Бессердечный ублюдок

16

Арло

Утром я получил сообщение от Дмитрия.

«Мясник и сын. Полночь.»

Какая-то часть меня не собиралась идти. Я ничем не был обязан этому ублюдку. Я не работал ни на него, ни на его отца, и все же мрачное любопытство наполняло меня вопросом, зачем старшему Леонида понадобилось говорить со мной. И если мы делали это на старой скотобойне, то было ясно, что ему не нужен свидетель. Он не хотел, чтобы Пахан узнал.

Я подогнал машину к задней части старого здания и заглушил двигатель. Я взял два пистолета, глок и беретту, и засунул один в пояс брюк, а другой — спереди. Я поправил куртку и вылез наружу, уже пристегивая к телу три ножа, спрятанные, но легкодоступные.

Я не доверял ни одному из этих ублюдков.

Едва переступив порог склада, я почувствовал на себе пристальный взгляд и обнаружил Дмитрия, прислонившегося к одной из ржавых стен по бокам. Тени обнимали его, как старого друга, приветствуя его возвращение в битву.

Вокруг него вились клубы дыма, конец сигареты загорелся в темноте, вспыхнув ярким оранжевым светом, когда он сделал затяжку. Он выдохнул, и эти нити превратились в густое облако перед его лицом, а затем рассеялись.

Хотя было видно только Дмитрия, я знал, что его брат находится рядом. Они никогда не находились далеко друг от друга. Несмотря на разницу в возрасте всего в год, они вели себя скорее как близнецы, чем как родные братья, зная, что думает другой, что чувствует другой, как отреагирует. Это было чертовски жутко.

— Твой брат может в любой момент вылезти из той темной дыры, в которой он сейчас находится, — я говорил негромко, зная, что Николай услышит. Я направился к Дмитрию, следя за любыми едва заметными изменениями в его позе и прислушиваясь к окружающим звукам, чтобы определить, где находится его брат.

Братья Петровы были молоды, им было около двадцати, но я знал, что они пережили многое из того, что творилось в преступном мире, как и я. Это ожесточило их, лишило нормального сочувствия и человеческих чувств к окружающим. Это вытравило из них тот свет, который мог бы в них прорасти, до такой степени, что у них не было ни малейшего шанса когда-либо его постичь.

Так было и со мной, так я себя чувствовал. Я всегда предполагал, что умру в темной дыре, где навсегда останусь один, и грязь укроет меня, чтобы никогда не было шанса выползти из нее.

Я вспомнил Лину в своей квартире. Мой свет. Она сделала этот свет достижимым, досягаемым. Реальным. И поэтому я сделал бы все — все, что мог, — чтобы мой мир не коснулся ее.

Где-то совсем рядом послышался негромкий смех Николая, эхом отразившийся от ржавых, обветшалых стен, но я не сводил глаз с Дмитрия. Когда я оказался в нескольких шагах от него, то увидел, как он снова вдыхает дым, который кружит вокруг него, затуманивая его лицо. Однако его глаза светились, когда он смотрел на меня.

Он прислонился к стене, скрестив одну ногу с другой, а одну руку засунул в карман брюк. Он стряхнул пепел с сигареты, сделал еще одну затяжку, затем отбросил ее в сторону, оттолкнулся от стены и встал передо мной. Его губы обнажили зубы, ровные, белые и сверкающие в темноте.

— Мой отец без умолку рассказывает о той сцене, которую ты устроил на днях. — Он позволил этим словам повиснуть в воздухе между нами. И я тоже… — Клянусь, у него из-за этого постоянный долбаный стояк. Давненько я не видел его таким возбужденным.

Не сомневаюсь, Леонид одержим тем фактом, что я проявил столько эмоций, особенно по отношению к женщине. Именно поэтому она была в моем пентхаусе, потому что я знал, что этот ублюдок не сдастся, пока не найдет способ забрать ее, использовать ее, чтобы я сделал то, что он хочет. А это означало присоединиться к его армии в Братве и стать еще одним солдатом, еще одной его пешкой.

Он был достаточно изворотлив, чтобы причинить ей боль, заставив меня подчиниться. А я хотел ее слишком сильно, чтобы сделать все, что угодно, лишь бы она была в безопасности.

Я услышал позади себя шаги. Это был Николай. Он представлял для меня даже меньшую угрозу, чем его брат и отец, но только потому, что я был более опытным, более смертоносным и опасным. Я видел его в периферии, как он обошел меня и встал рядом с Дмитрием.

