Я ничего не слышал от Изабеллы с тех пор, как она подтвердила, что получила файл, который я ей отправил. Я миллион раз думал о том, чтобы позвонить ей. Мне нужно знать, что с ней все в порядке, что она не испугалась того, что было в том файле. Я знаю, что сказал ей передать информацию ее семье, чтобы помочь ей избавиться от этого дерьма. Но я не сказал ей, что уже работаю над тем, чтобы избавиться от всех улик и свидетелей, которые есть у копов.
Я не понимаю, что задумали эти идиоты из ФБР, раскрыв свои карты. Вероятно, надеялись, что я вмешаюсь. В какую бы игру они ни играли, я планирую выиграть.
Мой телефон вибрирует на столе. Я смотрю на имя, высвечивающееся на экране, поднимаю трубку и отвечаю. Я поручил своему человеку выяснить личность свидетеля.
— Сэмюэль, что у тебя? — спрашиваю я его.
— Пока ничего. Это не так-то просто, Михаил. Кем бы ни был этот парень, они тщательно скрывают его имя, — говорит он.
— Тогда какого хрена ты мне звонишь? — кричу я в трубку, сжимая телефон так, что костяшки пальцев белеют.
— Потому что я знал, что ты будешь ждать от меня вестей. Я не сдался. Мне просто нужно копнуть глубже. Где-то должна быть зацепка.
— Тогда сделай нам обоим одолжение и найди ее, черт возьми. — Я отключаю звонок и швыряю телефон через всю комнату. Он ударяется о стену, прежде чем упасть на пол. — Блять! — кричу я, проводя руками по волосам.
Я встаю, подхожу к бару и беру бутылку Grey Goose19. Открываю крышку, выпиваю жидкость, закрывая глаза и сосредоточиваясь на жжении в груди. Я не позволю забрать мать моего ребенка. Никому. Если Сэмюэль не сможет найти гребаного ублюдка, который дает показания против нее, тогда мне придется найти кого-то другого, кто сможет.
— Михаил, сейчас, блять, восемь утра, — говорит Иван, хлопая дверью моего кабинета, когда переступает порог.
— И что с того? — спрашиваю я, приподняв бровь и снова поднося бутылку к губам.
— И то, что сейчас, блять, восемь утра, и у тебя нет времени топить свои печали на дне бутылки. — Он выхватывает Grey Goose из моей руки.
Я мог бы вернуть ее, но проще просто взять другую с полки и открыть ее.
— Я буду пить, когда, блять, захочу, — говорю я ему, делая большой глоток, чтобы доказать свою правоту.
— Стоит ли из-за нее так переживать, Михаил? Ты даже не знаешь, твой ли это ребенок. Он может быть чьим угодно, — говорит он.
Бутылка выскальзывает из моей руки и падает на пол прямо перед тем, как мой правый кулак соприкасается с лицом Ивана.
— Если ты еще раз скажешь хоть слово против нее, то увидишь, что произойдет, — говорю я ему.
Иван сердито смотрит на меня, поднимая руку, чтобы потереть челюсть.
— Ты это сейчас серьезно?
— Она моя. Этот ребенок мой.
— Она пыталась убить тебя, Михаил. Она оставила тебя истекать кровью в твоей собственной постели. Вышла за дверь и даже не оглянулась.
— У нее были на то веские причины.
— Ты вообще себя слышишь? Если бы кто-то другой так поступил, ты бы уже повесил его голову на кол.
— Она — другое дело. Я не жду, что ты это поймешь. Но я жду, что ты примешь то, что она часть этого. Часть меня, — говорю я ему.
— Ты ее даже не знаешь. Эта женщина сведет тебя в могилу раньше времени.
— Ты ошибаешься, и я с нетерпением жду, как ты возьмешь свои слова обратно.
— Как скажешь. Твой самолет готов, — говорит он, прежде чем выйти из комнаты и захлопнуть за собой дверь.
Я сижу в самолете, готовый ко взлету, когда звонит мой телефон — на экране высвечивается имя Изабеллы.
— Изабелла, все в порядке? — спрашиваю я ее.
— Ты читал файл?
— Да.
— Так, значит, ты знаешь? — Она имеет в виду свой маленький секрет, который надеялась скрыть от всего мира.
— Знаю, — говорю я ей.
— Я не могу показать это своей семье, Михаил. Они сойдут с ума. Мой папа, он не сможет с этим справиться...
— Я все исправлю. Я работаю над тем, чтобы найти свидетеля, а затем заставить его исчезнуть.
— Зачем ты это делаешь?
— Потому что ты моя, Изабелла. Я никому не позволю забрать тебя, особенно этим гребаным свиньям. — Я слышу, как она глубоко вздыхает.
— Где ты? — спрашивает она.
— Собираюсь уезжать из города. Мне нужно заехать в Москву, а затем я вернусь в Тоскану.
— Мои родители здесь, — говорит она.
— Хорошо.
— Знаешь, как бы сильно я ни хотела убить тебя, мой отец захочет этого в десять раз сильнее.
— Я в этом не сомневаюсь. Скоро увидимся, котенок. Постарайся расслабиться.
— Внутри меня растет крошечный человечек. Против меня возбудили дело с серьезными доказательствами. Как именно, по-твоему, я должна расслабиться? — рычит она в трубку.
— Подумай о том ошеломляющем оргазме, который я доставлю тебе, как только снова увижу, — говорю я ей. Звонок обрывается. Она повесила трубку. На моем лице расцветает улыбка. Она не спорила, не отрицала, что она моя. Она также не запретила мне возвращаться. Я расцениваю это как победу.
Через двенадцать часов самолет приземляется в Москве. И вскоре я забираюсь на заднее сиденье ожидающей меня машины.
— Босс, рад снова вас видеть, — говорит парень за рулем.
— Мне нужно, чтобы ты доставил нас в поместье как можно быстрее, — говорю я ему.
— Конечно, босс, — отвечает он и резко нажимает на педаль. Когда он подъезжает к поместью Петровых через несколько минут, я не знаю, стоит ли мне его пристрелить или повысить зарплату. Он мчался по дороге так, будто его преследовали копы. Я сказал ему, что нам нужно побыстрее добраться сюда, и он справился. Но, черт возьми, мне кажется, я до сих пор чувствую, как мое сердце колотится где-то в горле.
— Где ты научился так водить? — спрашиваю я его.
— Э-э, я раньше угонял машины. — Он пожимает плечами.
— Как тебя зовут?
— Лекс, — говорит он мне.
— Лекс, ты когда-нибудь был в Италии?
— Никогда не покидал родину, — говорит он.
— Собирай вещи. Я беру тебя с собой. Возможно, мне понадобится хороший водитель для побега. — Я хлопаю его по плечу, прежде чем выйти из машины.
У меня нет веской причины находиться в Москве, но я знаю, что за мной следят, и хочу, чтобы эти чертовы федералы думали, что я торчу здесь. Я не могу допустить, чтобы они узнали, куда я на самом деле направляюсь.