Артём+ Элла= приключения по эпохам.

Глава 1.

Глава 1

Артём читал лекцию стоя на краю кафедры, как цирковой канатоходец — полступни на полу, полступни в воздухе, и зрителям кажется, что ещё миг, и профессор полетит в пропасть. На нём были светло-серые брюки, чёрная водолазка, поверх — мятый синий пиджак с локтями в потертых заплатах. На кедах — мелкая пыль от мела: привычка писать формулы и даты на доске не убивалась даже интерактивными панелями. Волосы — короче, чем у большинства студентов, но растрёпанные, как у человека, которого внезапно выдернули из сна и поставили преподавать историку цивилизаций.

— …что объединяет Клеопатру и TikTok? — бросил он в зал, щёлкнув маркером. — Правильно: управление вниманием. Кто рулит вниманием — тот рулит людьми.

Смех прокатился по аудитории. Он улыбнулся уголком рта — улыбкой человека, который искренне любит свою тему и своих слушателей, но ещё больше любит, когда у людей загораются глаза. На щеке у него обозначилась мелкая ямочка, но сам он об этом не знал и знать не мог — эта ямочка была его невольным союзником уже лет десять.

— Историк, — сказал он негромко, — это не дядька с пыльной книжкой. Историк — айтишник времени. Мы хакнем прошлое — и поймём, почему настоящее пастится или падает.

Слайды сменялись быстро: Рим, Кабуки, Версаль, хроники Смутного времени. Он проводил линию между эпохами так легко, будто писал на воде. И всё было бы идеально, если бы в момент вдохновенного взмаха рукой он не задел локтем стопку распечаток.

Папки поехали по краю кафедры, как лавина: статьи, архивные фотокопии, распечатанные письма. Артём инстинктивно попытался поймать всё разом, вцепился в воздух, перехватил края — и всё равно половина улетела на пол. В зале дружно зааплодировали. Он поклонился, как будто это и был номер программы.

— Пункт первый: сила — в информации, — прокомментировал он, сгребая листы. — Пункт второй: информация любит падать.

Журнал факультета писал о нём как о «молодом профессоре, который разговаривает с прошлым на ты». На самом деле профессорское звание он выцарапал диссертацией, монографией и тремя бессонными годами в архивах, где пыль пахнет не только бумагой, но и одиночеством. Его мозг работал, как серверная ферма: много потоков, высокая температура, иногда гудит. Он казался рассеянным — на деле считал всё: минуты до звонка, настроение зала, где кому скучно, где чьё внимание нужно вернуть шуткой.

Звонок прозвенел, студенты разошлись, и он остался один — выдыхать, доедать холодный кофе и собирать остатки лавины. Когда поставил кружку, телефон коротко вибрировал. На экране — письмо без адресанта. Тема: «Приглашение. Конфиденциально».

Он кликнул.

Артём Борисович,

Он перечитал трижды. «Служебная дверь в торговом центре» — звучало как начало плохого триллера или хорошего приключения. В груди подскочил знакомый азарт: тот самый, из-за которого он однажды ушёл с кафедры на два года в экспедицию, а потом вернулся с новой программой и новым курсом, который мгновенно стал лучшим в расписании.

Артём хмыкнул, подошёл к полке и снял кожаный тубус. Внутри лежала тонкая латунная лупа XIX века, подарок научного руководителя. «Самый важный предмет?» — Он улыбнулся. — «Лупа. Чтобы видеть то, что другие пропускают».

Элла била по лапам тренера с такой точностью и экономией движения, что казалось — звук от удара возникает не от контакта, а чуть раньше, на вдохе. Она не махала — резала воздух. Левый хук, правый прямой, корпус, шаг, клинч — и снова назад, на носках, как кошка. Волосы — чёрные, стрижка короче пикси: «пикси, но дракон», как сказала бы её подруга, если бы у Эллы были подруги. На лице — ни грамма косметики, только спокойствие человека, который взял всё под контроль.

— Ещё десять, — сказал тренер.

После бокса — тир. Она любила мелкие ритуалы: доставать пистолет, отдавать паспорт дежурному, брать наушники, проверять мишень. Стрелять для неё было продолжением дыхания — ровно, без дрожи, с паузой на «и». Сначала серия на пять метров, потом на десять. Чёрные круги пробивались аккуратными кластерами. Инструктор, давно смирившийся с тем, что эта женщина стреляет лучше, чем он в свои лучшие дни, только цокал языком.

— Вы опять? — спросил он, когда она сдала оружие.

Её ремесло последние два года состоят из трёх простых слов: «Личный охранник. Частный». Это значит — чужие жизни, чужие графики, чужие капризы и много ненужного адреналина. Она была сиротой, но не романтической — без скрипок и дождя на стекле. Детдом, секции, стипендия спортивного колледжа, сборная. Потом — частные заказы, когда поняла, что может не только выигрывать турниры, но и зарабатывать своим умением держать удар и держать слово.

В раздевалке телефон коротко пикнул. Письмо без подписи.

Элла Сергеевна,

Она усмехнулась одними глазами. «Закрытая программа» обычно значила два варианта: очень скучно и очень секретно. Скучно она не умеет, секретно — её нормальная температура.

Элла задумалась над предметом. «Самый важный? Руки. Голова. Но их в сумку не положишь». Она открыла металлический шкафчик и достала старую перчатку из тёмной кожи. На внутренней стороне — затёртая надпись маркером: «Держи удар». Её первый тренер написал, когда она уходила из спортшколы. Перчатка не была практичной — слишком много видела, но она была талисманом.

— Поехали, — сказала она своему отражению в зеркале и впервые за день улыбнулась.