— Я не знаю, обижаться мне или повышать свой уровень игры из-за того, что ты даже не вздрогнул в моем присутствии, — сказал Николай, и я бросил взгляд в его сторону.

— Наверное, можно предположить и то, и другое.

Николай усмехнулся мне, но промолчал.

Оба Петрова были здоровенными мудаками, такими же высокими и мускулистыми, как я. С одинаковыми темными волосами и глазами они больше подходили для того, чтобы красоваться в модном журнале или сниматься на большом экране, чем скользить в темноте, убивая и калеча во имя русской мафии.

Если их отец был оружием, то они — пулями.

— Твоему отцу нужно найти себе хобби, если моя жизнь так его поглощает, — я обратился к Дмитрию, имея в виду то, что он сказал о Леониде. Я обернулся к Дмитрию и увидел, что в его глазах что-то мелькнуло, какой-то жесткий расчет. Но оно исчезло, как только я его успел увидеть, смытое акульей ухмылкой.

Потянулись долгие минуты молчания, и мое терпение истощалось, а раздражение росло. Я хотел вернуться к Лине. Хотел снова почувствовать мягкость ее щек. Хотел почувствовать, как она откликается на мои прикосновения. А эти маленькие ублюдки отнимали у меня время.

— Тебе нужно покончить с этим к чертовой матери и перестать тратить мое время впустую, — мой голос стал тверже, челюсть сжалась. Пальцы дернулись, чтобы схватить пистолет и нацелить его в голову Дмитрия, нажать на курок, пустив пулю в его череп, просто чтобы послать сообщение Леониду. Я всегда был нетерпеливым ублюдком.

— Я хотел бы предложить тебе работу.

Я без колебаний ответил сразу:

— У меня уже есть работа в «Руине». — Я видел, как Дмитрий скривил губы в усмешке, но мне было все равно, что этому ублюдку не понравился мой ответ. — А даже если бы и нет, я бы не согласился на работу у того, у кого на яйцах нет волос.

Это был слабый удар, но я был взволнован ситуацией с Линой и тем, что эти мудаки отрывают меня от нее.

Дмитрий рассмеялся, глубоко и сдержанно.

— Блять, Арло, будь ты кем-то другим, я бы уже пустил тебе пулю между глаз за такие оскорбления.

Я скривил губы.

— Можешь попробовать.

Дмитрий был моложе меня всего на десяток лет и далеко не ребенок, но за годы жизни в этом гребаном преступном мире я видел больше, чем он, возможно, когда-либо в своей жизни, даже будучи сыном Пахана.

— Прощу прощения за неуважение. — Он поднял один палец. — Но только на этот раз, Арло.

Я крепко сжал пальцы в ладони и обнажил зубы.

— Неужели? — Я сделал шаг вперед и увидел, как напрягся Николай. Но Дмитрий поднял руку, останавливая все, что собирался сделать его брат.

— Думаю, мы начинаем не в том ключе. — Дмитрий наклонил голову в сторону, словно пытаясь изучить меня, пытаясь понять меня. Удачи, блядь. — Я думаю, это тебе понравится, Арло, удовлетворит твою злую, запятнанную смолой, поганую душу.

Николай слегка усмехнулся в ответ.

И тут воздух изменился, наполнился чем-то тошнотворным и порочным. Атмосфера больше не была легкомысленной, не была мягким смехом безумного человека с фальшивыми улыбками и извращенным разумом. Это была внезапная серьезность, накрывающая с головой, и крепкое присутствие, словно четвертое тело в комнате.

— Мы хотим, чтобы ты убил нашего отца. — Дмитрий произнес это так буднично, что я даже опешил: его слова были настолько окончательными, что у меня не осталось сомнений, что он имел в виду каждое из них. — Я знаю, что еще до того, как ты это скажешь или даже подумаешь, то задашься вопросом, не подстроено ли это. — Он протянул руки ладонями вверх. — Мы с братом протягиваем тебе оливковую ветвь. Даем шанс устранить угрозу, направленную на твою женщину, без всяких условий, без последствий от Братвы. Никакого возмездия.

Я смотрел на них обоих, оценивая язык их тела и проверяя, не подают ли они каких-либо признаков. Испарина, движение глаз, подергивание тела. Но они оба были спокойны и собраны, дышали легко, сосредоточившись на мне.

Ебать меня в рот. Они были абсолютно серьезны.

