Безжалостный хаос

Глава 3

Люцифер — первый, кого я вижу, когда несу девушку обратно в Либер. Он стоит в дверном проеме, скрестив руки, с незажженной сигаретой во рту. Его темно-синие глаза сужаются на меня, а затем переходят на девушку.

Элла.

— Уйди с дороги, — рычу я на него.

При свете Люцифер видит кровь на ее рту и отпечаток руки на ее лице. Его глаза расширяются, когда он вынимает сигарету изо рта и выпрямляется, но не отступает назад.

— Это ты сделал? — спрашивает он меня своим хриплым голосом.

Похоже, то, что он принимал раньше, более или менее прошло. Повезло, блядь, мне.

Глаза Эллы закрыты, дыхание медленное и ровное, но я почувствовал, как она едва заметно напряглась в моих руках от его вопроса. Она не спит, но, вероятно, вот-вот уснет. Она сказала мне, что по дороге сюда приняла от Натали горсть ксанакса.

Хорошо, что я добрался до нее до того, как он подействовал, иначе она бы не почувствовала ничего из того, что я с ней сделал. Интересно, поэтому ли она спросила. Интересно, должен ли я чувствовать себя виноватым за это?

Интересно, должен ли я сказать Натали, что она не гребаный фармацевт?

— Я сказал, уйди с дороги.

Глаза Люцифера переводятся с девушки на меня.

— Ты ударил ее. Это не вопрос.

Я хмурюсь.

— Может, ты хочешь вызвать гребаную полицию? Предъявить мне обвинения? Если нет, убирайся нахрен с дороги.

— Не знаю, Мав, не думаю, что полицию сильно волнует ролевая игра по обоюдному согласию, но гребаное убийство? — его глаза сужаются, и сигарета в его пальцах разламывается пополам. — На это им может быть не насрать.

Я фыркаю, перекладывая Эллу на руки. Дует ветер, и я крепче прижимаю ее к груди. Люцифер замечает это движение, и на его губах появляется ухмылка. Я хочу задушить его.

— Хочешь отправить свою женушку в тюрьму? — я дразню его, поскольку Сид явно рассказал ему о Пэмми. — Кстати, ты рассказал ей о том, что твой член в двух секундах от того, чтобы оказаться внутри другой девушки?

Я не жду ответа. Я проталкиваюсь мимо него, отталкивая его локтем со своего пути. Он отступает и захлопывает за мной дверь.

Я иду по пустынному заднему коридору, тусклый свет от бра на стене. Я слышу шаги Люцифера позади себя, и я разберусь с его задницей, когда уложу эту гребаную девчонку. Я поднимаюсь по лестнице в конце коридора, музыка стихает по мере того, как я поднимаюсь по лестнице, затем по другой, и, наконец, на третьем этаже музыка становится просто тупым стуком.

Я перекладываю Эллу на руки, а Люцифер открывает дверь и следует за мной, как в дурном сне.

Я направляюсь в свою комнату в конце коридора, и снова добрый старый Люци-бой открывает мне дверь.

Какой чертов джентльмен.

Я поблагодарил и вошел в холодную комнату, услышав, как за моей спиной закрылась дверь. Свет автоматически включается, и я веду Эллу прямо к королевской кровати, укладывая ее на серые простыни.

— Включи свет, — говорю я Люциферу, не глядя на него.

Он приглушает их, и я смотрю на нее в оставшемся свете, впервые воспринимая ее полностью.

Она великолепна.

Бледная кожа, яркие веснушки и отпечаток моей руки на ее лице, кровь засохла на ее губах. И еще одна отметина, которая выглядит так, будто кто-то другой мог ударить ее.

На этот раз я чувствую, как моя грудь сжимается при виде этого, и мне не нравится это ощущение.

Ее глаза все еще закрыты. Я вижу ее длинные темные ресницы, густые русые брови. А ее сиськи… Я жалею, что не шлепнул и их, но, по крайней мере, я попробовал их на вкус. Они большие, напрягаются на платье под ее кожаной курткой. Я стаскиваю с нее сапоги до бедер, на что уходит много гребаных усилий, и бросаю их на пол. Она поворачивается на бок, сворачиваясь в клубок. Я хватаю плед, сложенный на кровати, вытаскиваю его из-под нее и накрываю ее им.

— Нам нужно поговорить, — говорит Люцифер мне на ухо, как будто я этого не знаю.

Я сжимаю челюсть, провожу холодными руками по джинсам и выхожу из спальни в прилегающую гостиную, распахивая тяжелые шторы. Я вижу, как далеко отсюда взрываются фейерверки. Я выхожу на балкон и сажусь в одно из железных кресел.

Я не хочу подходить слишком близко к краю.

Это напоминает мне о том, о чем я предпочел бы никогда больше не думать. Это напоминает о Малакае.

Отпусти.

Люцифер захлопывает за собой дверь, встает у перил балкона, сцепив руки, опираясь локтями на железные перила.

— Кто она? — спрашивает он, не глядя на меня.

Я смотрю на его затылок, думаю о нем, об Эзре и той девушке. Я думаю о том, чтобы столкнуть его с балкона. Услышать, как его голова разобьется о бетон внизу.

Но я знаю, на что это похоже.

Неужели я хочу услышать это снова?

Я хватаюсь за кованые края кресла и заставляю себя смотреть на луну. Она действительно прекрасна.

— Я не знаю, — это не ложь. — Натали привела ее.

