал.

— Смотри, обещала — сказал Саша и пошёл искать ключи от Москвича, который они купили на прошлой неделе. Возле родного подъезда уже вовсю стояли Мерседесы и Вольво, а чета Павловых решила, что по карману только Москвич. Оранжевый. Вот в него и загрузились впопыхах.

Подъехав к дому Давида, увидели скорую помощь. Через секунду дверь подъезда открылась, и из неё вышли врачи, ведя орущую Соню. Наташа ненавидела этого человека, и сейчас, когда она увидела её, глаза покрылись пеленой. Зачем так было показывать женщине, что ей больно, непонятно. Но не спал уже весь дом. «Как недойная корова, ей богу. Дура, она и в Африке дура» подумала Наташа. Быстро выйдя из машины, они рванули к квартире, где Давид впопыхах собирал сумку для роженицы.

— Она же всё приготовила давно, чего собираешь? — спросила Наташа.

— Эта дура решила, что не то взяла, и распотрошила сумку. Давай, помоги мне собрать её. Скорая долго ждать не будет — попросил Давид. Они втроём быстро нашли необходимое, и бегом пробежав подъездные пролёты, рванули к скорой. Загрузив вещи и Давида в медицинскую машину, они поехали следом за ней.

Дальше были сложности. Несмотря на то, что Давида все знали, и мы приехали в родную больничку, в составе которой был роддом, его в род зал не пустили. И им всем абсолютно всё равно, что он сын министра. «Нет — и всё. Не положено» — сказал врач, и закрыл перед носом будущего папаши дверь. Раздув свои широкие ноздри, Давид, молчком вытерпев ситуацию, сел на заднее сиденье Москвича, и закурил.

— В Америке рожают детей вместе. И тут же берут малыша на руки, и одевают его, и с ним остаются. Папа и мама вместе переживают чудо рождения. Наша страна к этому никогда не придёт. Теперь сиди, и бойся — сказал Давид и закурил вторую сигарету.

— Америка свободная страна. А мы, связанные одной цепью, скованные одной целью…- пропел Саша популярную песню.

— Давид, зачем нужно присутствовать при родах мужу? И почему ты каждые пять минут вставляешь Америку в разговор? Я не понимаю — спросила Наташа.

— Ребята, я подал документы на пмж туда. Месяц назад. Нас будут долго рассматривать, но шансы есть — сказал Давид. В машине «встала» мёртвая тишина. Наташа глубоко вздохнула, чтобы не расплакаться. «Спокойно, это ещё пока не приговор. Им могут отказать, он может передумать» — успокаивала себя Наташа.

Прождав в машине шесть часов, они наконец то услышали скрип открывающейся двери в роддоме. Старенькая акушерка вышла на крыльцо, и улыбаясь, сообщила молодому папаше о счастье.

— Три килограмма, шестьсот грамм. Пятьдесят шесть сантиметров. Мальчик. Поздравляю вас, здоровенький — сказала она, и ушла в роддом, плотно закрыв дверь на замок. Началось ликование. Давид смеялся и плакал одновременно. Обнимал Сашу и Наташу, и заодно весь мир. Рванули сначала к Олегу Ефимовичу домой, чтобы поздравить новоиспечённого деда и бабулю с рождением внука. Наплакались там, а потом собрав весь бар, который был у министра в наличии, прихватив всё, что плохо лежало в холодильнике, рванули на квартиру Давида, чтобы начать отмечать.

Наташа нарезала колбасу, чистила овощи, мыла квартиру, стирала белье. То, что творилось в жилище у Давида, оставляла желать лучшего. Грязь была абсолютно везде. Смотреть было на это страшно. Как можно было так запустить жилище, было непонятно. Наташа понимала, что в ней говорит ненависть, а главное — ревность, но поделать с собой ничего не могла. Через несколько дней в эту квартиру принесут младенца, и он должен содержаться в чистоте. Поэтому накрыв стол, она с остервенением начала отмывать квартиру. Когда она закончила, мужики на кухне уже были прилично пьяны. Наташа устала присела на краешек стула, и Саша налил ей рюмочку коньяка.