Я знал, что они не испытывают настоящей любви к человеку, который их породил, слышал множество историй об их воспитании и обо всех тех злобных выходках, которые Леонид делал, чтобы «закалить» своих сыновей. Если с дочерью он обращался как с принцессой, маленькой птичкой в позолоченной клетке, то сыновьям досталось по полной программе.

Я засмеялся, но в этом не было юмора.

— Вы, маленькие засранцы, думаете, что сможете справиться с Леонидом в одиночку? — я приподнял бровь, глядя на них обоих. — Надо отдать вам обоим должное: у вас есть стальные яйца, раз вы сговорились одолеть одного из сильнейших Паханов Братвы.

— Он стал неорганизованным, его месть Коза Ностре стала изменчивой. Он совершает слишком много ошибок и все портит. В итоге он принесет много пламени и смерти на нашу организацию и разрушит многие связи, которые у нас есть, — выступил Николай, и я был удивлен его продуманным ответом. Он действительно звучал здраво и не был похож на буйного сумасшедшего.

Я всегда слышал, что Николай был скорее тусовщиком в трио Петровых, более склонным к тому, чтобы наплевать на то, что пойдет по стопам отца. Ответственность больше ложилась на Дмитрия по очевидным причинам «старшего сына».

— Не уверен, что это моя проблема, — ответил я, чувствуя потребность пойти к Лине еще сильнее, чем раньше.

Дмитрий жестко улыбнулся.

— Это твоя проблема, потому что у моего отца есть планы на твою женщину.

Все мое тело напряглось, хотя я уже знал, что Леонид не оставит это без внимания. Я видел возбужденный блеск в его глазах, когда забирал Лину из его бара.

— Мне не нужно, чтобы ты или твой брат вмешивались.

Николай фыркнул и откинулся на стену, скрестив руки на груди и оскалившись.

— Он как собака с костью мечется по поводу твоего вступления в ряды, — он покачал головой. — Не понимаю его одержимости тобой, но он высоко ценит тебя и будет использовать любые средства, чтобы привлечь.

— И он планирует использовать ее в качестве залога, чтобы принудить меня. — Я не стал задавать этот вопрос, потому что знал, что Леонид видит именно такой исход. Я знал, как работает мозг этого ублюдка. Дмитрий молчал так долго, что это стало ощущаться как зуд под кожей.

— Кажется, ты не понимаешь, насколько мой отец одержим этой женщиной. Поскольку он знает, что ты хочешь ее, поскольку не можешь себя контролировать, он не остановится, пока не заставит тебя понять его образ мышления. — Я увидел, как у Дмитрия дрогнул мускул на челюсти, как будто один только разговор о том, каким ебанутым был его отец, привел его в ярость. — Он хочет сделать ее своей, Арло. Это гребаная правда. — Дмитрий сделал еще один шаг вперед, и все мое тело напряглось. В готовности. Я уже ходил по острию бритвы и пытался контролировать себя, услышав новость — гребаную угрозу — о том, чего Леонид хочет от Лины.

Я резко переместил руку на спину, чтобы удобнее было достать пистолет.

— Понимаешь, что я имею в виду, Арло? Ты понимаешь, что мой отец делает с женщинами?

Я стиснул зубы. Я знал.

— Он дикарь по отношению к слабому полу. Чертовски прискорбно.

Я был удивлен, услышав яд в голосе Николая, когда тот говорил о своем отце. Хотя они, возможно, и не заботились об этом человеке в смысле отца и сына, я всегда полагал, что они испытывали к нему какое-то уважение. Было совершенно очевидно — это не так.

— Он уничтожит ее, Арло, и я не имею в виду конец ее жизни самым гуманным и безболезненным способом. Он будет уничтожать ее психически и эмоционально, пока она не превратится в тесто, которое он сможет сформировать по своему усмотрению. И когда он станет единственным, за что она сможет ухватиться, когда ты окажешься там, где ему нужно, он уничтожит и тебя.

Ярость кипела во мне, и мне никак не удавалось скрыть реакцию своего тела. Я даже не пытался, когда глубокое рычание агрессии и предупреждения покинуло меня.

Дмитрий ухмыльнулся, но в его ухмылке не было ни веселья, ни удовлетворения, как я полагал, от того, что я потерял контроль над собой. Сама мысль о том, что кто-то может хоть пальцем тронуть Лину, вызывала во мне желание уничтожить весь город Десолейшен. Мысль о том, что кто-то может прикоснуться к ней или причинить боль, погасить этот свет, заставляла впадать в ярость и убивать.