К семи вечера город стал похож на гигантский аквариум из огней. Рекламные экраны шевелили разноцветными хвостами, автобусы плавали в потоках, а люди текли в двери торгового центра — греться, покупать, смотреть в витрины, которые обещали другой, лучезарный мир.

У входа в «Галерею Север» пахло корицей и пластиком. Артём пришёл чуть раньше — привычка приходить вовремя у него трансформировалась в приходить на пять минут раньше и притворяться, что это случайность. Он держал тубус и папку, на плече — тканевый рюкзак с ноутбуком. В стекле витрины отразился — высокий, сухощавый, с прямой осанкой и взглядом, в котором читается «я не забыл выключить чайник?» и «как красиво отражается огонь на доспехах средневекового воина».

— Спокойно, — сказал он себе. — Это не секта. Скорее всего.

Он приложил ладонь к турникету, прошёл внутрь и увидел её.

Сначала — движение: как разрезает толпу женщина в чёрной куртке, в узких джинсах и тяжёлых ботинках на толстой подошве, лёгкая, как пружина. Потом — лицо: чёткая линия скул, большие глаза цвета тёмного мёда, взгляд прямой, без тени «простите-пожалуйста». Короткая стрижка сидела на ней как перчатка: подчёркивала шию, открывала уши с маленькими серебряными гвоздиками.

Она тоже его заметила — и на мгновение прикусила губу, оценивая. «Профессор?» — промелькнуло у неё. На нём было всё не то чтобы старомодно — скорее, «мне удобно думать в этой водолазке». Лицо — умное, светлое, нос — упрямый, руки — длинные, нервные. «Красивый, чёрт бы его побрал, и явно не лопух, — подумала она. — Хотя…»

Артём решил сделать шаг навстречу и в тот же момент зацепил папкой край урны. Папка, разумеется, поехала. И, разумеется, рассыпалась, как первый снег: визитки, схемы, наброски, один-единственный билет из старого поезда, который он хранил почему-то в бумажнике. Элла рефлекторно шагнула вперёд, поймала два листа на лету, третий прихлопнула подошвой, четвёртый ловко выхватила из-под коляски.

— Выступление «Человек-катастрофа», — сказала она, подавая добычу. — Начинается без двадцати восемь.

— Это была демонстрация уязвимости, — невозмутимо ответил он, принимая листы. — Чтобы в диалоге не было асимметрии.

Она фыркнула. На секунду их пальцы соприкоснулись — коротко, сухо, как искра. Они одновременно отдёрнули руки. Он подумал: «Опасная. Прекрасная. И опасная». Она подумала: «Чрезмерно симпатичный. И слишком хороший, чтобы не быть слегка неуклюжим».

— Вы тоже получили письмо? — спросил он.

— Если что — у меня лупа, — сказал он серьёзно. — И чувство юмора.

— Если что — у меня кулак, — так же серьёзно ответила она. — И чувство юмора.

Они спустились на уровень -2. Здесь воздух пах уже не корицей, а бетонной прохладой и пылью склада. Люди исчезли. Остались только серые стены, узкие коридоры и шёпот вентиляции.

Лестница С оказалась в дальнем углу, за дверью со смазанной ручкой. Под ней — ещё один пролёт вниз, на уровень, которого не было на табличках. На стене — ряд пустых крючков, как в старых подвалах библиотек, где вешали плащи, и маленькая латунная табличка без слов, только с выгравированным знаком: круг, пересечённый пером и мечом.

— Милое лого, — пробормотала Элла. — «Пиши и режь».

— Или «режь и пиши», — уточнил Артём. — Порядок операций уточним на месте.

Служебная дверь 12 стояла в конце узкого коридора. Она не была внушительной — никакой бронеплиты, никакого сканера сетчатки. Обычная, слегка поцарапанная, с круглой ручкой. Но от неё веяло тем напряжением, которое возникает там, где толщину стены измеряют веками, а не сантиметрами.

— Готовы? — спросил он.

— Я всегда, — ответила она. — Но если там окажется мебельный склад, я обижусь.

Он взялся за ручку. На мгновение их взгляды снова встретились, и они оба — каждый по-своему — признали: мир сейчас щёлкнет, как затвор камеры. И начнётся другой кадр.

Дверь отворилась бесшумно. Изнутри пахнуло прохладой, как из старого каменного зала. На пороге их встречал мягкий свет — не яркий и не тусклый, тот самый, который бывает в читальных залах, где книги шепчут вместо людей.

— Проходите, — сказал голос откуда-то из глубины. Голос, которому доверяешь по умолчанию — как библиотекарю, который за секунд десять находит нужную полку в чужом лабиринте.

Артём шагнул первым. Элла — рядом, на полшага позади. Она скользнула взглядом по его профилю и едва заметно усмехнулась: «Ну хоть шнурки завязаны».

Он уловил движение и в ответ состроил гримасу: «Я правда не всегда роняю бумаги».

Их маленькая, почти домашняя перепалка растворилась в пространстве, которое распахнулось перед ними: высокий зал с деревянными стеллажами до потолка, запах бумаги, пыли и чего-то нежного, как полынь. Где-то далеко щёлкнули часы, и этот щелчок прозвучал, будто тиканье сердца огромной, живой конструкции.

— Добрый вечер, — сказал тот же голос. — Поздравляю: Библиотека сделала редкий выбор. Вас — двоих — вместе.

Элла на секунду задержала дыхание. «Вместе? Ну-ну». Артём улыбнулся той своей ямочкой на щеке и подумал: «История любит контрасты. Похоже, ей понравится наш дуэт».

За их спинами дверь мягко закрылась. Впереди ждали полки, тени и — как он почувствовал почти физически — приключения, которым будет тесно в одной эпохе. Но пока что они оба просто шагнули на свет — каждый со своим талисманом, своим характером и своей смешной, человеческой хрупкостью, которая отчего-то делает сильнее.