Безжалостный хаос

Глава 23

Люцифер сидит за рулем, а мы наблюдаем, как Кейн пробирается к трассе, не потрудившись пригнать свой Camaro. Он, как и Люци, не верит в гонки.

Кучка ублюдков.

Атлас и Эзра уже там, сидят на капотах своих тачек.

Окна в M5 опущены, и мы с Люци курим, только разные наркотики.

Люцифер откидывает голову назад, закрывает глаза, выдыхая через нос, держит сигарету за окном, другая его рука лежит на бедре.

Я сжимаю свой косяк между большим и указательным пальцами, выбрасываю его из машины и откидываюсь назад, тоже закрыв глаза.

Еще один совет, еще один час потерянного времени, которое уже не вернуть.

Я потратил время, и теперь время тратит меня. Шекспир написал это в — Ричарде II, и, черт возьми, я чувствую это. Все, что я делаю сейчас, кажется мне чертовой тратой времени, если только я не с Эллой.

Я с нетерпением жду Ноктем, чтобы потерять рассудок.

— Она собирается оставить его себе, — говорит Люцифер в тишине машины, и единственным звуком является чей-то смех, доносящийся с улицы.

Я сопротивляюсь желанию открыть глаза. Что-то в тоне моего брата не вяжется с тем, что он говорит. Или с тем, что она мне сказала.

— Это здорово, — бормочу я.

Он смеется, но без юмора.

Я сижу в тишине, ожидая, пока он разгрузится. Я не говорил с ним об Элле. Он знает, что я пошел наверх с девушкой, которая не была ею, так что, возможно, он думает, что мне на нее наплевать. А я пытался этого не делать.

Я пытался отпустить ее той ночью. А может, я просто хотел посмотреть, насколько мне будет больно, если я увижу, что ей действительно больно.

Может, я просто ебанутый на всю голову, но я знаю, что больше так не поступлю. Видеть, как она сидит рядом с Марком в баре, было пыткой. Смотреть, как она трогает Коннора, тоже.

Думать о том, что бывший парень ее мамы сделал с ней… нет. Этого больше не случится.

— Она не хочет, — наконец продолжает Люцифер. Он кашляет, и это хриплый звук, как и его голос. Я держу глаза закрытыми. — Но она собирается, — он делает паузу, и я знаю, что он собирается сказать, еще до того, как он это скажет. — Ради меня.

Я вздыхаю, еще больше вжимаясь в сиденье, мои раны заживают, но все еще болят. Мне не нужно было звать отца Томаша обратно. Не нужно было снова погружаться в боль.

Элле и так достаточно боли. А то, что будет дальше, будет достаточно болезненным, чтобы это продолжалось всю мою гребаную жизнь.

— Она будет обижаться на тебя за это, — говорю я Люциферу, мой тон ровный. Братья говорят друг другу правду, и поскольку я не могу сделать это в отношении многих вещей, я должен хотя бы попытаться сделать это.

— Она хочет познакомиться с Финном, — еще один смех, полный укусов. — Почувствовать, каково это — быть рядом с ребенком.

Я знаю, что он игнорирует мой комментарий, но сказать на это нечего.

— Ты будешь хорошим отцом, — предлагаю я. Думаю, это правда. Возможно, властным и чрезмерно заботливым, но я знаю, что сколько бы винтиков у него ни было, как и у всех нас, он будет лучше наших отцов. Он будет делать все по-другому. Он будет любить всем сердцем, и он не заставит их выбирать между любовью и долгом. Он не позволит им втянуть девушек в игру, которая может стоить им жизни. А если это будет девушка, он никогда не оттолкнет ее.

Он будет хорошим.

По крайней мере, лучше, а это уже начало.

— Сомневаюсь, — говорит он равнодушно. — Но она наверстает упущенное. Она будет идеальной. Она и так идеальна.

Ты душишь ее. Она скучает по Джеремайе. Позволь ей поговорить с ним. Позволь ей уйти. Пусть живет. Давай выберемся из этого. Давай убежим от этого.

Найди ее письма.