— Нашего отца нужно убрать, Арло. И поскольку у тебя теперь есть прямая связь с ним через твою женщину, поскольку она представляет угрозу и ты знаешь, что мой отец не остановится, пока не получит то, что хочет, а это теперь вы оба, она не будет в безопасности.

Я скривил губы, глядя на него.

— Не надо, блядь, вести себя так, будто делаешь мне какой-то гребаный подарок, будто делаешь мне одолжение. Ты делаешь это, потому что тебе нужна власть, Дмитрий. Ты делаешь это, потому что твой отец — психопат и деструктивный человек, который, судя по всему, стал слишком переменчивым. Не надо, блядь, делать вид, что подаешь милостыню просто потому, что у тебя доброе сердце. Оно такое же черное и бездушное, как и мое.

Дмитрий рассмеялся и оглянулся через плечо, что заставило Николая тоже рассмеяться.

— Как бы нам ни хотелось самим расправиться со старым ублюдком, показать ему ту семейную любовь, которую он проявлял к нам, пока мы росли, ты же знаешь, как устроен наш мир. — Он снова посмотрел на меня. — С нашей стороны было бы дурным тоном вмешиваться в это лично. Но ты — лучший из лучших. Настоящий хладнокровный ублюдок, не так ли? Ты можешь убрать его и сделать так, будто он просто исчез. Пуф, — сказал он, сжимая руку в кулак перед своим лицом.

Я отвернулся от них и зашагал, зная, что должен сделать, но не желая работать с Дмитрием или Николаем. Я не хотел заключать с ними подпольные сделки. Дело было даже не в Братве или их Пахане. Мне было плевать на Леонида и его поганую мораль. Единственной моей заботой и приоритетом была Лина.

Я повернулся к ним лицом и прорычал:

— Она моя.

Дмитрий начал смеяться.

— Да, думаю, ты сделал это довольно очевидным, когда Дима прикоснулся к твоей девочке, и ты раздробил его гребаные руки. — Николай начал смеяться еще сильнее, после того как его брат заговорил. — Хотя это пошло ублюдку на пользу. Он был раздражительным ушлепком и не знает, что значения слова «нет».

Я сжал челюсти так сильно, что не удивился бы, если бы у меня треснули несколько зубов. Глядя на грязь и мусор, разбросанные по земле, вонь разложения и старости, окружавшие меня, я понял, что должен сделать.

— Мы с тобой оба знаем, что ты его уберешь. — Уверенность в голосе Дмитрия вызвала у меня мгновенное желание свернуть ему шею, но я ничего не сказал, просто уставился на этого урода. — Нам с братом не нужна война. Нам нужен союз между Коза Нострой и Братвой. Нам нужно становиться сильнее и заключать не только внутренние, но и международные сделки. И мы нашли способ сделать это. Но если наш отец останется у власти, то уничтожит наши успехи. — Дмитрий посмотрел на Николая и ухмыльнулся, как будто они молча обсуждали, что происходит на самом деле.

— А ты разве не знал? — подсказал Николай и, оттолкнувшись от стены, направился ко мне. — Я собираюсь жениться. У меня брак по расчету с сексуальной итальянской красоткой, которой только-только исполнилось восемнадцать, — он вздернул брови и соблазнительно ухмыльнулся.

— Это и есть твой план? Брак по расчету между Братвой Петрова и Коза Нострой? — Я провел рукой по лицу и покачал головой. — Вы, ребята, еще более сумасшедшие, чем я думал.

Дмитрий усмехнулся и больше ничего не сказал. Хорошо. Мне не нравилась вся эта политика, связанная с преступным миром. И мне не нужны были подробности и логистика того, что должно произойти.

— Итак, мы пришли к убийце отцов, чтобы разобраться с этим.

Я сохранял спокойное выражение лица, глядя на Дмитрия. Они хотели убрать своего отца с глаз долой, хотели связать себя с итальянской мафией, так что это была их борьба. Но теперь из-за меня и моего промаха в дело вмешалась Лина. Я должен был закончить это. Я должен был пойти на сделку, хотел я этого или нет, но когда дело коснулось ее, то понимал, что сделаю все, чтобы защитить ее.

У нее были секреты, которые она в конце концов мне расскажет, о которых я позабочусь, чтобы она больше ни о чем не беспокоилась, кроме как быть со мной.

Я сделаю все, чтобы она стала моей. И сегодня вечером я собирался заставить ее увидеть и почувствовать именно это.