1.
Как только съехали с дороги, дышать сразу стало легче. Вот легче, и всё. Давид без конца останавливал машину, чтобы покурить. Соня ругалась, и в салоне он себе это позволить сделать не мог. Её круглый как шарик живот, постоянно, как будто, демонстрировал разные степени её не довольствия: «Не кури, не ругайся, следи за дорогой» без конца повторяла она. Надоела до чёртиков, но все мужественно терпели. Беременная, куда деваться. Сашка с ними не поехал, потому что ремонт в хирургическом корпусе делал со своей бригадой, но обещал подтянуться к выходным, вместе с родителями Наташи Короче, она взяла с собой бабушку. С ней весело, и варенье вкусное наварит. Обещала.
Когда появился первый домик в сосновом бору, все радостно загалдели. Даже Соня перестала ворчать. Наконец то, скоро приедем. Через десять минут так и случилось, машина остановилась возле синего забора, и Давид вышел из машины, чтобы открыть ворота. Возле калитки их уже ждала Марина Семёновна. Обнявшись, они вытащили из багажника чемоданы, и разной степени наполненности пакеты и сумки. Наташа приехала на три недели, и поэтому с собой взяла ворох одежды, а у Сони уже был припасён «тревожный» чемоданчик, на случай ранних родов. Хотя была всего на седьмом месяце. А у бабушки…Маленькая котомка, и старинный ридикюль, вот и вся ноша.
Наташа, вместе с бабушкой вошла в свою комнату в доме. Она часто бывала в гостях у семьи Давида. Ей знакомо было здесь абсолютно всё. Кустик смородины, старая тумбочка, книжная полка с неизменной медицинской литературой, и конечно старым котом Тишкой, который мелодично заурчал, вытягивая спину после сна, который мы нарушили своим приходом. Она схватила кота, зарылась носом в его серую пушистую шёрстку и ей стало бесконечно хорошо, как дома. Закончились бесконечные экзамены и «доказательства» своей работоспособности на поприще медицины. Теперь можно расслабиться, и отдохнуть. Бабушка улыбалась, и по стариковской привычке сразу подошла к кровати, поправить покрывало. Потом прилегла на кровать, устало закрыв глаза. Дорога ей не пошла в пользу. Наташа мешать не стала, выскочила за дверь. Нужно помочь Марине Семёновне, она это помнила.
Свободная и счастливая, она со знанием дела взялась за самое сложное. Пироги. Завтра вечер, который будет заполнен гостями, и на юбилей приедет много народа. А значит, угощений должно быть очень много. Пироги всегда были её коронным блюдом, поэтому она точно знала, что их не стыдно будет подавать гостям. Поставив опару, она выскочила в погреб, чтобы набрать картошки и лука. Там и застала Давида. Он сидел на бочке с маринованными огурцами, и курил. Обернувшись на шум, улыбнулся.
— Прям с дороги рванула готовить? — спросил он.
— А чего, сидеть и смотреть как твоя мама вся в запаре по кухне мечется? Я помогу конечно. Ты то чего здесь сидишь? В саду не курится? Или мамка боишься заругает? Так ты сам папкой скоро будешь, пора не бояться — ответила Наташа.
— Смешная такая. Никого я не боюсь. Здесь прохладно, и тихо, а это сейчас для меня главное. Я думаю много, мне тишина нужна. А ты бегаешь всё, красотка, и мне мешаешь.
— Слезь с огурцов, я наберу и убегу. Винегрет заодно на вечер сварганю. Нас много, винегрет в такую жару на «ура» зайдёт. И думать тебе больше мешать не буду. Вставай давай — сказала Наташа, и схватив его за руку, слегка потянула на себя, чтобы поднять его с бочки. Давид улыбался, и смотрел на её «дохленькие» попытки заставить его встать с бочки. Когда ему надоело, что его рука всё время дёргается, он просто перехватил ладонь Наташи, и прижал её к себе. Другой рукой приподнял ей подбородок, и поцеловал её в губы. Наташа тут же забыла, что ей было нужно в этом подвале, в этом городе, в этой стране, и в этом мире… Давид был её вселенной. И она, преданно заглядывая ему в глаза, бесстыдно сняла бретельки с лёгкого летнего сарафана, позволив ткани соскользнуть с её оголившихся грудей. Давид смотрел на неё горящими глазами, и его ладони нежно гладили её тело. Такие сладкие минуты блаженства, которые оба так ждали, пробежали очень быстро. Давид последний раз поцеловал её в ложбинку между грудями, и повернув спиной к себе, тихонько сказал:
— Нет, Наташа. Нельзя пачкаться в подвале. Не здесь, и не сейчас. Если это судьба, то пусть это случится красиво. Я не хочу тебя «брать» в доме, где в моей спальне отдыхает моя беременная жена, а моя мама ждёт тебя на кухне.
— Обещай мне, что это случится. Хоть когда-нибудь.
— Обещаю. Даже клянусь. А сейчас одевайся, а то я не выдержу.
Наташа одела бретельки платья, и схватив тазик, быстро набрала огурцов. Потом вместе набрали картошки и лука. Последний раз прижались к друг другу, и выскочили из погреба.
Дальше началась целая круговерть. Пироги, винегрет, салаты и жаркое. Наташа легла спать в четыре утра, не чуя под собой ног. Перед тем как заснуть, она мечтательно потянулась, вспоминая ласки Давида, и мысленно пожелала ему спокойной ночи.
2.
— Папа, это всего лишь моё видение своего следующего самостоятельного шага, не более того, — говорил Давид, сидя за праздничным столом. Гости уже уехали, и за столом остались только «дачные», — Мне сложно работать и жить в этой стране. Я не первый раз тебе говорю о своих планах. Не нужно нагнетать обстановку, я всего лишь предполагаю, что там, моей семье будет лучше.