— Давай родная, выпей немного за сына Давида. Ты вымыла всю квартиру, и как никто достойно отдохнуть сказал он. Наташа подняла руку с рюмкой, и сказала толст: «За будущее поколение медицинского клана. Пусть он растет здоровенький, и такой же умненький, как папа. И пусть в его жизни будет только хорошее». С этими словами, она опрокинула в себя рюмку, и закусила колбаской. В дверь позвонили, и Наташа пошла открывать. На пороге стоял Олег Ефимович и Марина Семеновна. Подсуетившись, она с помощью мужиков раздвинула стол, и принялась готовить праздничный обед. В дверь снова позвонили. Приехали Наташины родители, которые узнали эту радостную новость от Саши, который умудрился им позвонить. Дальше, количество звонков в дверь увеличивалось со скоростью геометрической прогрессии. Друзья, родня. И соседи по дому. Наташа вздохнула, и поняв, что сегодня явно никто не хочет хозяйничать, начала обслуживать гостей.

Стол еще раз раздвинули и перенесли его в зал. Наташа четыре раза бегала в магазин. Вечеринка удалась. Когда Наташа проводила последнего гостя, Саша крепко спал на диване, а Давид курил на кухне.

— Наконец то все напились, да? — спросила Наташа.

— Да, я думал, что они никогда не уйдут. Мне завтра на работу, и хочу прилечь. Спасибо тебе за чистоту и порядок. И за то, что ты лучшая хозяйка в мире, в отличии от моей жены — сказал Давид.

— Жениться нужно было на мне, а не на ней. И тогда вопросов бы не возникало. Ни с квартирой, ни с едой — с обидой в голосе сказала Наташа.

— Ух ты, вот это речь выдвинула, любо дорого послушать. Как-то раньше ты мне таких претензий не предъявляла.

— Раньше мы с тобой не были близки.

— А, понятно. Теперь ещё и шантаж будет?

— Ты дурак что ли? — спросила Наташа и вопросительно посмотрела на Давида. Тот как-то сразу сник, и подойдя к ней, крепко прижал к себе.

— Прости меня, я плохое сказал. Пошли выпьем, ты устало выглядишь.

Наташа присела за стол, аккуратно накрыв Сашу олимпийкой, которая лежала рядом. Взяла рюмку и молча выпила. Потом посмотрела на Давида и наконец то решилась поговорить с ним о том, что беспокоило её больше всего.

— Давид, ты сказал, что подал документы в посольство в Америку. Ты это действительно сделал?

— Да Наташа, я действительно это сделал,

— А твоя жена и отец с матерью согласились с тобой в принятии такого решения?

— Да, у них не было выбора. Соня вообще не в счёт, она своего мнения здесь не имеет. А отец и мать могут только посоветовать, но решать всё равно мне. Я всё решил и за себя, и за своих близких. Моё мнение об этом непоколебимо. Я уеду, Наташа. Хочет общество, или нет, я всё равно покину страну. Она мне дала многое, я ей очень благодарен, но в Америке мне будет лучше. Хочу свободы, а не дешёвого хозяйственного мыла в операционной. Хочу оперировать, и получать за это деньги. Такие большие, что смогу купить себе огромный дом, и каждые полгода ездить со своими к океану. Это не мечта, это реальность. И это случится со мной, чего бы мне этого не стоило. А то, что меня здесь вычеркнут, я знаю.

— Расскажи тогда, как это происходит.

— Подаешь документы в американское посольство, и просишь гражданства. Они тебя проверяют вдоль и поперёк, потом если скажут добро, будешь учить их конституцию наизусть, и гимн тоже. Нужно знать хорошо английский язык, и свободно общаться на нём. И в общем-то всё.

Наташа, чтобы заглушить боль, налила себе гранёный стакан коньяка, и молча влила его в себя, даже не моргнув.

— Ничего себе, вот ты даёшь, подруга. А меня подождать? — спросил Давид и налив, выпив и закусив, продолжил диалог:

— Что дальше, Давид. Вот ты попал в Америку, как планируешь продолжить свою жизнь там? — спросила Наташа, слегка заплетающимся языком.

— Очень сложно, Наташа, очень. Во-первых, никто там меня не ждёт. Эта страна даст мне некое пособие по безработице, поселив в русском квартале. Потом подаю документы в медицинский университет, чтобы подтвердить свой диплом врача. Переучиваюсь по новой, и поработаю пока медбратом. А потом всё. Вперёд к Американской мечте.

— Понимаешь, что это билет в один конец?

