Эпилог

Арло

Пять лет спустя

Никогда нельзя полностью забыть о тьме. Она следует за тобой, как тень, всегда рядом, выглядывая и угрожая. Но пока у тебя есть свет, она всегда будет оставаться на шаг позади, не в силах коснуться тебя.

И пока в моей жизни была Галина, я никогда не был настоящим злодеем в своей собственной истории. Она дала мне ту человечность, которой мне всегда не хватало.

Я стоял на крыльце и смотрел на нее, на ее профиль, оттененный заходящим за горизонт солнцем, на волны, разбивающиеся о берег. Если не смотреть в лицо Галины, то вид ее вот так, на фоне пляжа и океана, был одним из самых прекрасных, что я когда-либо видел.

Три года мы жили на берегу маленькой французской деревушки, пляж примыкал к нашему дому, в воздухе витали соль и морская вода. Я знал, что оставить «Руину» позади было лучшим решением, которое я когда-либо мог принять. Потому что это сделало Галину счастливой.

Я ждал, пока приведу в порядок свои дела и финансы, и переводил все деньги, заработанные за время работы на «Руину», на оффшорные счета, чтобы никто — ни законный, ни кто-либо другой — не смог до них дотянуться. Я должен был быть уверен, что за нами никогда не будут следить, что ее жизнь больше не попадет под прицел. Мне не хотелось ждать так долго, чтобы увезти ее из этого забытого богом города и из этой жизни, но оно того стоило. То, что она улыбалась мне каждую ночь, когда я занимался с ней любовью, говорило об этом без всяких слов.

Осознание того, что я сделал все возможное, чтобы Галина больше никогда в жизни ни в чем не нуждалась, давало покой. И я заботился об этом с тех пор, как начал работать на «Руину». Но за последние пять лет — с тех пор как в моей жизни появилась Галина — мои приоритеты изменились. Теперь конечная цель и все сбережения заключались в том, чтобы сделать ее счастливой и обеспечить ее безопасность.

До последнего вздоха я всегда буду следить за тем, чтобы она была обеспечена, чтобы о ней заботились. Я любил ее. Так чертовски сильно.

Я подошел к жене, которая стояла на том же месте, где мы давали клятву почти три года назад. Руки Галины свободно свисали по бокам, ветер шевелил ее длинную юбку в богемском стиле взад-вперед.

Я подошел к ней сзади и обхватил руками ее слегка округлившийся живот, положив ладони на выпуклость, наклонился и прижался к ее шее. Она наклонила голову в сторону, чтобы дать мне лучший доступ, и я закрыл глаза, вдыхая ее сладкий аромат.

— О чем ты думаешь, мой свет?

Она обхватила меня руками, и я практически почувствовал ее улыбку.

— О тебе и о том, какой счастливой ты меня делаешь.

Я снова поцеловал ее в шею. Я не был хорошим человеком. Я никогда им не был и никогда не буду. Галина была единственным спасением в моей жизни, моим слабым местом, моей уязвимостью. Она знала все это, слушала, как я рассказывал о своих самых темных сторонах, о своем прошлом, о жестоких поступках. И она любила меня, несмотря ни на что, безоговорочно. Неоспоримо.

— Я никогда не знал, что значит быть живым, прежде чем ты стала моей.

Она повернулась и обвила руками мою шею, приподнявшись на носочках, чтобы ее губы оказались вровень с моими.

— В тот раз я поняла тебя довольно хорошо, — пробормотала она мне в губы.

— Да? — Я прикусил ее нижнюю губу. Она начала учить русский и французский несколько лет назад, последний — из практических соображений, поскольку теперь мы называли Францию своим домом, а первый — потому что, по ее словам, ей очень хотелось узнать, как она может проклясть меня, когда я ее разозлю. Я ухмыльнулся, не обращая внимания на то, что она хочет каждый день ругать меня по-русски. У нее был такой приятный голос, что все ее слова были музыкой для моих ушей.

— Именно так, — продолжала дразнить она. Она отстранилась, и выражение ее лица стало мрачным. — Я никогда не знала, что значит быть живой, пока ты не стал моим.

Она произнесла ту самую фразу, которую я только что сказал ей по-русски, и хотя я сказал ей, что она моя, я знал, что она никогда не поймет, когда сказал ей, что она — единственная вещь, которая когда-либо заставляла меня чувствовать себя живым.

— Я люблю тебя, — прошептал я и медленно поцеловал ее. Я снова провел пальцами по ее животу, когда моя маленькая девочка, благополучно растущая внутри своей матери, сильно пихнула мою руку.

— Надеюсь, ты готов к ее появлению, потому что, боюсь, то, насколько она активна внутри, говорит о том, насколько дикой будет, когда появится на свет.

Я целовал ее снова и снова, не в силах сдержать ухмылку.

— Не могу, черт возьми, дождаться. Позволь ей быть диким ребенком. Пусть она познает жизнь и мир так, как хочет. Никто не будет ее сдерживать, или я пущу им пулю в лоб.

Галина фыркнула и закатила глаза, но я был чертовски серьезен. Моей девочке не скажут, что она ничего не добьется в этом мире. Я никогда не буду таким, как мой отец. Я буду учить ее миру, хорошему и плохому, и тому, как она сможет преодолеть любые препятствия. И я буду делать это с единственным человеком, которому доверял больше всего на свете: моей женой, родственной душой, матерью моих детей — потому что я хотел, чтобы в моем доме было много дочерей, похожих на Галину, и сыновей, которые будут защищать женщин в своей жизни и ставить их превыше всего.

Она была моим сердцем. Моим светом.

Мне повезло, что в моей жизни есть Галина, и еще больше повезло, что я стану отцом. Я больше никогда ни на что не жаловался, ведь мне подарили лучшее, что только можно себе представить.

Счастье, любовь и — самое главное — знание того, что значит жить по-настоящему.

Конец.


Переводчик: Александрия

Редактор: Иришка

Обложка: Wolf A.

Переведено для группы «Золочевская Ирина и её друзья» — vk.com/zolochevskaya_irina

Загрузка...