— Так и есть, — соглашаюсь я. Я почти чувствую, как его глаза стреляют кинжалами в мою голову, но мне все равно. Сид идеальна. Идеально испорчена, как и все мы.

— Ты готов к Ноктем? — спрашивает он с укором, готовый сменить тему.

— Да.

— Как ты думаешь, что будет в этом году?

Я пожимаю плечами. Обычно это психоделики, много травки, пещера, замок или заброшенное здание, где на мили нет цивилизации. 6 высаживают нас на три ночи, забирают с восходом солнца на четвертый день. Мы должны сблизиться. Побороть своих демонов. Не убить друг друга.

Посмотрим, сбудется ли последнее в этом году.

— Ты отдаешь девушку до или после? — Люцифер нажимает, когда я не пытаюсь ответить на его предыдущий вопрос словами.

Может быть, он все-таки кое-что знает обо мне.

— Ты позволишь Сид оставаться дома? Ты доверяешь ей? — парирую я.

Он замолкает на минуту, на полосе взревел двигатель. Судя по звукам, я думаю, что это машина Эзры. Надеюсь, он не врежется в деревья за взлетной полосой.

— Я доверяю ей, — наконец отвечает Люци. — Я просто не доверяю ее никому другому.

Классический ответ обидчика, но я не могу говорить, поэтому держу рот на замке и ненавижу нас обоих за это.

— Так что ты собираешься с ней делать? — я поворачиваю голову, все еще прислоненную к его кожаному сиденью, чтобы посмотреть ему в лицо. Он почти не разрешает ей выходить из дома. Он до сих пор не купил ей машину. Я ни на секунду не верю, что он сможет спокойно оставить ее на три дня, не учитывая того дерьма, которое Джеремайя устроил в баре. С тех пор все стало хуже. Они больше ссорились. Бросали вещи.

Я знаю все это, а он даже не догадывается.

Он смотрит на меня, дым выходит изо рта. Он бросает сигарету, не отрывая от меня взгляда.

— Дополнительная охрана. И, возможно, если ты хочешь играть хорошо, ты мог бы попросить Рию прийти с ней охладиться.

В его словах звучит вызов, и я его заслуживаю. Я лгу ему о стольких вещах, и мне это не нравится. Он не знает, что у меня была Риа. Не знает, что я потерял ее.

Только Элла знает это.

Только Элла знает каждую мою чертову часть.

Я не отвечаю ему.

— Ты знаешь, что они будут искать ее, как только все закончится, — Люцифер хрустит костяшками пальцев. — Может быть, даже пока мы там, — его тон зловещий, и я знаю, что он не пытается навязать мне свою руку, но он прав. Они, вероятно, будут искать ее. Возможно, они уже нашли ее. А я слишком большой эгоистичный урод, чтобы что-то с этим делать.

Мой желудок бурлит при мысли о том, что могут сделать 6, пока нас нет дома: с Сид, Эллой и Риа, если они еще не нашли ее. Я постоянно напоминаю себе, что Элайджа лучше Лазара, но каждое заседание Совета показывает мне, что они все одинаковы.

А мой отец, теперь, когда Лазар ушел с дороги, самый токсичный из всех. Может, нам стоит просто убить их всех и покончить с этим дерьмом?

Слова на кончике моего языка: Убегай со мной. Отпусти.

Но я знаю, что лучше. Я знаю, что они выше нашей головы, что мы не можем понять. Чтобы участвовать в них. Это культ, как и любой другой — харизматичные, всемогущие лидеры и промытые мозги членов — но он отличается и в других отношениях. Богаче. Сильнее. Более влиятельная. Они решают вопросы выборов. Они управляют такими организациями, как ЦКЗ и FDA. Они знают сенаторов, президентов и премьер-министров. Миллиардеры и инноваторы, и даже тихие, богатые укрытия, которые не хотят видеть свои лица в газетах или таблоидах, но которые дергают за ниточки марионеток из-за кулис.

Я не хочу иметь с этим дело. Я не хочу быть вовлеченным в это больше, чем я уже вовлечен. Может быть, однажды я буду готов, а может быть, я умру до того, как мне придется сыграть свою роль.