— Понимаю Наташа, но это моя жизнь. И я хочу её прожить так, как считаю нужным. И указывать мне, что делать, и как её прожить, мне никто не должен. Ты же меня знаешь, я жесток в этом плане.

— Знаю.

— Смотреть на то, что моя Родина захлёбывается в дерьме, которое сама же и создала, я не буду. Мне нет нужды тебе говорить, что мы с тобой нищие. Высшее медицинское образование здесь, не даёт тебе право быть на одну голову выше, чем другие люди. А Америка такие возможности даёт. Именно она считает, что врач — это элита профессий. Здесь же элита умирает от голода, и берёт взятки, чтобы прокормить свою семью. А что такое взятка, ты уже тоже знаешь. Мы её берём, чтобы подвинуть бесплатную очередь дальше, к двери, а взяточника прооперировать без очереди, потому что он «оттопырил» карман в твою пользу.

— В твоей любимой Америке такого нет?

— Нет, Наташа. Там такого нет. У них разные больницы, разные условия труда, но там равноправие среди сословий. Если ты нищий — иди к бесплатной медицине, и она примет. Если ты середнячок — иди в средненькую, там повкусней в обед накормят. А если ты имеешь доллары в кармане, тебя ждёт тёплый приём, и наивысшее внимание как со стороны медицинской сестры, так и со стороны главного врача. Все одинаково тебя полюбят.

— Тебя за доллары и здесь полюбят, зачем туда ехать, чтобы это понять?

— Здесь я их зарабатывать не умею, доллары эти. Не получается у меня, потому что я из поколения советских врачей. Воспитан комсомольцем и комсомолкой. Как и ты, впрочем. Для нас самое главное, это не навредить, и всеми силами вылечить. Или хотя бы поддержать. Советской закалки медицина. Ох как я её хлебнул, пока папа меня жить учил. И врачевать. Знаешь, что такое советская медицина?

— Откуда, нет конечно. Я воспитана консервным заводом.

— Да, прости. Сам не понял, что спросил. Ну тогда слушай. Советская медицина представляет собой некий вакуум добра и профилактики. Каждый врач, зная свою профессию наизусть, имел возможность работать с пациентом долго, очень долго. Когда врач обнаруживал заболевание, он не отставал от пациента ни на одну минуту, пока тот либо не выздоровеет, либо не получит ремиссию. Ходили по домам, делали профилактику, заботились о своём участке. И всё это делалось на добровольном начале. Никто не заставлял участкового терапевта зайти к Ивановой, 84 года и спросить у неё, а как собственно она себя чувствует. И если чувствует хорошо, то он давал путёвку в санаторий. А если плохо, отправлял на госпитализацию. Но он часто приходил. И каждый человек в доме знал, что если вовремя мочу не сдашь, потому что у тебя хронический пиелонефрит в стадии ремиссии и тебе её каждые полгода всенепременно нужно сдавать, то к тебе в гости придёт медицинская сестра участковая, и сделает по попе «А-та-та». И все сдавали, и знали, что они под наблюдением. А сейчас что? Кошмар, Наташа, и я не хочу в этом кошмаре участвовать. Больше медицины здесь нет. И уже в ближайшие сорок лет не будет. Нищая зарплата, нищая жизнь, драные простыни, жёлтые от дерьма операционные пелёнки. Не хватка медицинского инвентаря, лекарств, и самих в общем то врачей. Все студенты, которые ещё вчера очень хотели изменить мир, теперь хотят изменить свой кошелёк в свою пользу. Аптеки как на дрожжах растут, если ты заметила. И там вчерашние студенты стоят, торгуют. Потому что невозможно прожить на семьсот рублей в месяц. Никак невозможно. Прости, Наташа, ты я вижу устала меня слушать. Давай, буди Санька, пора спать ложиться.

Перетащив Сашу на соседний диван, и уложив Давида, она устроилась на ночлег в супружеской спальне, в соседней комнате. Было очень неприятно чувствовать чужую жизнь на своей собственной шкуре, осознавая, что имеешь чёрное пятно в репутации, по причине любовной связи с чужим мужем, но деваться всё равно некуда, нужно как-то перекантоваться до утра, пока муж не проспится. Перед тем, как закрыть глаза, и погрузиться в сон, она горько вздохнула. Давид уезжает навсегда. Переубедить его не имеет никакого смысла. Беда.

Загрузка...