— Давид, зачем сейчас этот разговор, за столом? — встревоженно верещала Марина Семёновна, — давай мы это обсудим позже.
— А что, среди нас есть люди, которые не знают о моих планах? — спросил Давид.
— Мы не знала об этом — сказала Наташа, и взяла за руку сидящего рядом Сашу. Тот ответил на рукопожатие, и улыбнулся.
— Ну тогда, друзья мои, я вас оповещаю о том, что хочу сменить место жительства.Планирую уехать на ПМЖ в соединенные штаты Америки.
За столом встала тишина настолько густая, что можно было резать ее ножом. Наташа была настолько обескуражена этой новостью, что не могла произнести ни слова. «Всякое можно было предположить, и никто не обещал ей вечной любви и преданность. Но поделиться такой информацией он был обязан. Невозможно держать в себе такое решение, а значит получается, что, ей не доверяли. А это обидно» думала Наташа.
— Что же получается сынок, мы с матерью тебе чем — то не угодили? Страну, которая переживает такую страшную ситуацию, нужно бросить, а бывший «загнивающий капитализм» принять как родину? И потом. С чего ты решил, что там твоей семье будет лучше? Чужой язык, диплом врача, который там не котируется, другой климат, и огромное количество проблем, которые нарисуются сразу, как только ты переступишь порог границы, по — твоему все — таки гораздо лучше, чем забота о тебе и твоих близких, в комфортных условиях, рядом с родителями? — спросил Олег Ефимович, переходя на повышенный тон.
— Папа, ты как всегда все сильно «утрируешь». Я всего лишь хотел вам сказать, что думаю об этом. Я не еду туда сломя башку завтра. Я просто думаю об этом. А язык мне не чужой. Я знаю английский, и Соня его тоже знает. Уехать к океану, хорошо зарабатывать, жить в свободной стране, по-твоему это плохо? Сколько коллег твоих уже уехало в Америку, папа? Кто-то пишет тебе, что ему плохо там? Не пишут, потому что там хорошо.
— Хорошо там, где нас нет. Или ты не знаешь эту русскую поговорку, сынок? Наверняка знаешь. А подводных камней везде огромные количества, и невозможно понять, где ты споткнешься.
— А, что, лучше жить и дальше под твоим авторитетом? Быть сынком министра здравоохранения города, считаешь легкой ношей? Я всю свою не такую уж и большую жизнь посвятил тому, что доказывал себе, что тоже что- то значу. И сколько бы мы не разворачивали здесь баталии, ты не сможешь меня переубедить в обратном.
С этими словами, Давид отодвинул стул, и в «сердцах» вышел из-за стола. Соня молча посмотрела на него, даже не привстав. Только живот свой поглаживала, и продолжала жрать колбасу. Туман ненависти к ней застилал глаза Наташи. Она не имела право вскочить вслед за ним, хотя очень хотела. Рядом был её муж, и выдавать себя было нельзя. Но как же она хотела побежать. Помог Олег Ефимович:
— Найди его, Наташа, попробуй разубедить. Ты единственный человек, который может это сделать. Нас он давно не слушает.
Она посмотрела на мужа. Саша кивком головы разрешил ей уйти.
— Сашка, давай накатим по беленькой, а? Кисля эта надоела до смерти — услышала она голос Олега Ефимовича, уже убегая в темноту сада.
— С удовольствием, с превеликим — прозвучал голос Саши уже где-то вдали.
Она бежала со всех ног по саду. Вот он, стоит возле бани, курит. Темно было, хоть «глаз коли».
— Чего бежишь, как оголтелая? Куда я денусь — ворчал Давид, прижимая её голову к своей груди.
— Ты знаешь кто? — спросила Наташа, запуская свои пальцы в его густую шевелюру, — ты эгоист чёртов. Нельзя так маму в праздник её беспокоить. Она плачет сидит. Ты единственный сын в семье, а ты про Америку за столом. И кстати, почему ты мне ничего не говорил? Не доверяешь?
— Больше жизни доверяю, — сказал Давид и начал её целовать, придвигая Наташу к двери бани, — просто знаю тебя. Ты бы отговаривала, потому что продолжаешь быть пионеркой. А я хочу…
— Чего ты хочешь — сквозь пелену страсти прошептала Наташа.
— Тебя, дуру, хочу безумно — ответил Давид и легонько толкнул её в приоткрытую дверь.
Она споткнулась и упала на пол, а Давид не дал возможности ей подняться. Навалился всем своим телом, «вмяв» её в пол, и прижав своими бёдрами, не дав возможности шевелиться. Она и не хотела ничего другого, как только чувствовать его на себе. Когда Давид уже вовсю целовал Наташе живот, они услышали приглушённые голоса Саши и Олега Ефимовича, которые уже прилично выпившие, о чём-то неспешно спорили.
— Да где нам покоя то взять, а? Подруга моя. Быстренько встаём — смеясь сказал Давид, и как бравый солдат, мгновенно привёл и себя в порядок, и Наташе платье поправил. Сев на лавочки и включив лампочку в предбаннике, оба подготовились. Через минуту мужчины их нашли.
— Вот вы где спрятались, студенты. Айда за стол, мы мангал разожгли. Чего-то поесть охота — сказал Олег Ефимович, и они направились обратно к столу. Саша и Давид жарили шашлыки, а Наташа с мамой, папой и Мариной Семёновной потихоньку лакомились коньяком. Уже прилично «приляпав», потянуло на сон. Выпив по последней под румяный шашлык, начали собираться спать. Вроде бы и вечер бархатный, и стол прекрасен, а на душе было не спокойно. Америка стояла перед всеми каким-то не хорошим «боком», и заставляла задумываться о будущем.