Арло
Выйдя от «У Сэла», я точно знал, куда мне нужно.
«Яма», или «Яма», как ее называли по-английски (прим. по англ. Pit), была похожа на раздвоение личности. На первый взгляд, что-то симпатичное, что-то терпимое. Социально приемлемое. Красивые женщины, экзотические напитки, дорогая и радующая глаз атмосфера. В комнатах наверху мужчина мог воплотить свои самые смелые фантазии.
Но потом были недра «Ямы». Сама адская яма. И внутри было так глубоко и темно, что не проникал даже свет.
И долгое время «Яма» была для меня единственным способом ослабить ту тьму, что жила во мне.
Убийства, уборка и устранение для «Руины», для Братвы помогали насытить все то отвратительное дерьмо, которое я чувствовал в глубине души. Иметь дело с кем-то, против кого можно было бы выступить, с кем-то, кто обладал бы силой и ловкостью, тем же злом, таящимся в нем, и готовностью отплатить десятикратно, — это был совершенно другой вид борьбы.
Именно удары по моему телу, эта боль, завернутая в жестокость, заставили меня почувствовать нечто иное, чем сломленность, которая сформировала того, каким я был сегодня.
И именно в этой среде на поверхность выходил кровожадный гнев, заставляющий человека выживать. Он оживал, рос, пока не грозил поглотить целиком. И тогда вырвался наружу в металлической клетке, позволяя крови и плоти покрыть грудь и пропитать землю. Это свидетельствовало о том, что ты силен, что ты здесь, что никто и ничто не может тебя уничтожить.
Это означало, что ты существуешь.
Я сел на маленькую деревянную скамейку в углу клетки и сосредоточился на своих обмотанных лентой руках, разминая и сжимая пальцы. Я не был в «Яме» уже несколько месяцев и не чувствовал, как ко мне подкрадывается тьма.
Но с тех пор, как возникло это всепоглощающее желание к Лине, я почувствовал, что начинаю распадаться на части, расползаться по краям, пока от меня не останутся одни лохмотья на земле.
Потребность обладать ею стала управлять мной. А это было очень опасно. Я никогда не отдавал часть себя другому человеку, не позволял никому иметь надо мной такой контроль.
Так что именно это мне и было нужно — жестоко уничтожать, чувствовать боль… позволить кому-то дать ее мне.
И тут в клетку вошел мой противник, громадный зверь ростом в шесть футов пять дюймов, носивший русское имя Разорение. А по-английски он был известен просто как Руин (прим. В оригинале Ruin). Убийца Братвы, человек, который был темнее и смертоноснее даже меня. Он не знал ни пощады, ни сочувствия… ничто не мешало ему быть настолько темным, насколько он хотел.
И он был именно тем человеком, с которым я хотел сразиться сегодня. Он будет так же жесток ко мне, как и я к нему.
А сейчас я нуждался в этом больше всего на свете.
Он подошел вплотную, татуировка в виде головы волка занимала всю переднюю часть его груди, а на его крупном теле красовались другие знаки отличия Братвы.
По залу разнеслись звуки, издаваемые ублюдками, жаждущими пролитой крови. Ставки на то, кто победит в этом бою, выкрикивались на русском языке, слова сливались воедино, и все они звучали в моей голове как одна и та же нотная строка.
Я стоял, запрокинув руки за шею, и адреналин заставлял мои мышцы чувствовать себя больше, мощнее. Если бы Разорение мог улыбнуться в садистском удовольствии, я не сомневался, оно бы так сейчас и было. Однако мы оба стояли лицом к лицу, ничем не выдавая себя.
А когда прозвенел гонг, начался настоящий ад.
Мы были двумя торнадо, налетевшими друг на друга, кулаки были размыты, удары скоординированы, боль — желанное отступление. Я впитывал все это, позволяя Разорению ударить меня больше раз, чем когда-либо позволял другому человеку. А все потому, что только так можно было укротить мою внутреннюю борьбу.
Только так я мог обрести хоть какой-то сраный контроль.
Была разбита губа, порез над глазом, и мрачное удовольствие от облегчения, которого так жаждал, проникало в меня, когда я покидал «Яму» и выходил в ночную, холодную осеннюю ночь Десолейшен, Нью-Йорк. Почувствовав, как в кармане пальто завибрировал сотовый, я потянулся к нему и вытащил, направляясь к своему «Мерседесу».
Мелькнувший на экране номер я не узнал, но это мог быть только кто-то из моих близких или «Руин», так как ни у одной другой души не было бы данного номера.
Я нажал «Принять» и поднес телефон к уху, ничего не говоря. Кто бы это ни был, он мог либо начать говорить, либо повесить трубку, услышав лишь мертвый воздух.
— Нам нужна твоя помощь, Арло, — глубокий голос был мгновенно узнаваем. — Нам нужна твоя помощь в уборке.
