Он был прямо там. Я выбрала идеальную позицию, но не выстрелила. Вместо этого я спасла его чертову жизнь. Понятия не имею, зачем я это сделала. Я услышала хруст опавших листьев, повернула голову и увидела, что кто-то еще целится в него из винтовки.
Я не думала. Я просто развернулась и нажала на курок. В тот момент я сказала себе, что сделала это только потому, что хотела лично избавить мир от еще одного Петрова. Я не хотела, чтобы кто-то другой выполнял работу, которую поручил мне дядя Ти. Хотя я не уверена на сто процентов, что причина была именно в этом…
Раньше я никогда не колебалась. И никогда не испытывала угрызений совести или раскаяния, когда заканчивала работу. Из-за него я на мгновение замешкалась, и теперь ненавижу его еще больше. Мое желание избавиться от этого ублюдка только усиливается. А то, что он является отцом моего ребенка, ничего не меняет.
В конце концов, я убила собственного отца. Я с такой же легкостью могу убить отца своего будущего ребенка. Никто не должен знать, что я была настолько беспечна, что залетела от Петрова. Это действительно лучший исход для всех. Если я не убью его, это сделают мои родители, когда узнают, что это он меня обрюхатил. Мой дядя, кузены — черт, даже мой дедушка выстроятся в очередь, чтобы прикончить Михаила. По крайней мере, я сделаю это быстро и относительно безболезненно. А остальные? Им, безусловно, доставит удовольствие пытать Петрова до смерти.
Но по какой-то необъяснимой причине мне не хочется видеть, как он страдает перед смертью. Лучше уж прикончить его быстро.
— Иззи? — раздается в моей квартире мамин голос.
— Здесь, — отвечаю я.
Через несколько секунд в дверях моей гардеробной появляется мама. Я наношу консилер поверх тонального крема, чтобы скрыть темные мешки под глазами. Оказывается, когда тебя вдруг начинает мучить совесть из-за того, что тебе приходится кого-то убивать, заснуть не так-то просто.
— Что случилось? Ты неважно выглядишь. — Мама подходит ко мне и кладет руку мне на лоб.
— Я в порядке. Просто устала, — говорю я, избегая смотреть ей в глаза.
Она молча смотрит на меня, как будто ждет, когда моя маска треснет. Но ничего не происходит. Вместо этого сосредотачиваюсь на том, чтобы закончить макияж.
— Говорят, дядя дал тебе работу, — наконец говорит она, умалчивая о том, что это была ее идея.
— Дал.
— Я также слышала от Тео, что ты еще не сделала этого. Есть какая-то особая причина?
— У твоего брата длинный язык. Кто-то действительно должен заткнуть ему рот, — говорю я ей, не обращая внимания на последнюю часть.
— Что происходит, Иззи? Тебе нужна помощь с этим?
Я знаю, что мне нужно только сказать слово, и мама закончит эту работу до конца вечера. Хотя она это терпеть не может. Несмотря на то, что она хороша в убийствах, пытках и всем, что ей приходится делать, у нее есть сердце, и это сказывается на ней каждый раз, когда ей приходится кого-то лишить жизни.
— Все в порядке. Я могу это сделать, — говорю я ей.
Мама опускается рядом со мной на скамейку.
— Но ты не хочешь. Почему?
У меня так и вертится на языке сказать ей, выложить все начистоту и позволить ей самой разобраться с этим. Потому что я знаю, что моя мама всегда выберет меня — и моего будущего ребенка, в котором течет русская кровь. Но я ей ничего не говорю. Я не могу обременять своих родителей этой проблемой. Я должна найти способ решить ее сама.
Я знаю, как это сделать, как все исправить. Мне нужно только согласиться с выполнением плана. Логически это просто: нажми на чертов курок, и все мои проблемы исчезнут. Почти все. Дело в том, что… логика не учитывает, что на самом деле я хочу, чтобы Михаил раздел меня догола и снова оттрахал до потери сознания. Чего, очевидно, никогда не случится. Но что такое жизнь без фантазий, верно?
— Я никогда не говорила, что не хочу этого делать, — говорю я ей.
— Тебе не обязательно это говорить. Я знаю тебя, Белла. Я вижу, что ты не хочешь убивать его. Почему?
— Ты когда-нибудь задумывалась, когда закончится вся эта война межу итальянцами и русскими? — спрашиваю я ее вместо ответа.