— Что ты собираешься делать с девушкой? — снова спрашивает меня Люцифер.

Он все-таки не забыл.

Я поднимаю глаза и вижу, что он смотрит на меня, и думаю о том, как близки мы были, когда я привел Эллу к нему домой. Видел, как он нюхал наркотики в восемь утра.

Это наша жизнь.

— Я не знаю, — я решаю попробовать хоть раз быть с ним честным.

— Она тебе нравится?

— Да.

— Ты любишь ее?

— Я знаю ее пять недель.

— Я влюбился в Сид за две минуты.

Я смеюсь, проводя рукой по голове.

— Да, ты постоянно говоришь себе это, брат, — я закатываю глаза, поворачивая голову, чтобы посмотреть в лобовое стекло. — Это называется похоть.

— Я женился на ней, не так ли? Через год после того, как я впервые встретил ее.

— Вы двое провели много времени порознь. Это было как заново влюбиться.

— Я люблю ее больше, чем когда-либо в своей гребаной жизни, и если это ни хрена не считается, что ж, это лучшее, что я могу сделать.

Я знаю, что он любит ее сейчас. Но две минуты? Неа.

— Но ты не ответил на вопрос, — продолжает он более низким голосом. — Что ты собираешься с ней делать?

— Я не знаю.

— Ну, подумай об этом сейчас. Любишь ли ты ее настолько, чтобы спрятать? Любишь ли ты ее настолько, чтобы похоронить? Позволить им сделать это? — он выдохнул. — Ты любишь ее настолько, чтобы позволить Рие умереть вместо нее?

Я сажусь прямее, от резкого движения у меня запульсировала спина и бок, но я не обращаю на это внимания, пересаживаясь на свое место, чтобы встретиться с ним взглядом, мои глаза сузились на его.

— Я не знаю, люблю ли я ее. Я не знаю, позволю ли я ей умереть. Это может быть новостью для тебя, но я не совсем обращался с ней как с чертовым нежным цветком, и я не уверен, что не использую ее, чтобы вытащить часть этого дерьма, с которым мы имеем дело…

— Некоторым девушкам нравится это дерьмо, — хмуро прервал меня Люцифер, его голова все еще прислонена к сиденью, пока он наблюдает за мной. — Сид нравится. Черт, мне тоже нравится обращаться с ней как с дерьмом, — он поглаживает себя по голове. — Я уверен, что есть совершенно хорошая психологическая причина, почему мы с ней так ужасно нестабильны, но мне все равно, что это за причина. Ей это нравится. Мне нравится. Оставь свой цветочный бред. Девушка, вероятно, не хочет этого, и я знаю, что ты чертовски уверен, что не хочешь.

Нет. Не хочу. Я не знаю, что такое ванильный секс, чтобы спасти свою гребаную жизнь, но я знаю, что никогда не учился. Меня так не воспитывали. До того, как я начал называть себя Мейхемом, у меня, возможно, был шанс. Но после этого…

Скажи мне худшую вещь, которую ты когда-либо делал.

Я стараюсь не думать о просьбе Эллы. Стараюсь не думать о том, как я хотел уступить, рассказать ей всю историю. Выдать ей часть своей правды. Выдать все свои секреты. Но тогда я бы ожидал, что она унесет их в могилу, а это тяжелое бремя для любого человека, особенно для девятнадцатилетней девушки.

Я и так уже слишком много ей рассказал. Ей не нужно жалеть еще и меня.

Один из ее собственных секретов эхом отдается в моей голове.

Шейн.

Я не знаю, кто такой Шейн, как он выглядит, где он, но я точно знаю, что он умрет. Может быть, прямо вместе с ее матерью. Может быть, и мой отец. Может быть, все они.

Это любовь? Желание убить того, кто причинил ей боль? Кто мог бы причинить ей боль? Я не знаю.

— Что ты чувствуешь? По поводу смерти твоего отца? — спрашиваю я Люцифера, сохраняя ровный тон.

Он улыбается мне, положив руки на бедра.

— Кроме того, что Сид сказала мне, что любит меня? Нет ничего лучше, чем всадить нож в его гребаный мозг.