Двадцать минут спустя я остановился перед «Мясник и сын», уже несколько десятилетий заброшенной скотобойней на окраине Десолейшен. Я припарковал свой «Мерседес» и позволил фарам осветить большие двери отсека. Хотя других машин не было видно, я знал, что ждет меня внутри.
Заглушив двигатель и выйдя из машины, я обследовал окрестности, засунув руку во внутренний карман пиджака и сжимая пальцами рукоятку пистолета.
Убедившись, что я в одиночестве, направился к багажнику, взял вещевой мешок, в котором хранились основные принадлежности, необходимые для уборки тела, и направился к скотобойне.
Как только я оказался внутри, в мои носовые пазухи ворвался запах старости и плесени. Зрение приспособилось к темноте, и я обследовал просторные помещения «Мясника и сына». Я заметил труп в углу, но темная фигура неподалеку от него заставила мое тело насторожиться еще больше.
Вернув руку на предохранитель пистолета, я двинулся к двум телам. Оказавшись в нескольких футах от них, я остановился и сосредоточил внимание на одном из мужчин, лежавшем без движения на полу скотобойни.
Стоун. Еще один соратник «Руины». И он был жив. Охуенно интересный поворот событий.
Если бы я был человеком, способным удивляться, это был бы один из тех случаев. А так я чувствовал лишь досаду от того, что это не будет легким и быстрым решением, как я планировал, и вместо одного трупа буду иметь дело с двумя.
Стоун был человеком, о котором я мало что знал, но который был так же связан с «Руиной», как и я. Хотя мы с ним не были друзьями и не связаны ничем, кроме одного преступного синдиката, наши профессиональные пути пересекались неоднократно, и из-за этого я испытывал к нему небольшое уважение.
Стоун лежал на земле, труп находился неподалеку от него. Если бы я не видел, как вздымается и опускается грудь Стоуна, то мог бы принять его неподвижное тело за мертвеца.
Оказавшись рядом с ним, я присел и некоторое время просто смотрел на него. Я не знал, что именно произошло, чтобы Стоун оказался в такой ситуации, да меня это и не волновало. Его нужно было вытащить, чтобы я мог заняться своими делами.
Я сказал низким, глубоким голосом:
— Проснись, мудак. — Он не ответил, и я сказал громче: — Открой глаза. — Стоун застонал, но через мгновение повиновался: глаза открылись, и ощущение неясности в темных глубинах исчезало по мере того, как шли секунды, и он начал ориентироваться. — Давай, пора тебе убираться к чертовой матери, Стоун.
— Арло? — хрипло спросил он, прежде чем закашляться, кровь брызнула из его рта и покрыла мою рубашку красными капельками.
Я опустил взгляд на кровь на своей белой рубашке, которая из-за зловещего освещения казалась черной. Блядски идеально.
— Давай, — повторил я и помог ему подняться с земли. — Давай вытащим тебя отсюда, чтобы я мог сделать свою работу.
Стоун ничего не сказал, глядя на мое лицо, его взгляд остановился на разбитой губе и порезе над глазом.
— Какого хуя? — пробурчал он.
Я не стал отвечать на очевидный факт, что ввязался в драку. Если ты был частью «Руины», то знал, что не стоит задавать лишних вопросов.
Он прижался ко мне всем весом.
— Но как? Почему?
Я не знал, ударили ли его по голове, и поэтому он продолжал болтать, но я помог ему выйти из склада. Может, свежий воздух прочистит ему мозги.
— Понимаешь, это вопросы. А мне не нужны гребаные вопросы.
— Я не понимаю.
Я не знал, о чем он говорит, скорее всего, о частном бизнесе. В любом случае, меня это не касается. Стоун прислонился к стенке скотобойни, а я схватил свой сотовый. Быстро позвонив в «Руину», чтобы его забрали, я отключил звонок и сунул мобильник обратно в карман. Я знал, что тот, кто хочет смерти Стоуна, захочет получить подтверждение, но меня это ни хрена не волновало.
Через десять минут рядом с нами остановилась машина, мигнув фарами.
— Просто убирайся отсюда, Стоун. Хочешь выжить? Уходи.
Он кивнул.
— А как же ты?
Я покачал головой и ничего не сказал. Я смотрел ему в глаза, видя, какой он твердолобый ублюдок.
Я провел рукой по лицу, ощутив прилив удовольствия, когда ладонь прошлась по разбитой губе.
— Спасибо.
Он открыл заднюю пассажирскую дверь.
Я склонил голову в знак подтверждения. К счастью, он больше ничего не сказал, просто сел на заднее сиденье и закрыл дверь.
Я стоял и смотрел, как он уезжает, злясь на то, что к моему «нормальному» исправлению сегодня добавились дополнительные хлопоты.
Когда машина скрылась из виду, а темнота вновь сомкнулась вокруг меня, я повернулся и направился обратно в дом, собираясь сделать то, что у получалось лучше всего.
Окружать себя всем этим дерьмом.