— Не уверена, что она когда-нибудь закончится, — отвечает она.
— Да, я тоже.
— Что бы ни случилось, я помогу тебе. — Она проводит пальцами по моему лбу, убирая волосы с моего лица. — Ты же знаешь, что в этом мире для меня нет ничего важнее тебя, Иззи. Что бы ни случилось, я рядом. Всегда. Ты не одна.
Слезы наворачиваются на глаза. Я делаю глубокий вдох. Я не плакса. Так почему, черт возьми, мне сейчас так хочется разрыдаться?
— Я знаю, мам. Обещаю, со мной все в порядке, и если я когда-нибудь окажусь в беде, ты будешь первой, кому я позвоню. — Я улыбаюсь.
— Дедушка приглашает всех на семейный ужин в воскресенье у себя дома, — говорит она, прежде чем подняться на ноги. Наклоняясь, она целует меня в лоб. — Попробуй ромашковый чай. Он поможет, — говорит она мне перед уходом.
Ромашковый чай? О боже, она знает. Откуда, черт возьми, она знает?
Я провожу рукой по платью, по животу. Он по-прежнему такой же плоский, как и всегда, но я боюсь, что все об этом узнают. У меня сильное предчувствие, что моя мама уже знает, но я не понимаю, как это возможно.
Проходя по дому моего дедушки, я вежливо улыбаюсь персоналу и вооруженным людям, которые стоят в каждом углу. Семья важна для дедушки. Всякий раз, когда мы все собираемся здесь, он увеличивает количество охраны. Думаю, чтобы пробить стены этого поместья, понадобится дюжина танков. По привычке, проходя в гостиную, я беру у официанта бокал с шампанским.
— А, Белла, как ты? — Дедушка медленно подходит ко мне. Я замечаю, как дрожат его руки, когда он обхватывает мое лицо. Он целует меня в обе щеки, а затем обнимает.
— Я в порядке, дедушка. Как ты? — Я обнимаю его в ответ.
— Не могу жаловаться, — говорит он.
— Иззи, как хорошо, что ты наконец-то удостоила нас своим присутствием. Неужели твой график на сегодня был настолько загружен, что ты не смогла прийти вовремя? — Мой кузен Тео демонстративно смотрит на часы.
— Вообще-то, да. — Я улыбаюсь ему, отказываясь поддаваться на провокацию. Я подношу стакан к губам, затем замираю и опускаю его. — Вижу, Мэдди все еще не нашла ту палку, — бросаю я ему в ответ.
Тео терпеть не может, когда люди опаздывают. Честно говоря, когда он встретил Мэдди четыре года назад, я думала, что палка, которая постоянно торчит у него в заднице, исчезнет. Но не тут-то было. Парень не умеет расслабляться.
— Спасибо, сис. — Лука выхватывает у меня из рук бокал шампанского с таким выражением лица, которое говорит, что мы поговорим позже.
Отлично, он тоже знает. Хотя именно то, что он увидел, как меня выворачивает наизнанку в его ванной, и вызвало у него подозрения, я только что подтвердила их, когда не стала пить.
— Иззи, мне нужно тебе кое-что показать. Иди за мной. — Приказывает Ромео. Из всех моих кузенов, он, пожалуй, мой любимчик. Он наименее раздражающий. Поэтому я выхожу вслед за ним из комнаты.
— Мои родители уже здесь? — спрашиваю я его.
— Не видел их, — говорит он.
— Итак, что ты мне покажешь? Если это твоя коллекция порно, которую ты прятал на чердаке у дедушки, когда тебе было тринадцать, то я ее уже видела. — Смеюсь я.
Ромео бросает на меня взгляд через плечо.
— Как, черт возьми, ты это нашла? — спрашивает он.
— Ты хреново прячешь вещи, — говорю я. — Кроме того, я заметила, что вы с Лукой проводите там много времени, и решила разнюхать.
— Ну, разумеется. — Он закатывает глаза и открывает дверь в одну из гостевых комнат. — После тебя.
Я захожу внутрь и осматриваюсь. Если бы Маттео привел меня в пустую комнату, я бы искала ловушки или какие-либо другие глупые шутки. Но это Ромео. Если он хочет поговорить со мной наедине, я знаю, что дело серьезное.
— Я принес тебе это, — говорит он, доставая из холодильника бутылку шампанского.
— А, ладно. — Я смотрю на бутылку. — Спасибо?
— Оно безалкогольное, — заявляет он, и у меня в животе все переворачивается.
Есть ли в этой семье кто-нибудь, кто еще не знает? Я не говорила об этом ни единой живой душе, кроме Бьянки. Михаил знает, но я буду отрицать, что это его ребенок, так долго, как только смогу.
— Ты ведь знаешь, что в голове Луки нет ни одной мысли, о которой я бы не знал, — объясняет он. Эта дурацкая, колдовская связь между близнецами, которая у них есть, ужасно странная и, честно говоря, выводит меня из себя.
— Это работает в обоих направлениях? — Я вопросительно смотрю на него, изогнув бровь.
— Ты же знаешь, что да, — говорит он.
— Значит, когда ты трахаешь Ливви и думаешь о ней всякие грязные вещи, Лука тоже об этом думает? — спрашиваю я, намеренно делая озадаченное выражение лица.
— Я ненавижу тебя, — ворчит Ромео.
— Нет, не ненавидишь, — смеюсь я. — Но я убью тебя, если ты хоть кому-нибудь расскажешь об этом. — Я выхватываю бутылку у него из рук и открываю пробку.
Ромео достает из сумки фужер и протягивает его мне.
— Итак, кто этот парень?
— Нет никакого парня.
— Ты же не девственница, Из. Должен быть парень, и я узнаю, кто он.
— Оставь это, Ромео. — Я свирепо смотрю на него.
— Если он не проявляет инициативу и не заботится о тебе, то он заслуживает того, чтобы его выпотрошили, как тухлую рыбу.
— Я в порядке.
— У тебя есть все мы. С тобой в любом случае все будет в порядке. Но кем бы он ни был, он уже ходячий труп. Сокрытие его личности даст ему еще несколько дней, максимум недель, — говорит Ромео. Но он ошибается. Моя семья никак не может знать всех мужчин, с которыми я трахалась за эти годы. Слишком многие из них еще живы, чтобы это было правдой.
Я пару минут подумываю о том, чтобы назвать им какое-нибудь случайное имя. Выбрать какого-нибудь парня, только чтобы они перестали искать. Если до этого дойдет, я так и поступлю. Но пока что я держу язык за зубами.
— Давай вернемся, пока они не отправили поисковую группу.
Когда мы входим, я замечаю, что все уже перешли в столовую. Я сажусь рядом с Тео. Может, он и сварливый осел, но именно его я хочу допросить сегодня вечером.
— Ты в порядке? — спрашивает он, когда я сажусь.
— Я в порядке. А почему должно быть иначе?
— Ты выглядишь бледной, — говорит он.
— Осторожнее, Тео, люди увидят, что в тебе есть что-то человеческое.
— Заткнись. Так получилось, что ты одна из трех моих самых любимых кузин. Я не хочу, чтобы ты умерла.
— У тебя всего лишь три кузины, — замечаю я.
— Именно поэтому ты в топе. — Он ухмыляется.
— Почему ИРА преследует Петровых? — спрашиваю я его.
Он поворачивает голову ко мне, его глаза внимательно изучают каждую черточку моего лица.
— А что?
— Просто любопытно. Что у них за проблемы с ними?
Тео снова молчит. Он чертовски проницателен, и я очень надеюсь, что мое лицо сейчас не выдает никаких эмоций.
— Откуда ты знаешь, что ИРА преследует Петровых?
— Я слышала слухи в гостиной, — лгу я.
— Нет, не слышала, — заявляет он.
— Ладно. Если не хочешь говорить мне, я спрошу кого-нибудь другого.
— Не суй нос в чужие дела, Иззи, — предупреждает меня Тео. Любой сторонний наблюдатель может подумать, что он тут старший кузен. Но я почти на десять лет старше Тео. Он не должен читать мне лекции о том, что я могу делать, а что нет. В итоге он тяжело вздыхает. — Я слышал, что Михаил Петров убил кучу ирландцев во время одной сделки.
— Зачем ему это делать?
— Потому что он гребаная русская свинья, а у них нет никакой этики, — ворчит он в ответ.
Я решаю прекратить расспросы. Я могла бы напомнить ему, что его жена на самом деле наполовину русская и к тому же Петрова, но я этого не делаю. Об этом мы не говорим в семье. Так для нее безопаснее.