— Ты ударил незнакомую девушку?

— Она меня попросила.

Он поворачивается, его руки сжимают край перил так сильно, что костяшки пальцев побелели.

— Она попросила тебя?

Я встаю на ноги, качаю головой.

— Да, — говорю я, — точно так же, как Сид попросила меня взять ее, чтобы помочь убить твою гребаную мачеху.

Его челюсть сжимается, его темно-синие глаза сужаются в щели.

— Если бы Сид попросила пососать твой член, ты бы тоже позволил ей это сделать?

О, ему действительно не следовало спрашивать меня об этом. Я улыбаюсь ему, засовываю руки в карманы толстовки.

— Вообще-то, да. Теперь, когда я знаю, что ты не против поиграть без нее, почему бы, блядь, и нет?

Он едва держится на гребаной ниточке, его руки так крепко вцепились в перила, что они дрожат.

— Она твоя гребаная сестра и моя гребаная жена.

— Похоже, у нас с Джеремаей Рейном есть что-то общее. Инцест?

Я знаю, что мне не следовало этого говорить. Я знаю это, но уже слишком поздно брать свои слова обратно, да я и не хочу этого. Но опять же, я не хочу больше говорить об этом ублюдке, и я знаю, что только что пригласил его.

Если бы я никогда в своей гребаной жизни не слышал имени — Джеремайя Рейн, думаю, это прибавило бы мне целых десять лет жизни. В нынешнем состоянии я, вероятно, умру в течение следующих десяти лет из-за этого самовлюбленного социопата.

Потому что он трахает мою сестру.

И он почти трахнул мою новую сестру.

И Люцифер не хочет заткнуться об его убийстве.

— Да, еще одна вещь, которую мы недостаточно обсудили, — Люцифер разминает шею, затем отворачивается от меня. — Скажи мне еще раз, — тихо говорит он, — почему именно ты вошел в горящее здание и спас жизнь этому куску дерьма?

Черт возьми, мне действительно нужен косяк. Сейчас почти час ночи, и у меня сейчас гораздо более серьезная проблема в виде неуравновешенной девочки-подростка, в которую я только что вошел.

Но за те несколько раз, что мы с Люцифером виделись за месяц после Жертвоприношения, он не слез с моей задницы из-за этого дерьма.

Я сажусь обратно. Сжимаю руки вместе, локти на коленях. Я закрываю глаза, я чертовски устал.

— Если бы я не спас ему жизнь, ты бы сейчас не называл Сид своей женой. Ее даже не было бы сейчас здесь. Возможно, она даже убила бы тебя, чему в данный момент я, возможно, даже рад, потому что сейчас, черт возьми, утро, Люцифер, и я хочу спать.

Он фыркает, но не смотрит на меня.

— Ты убил Пэмми.

От его смены темы у меня болит голова.

Я потираю виски.

— Да.

— Ты забрал Сид с собой.

Я вздыхаю.

— Да.

— И ты не подумал, что, может быть, тебе, блядь, стоит мне сказать?

Это легко.

— Нет. Но, может, тебе стоит сказать — спасибо? Она заслужила смерть. Мы оба знаем, что…

Его руки внезапно оказываются на моих плечах, когда мои глаза распахиваются, и он толкает меня обратно в кресло.

— Сид могла пострадать! — кричит он на меня, его глаза дикие. — Ее могли убить!

Я сбиваю его руки с себя, подставляя свои под его предплечья. Я поднимаюсь на ноги, делаю шаг к нему, пока он не уступает шаг, а затем еще один, прижимаясь спиной к перилам.

— Она не погибла. Я бы никогда не позволил ей пострадать. Я все спланировал, у нас было прикрытие. Ей ничего не угрожало, и она хотела сделать это ради твоей жалкой задницы, — я прижимаю палец к его груди, и его глаза загораются гневом, вена на его шее чертовски пульсирует. — Ты продолжаешь пытаться контролировать ее, как Джеремайя, мать его, Рейн, и знаешь что, брат? — я наклоняюсь ближе, мой рот накрывает его рот. — Она, блядь, бросит тебя ради него. Особенно если ты будешь напрягать свой член, впуская в свою комнату голых девушек, которые не являются ею.

— Это была ошибка. Эзра дал мне кое-что. Я не трогал ее.

Я сдерживаю смех.

— Вау, ты не трогал ее. Какое гребаное облегчение, — я отступаю от него, моя грудь вздымается. Я провожу рукой по волосам, а он смотрит на меня так, будто хочет, чтобы я умерл. Да, ну, в настоящее время это чувство взаимно.

— Сейчас у меня нет времени разбираться с этим, — я кладу руки на голову и отворачиваюсь от него, вышагивая по балкону. — Завтра у нас Совет. Мы должны сосредоточиться на этом.

Часть злости на меня, кажется, рассеивается с лица Люци. Он засовывает руки в карманы.

— Да. Нам нужно.

Я опускаю руки и качаю головой.

— Элайджа сказал тебе, что мой отец будет там?

В его голосе слышится рычание.

— Да.

Я провожу рукой по челюсти.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Почему это вопрос?

— Элайджа хочет… обсудить это, — я стиснул зубы. — Он сказал, что мы не можем убивать всех, кто нас расстраивает.

Люцифер выглядит так, будто хочет ткнуть пальцем мне в глаз, но ничего не говорит.

Я выдыхаю.

— Может, нам стоит выслушать его. Мы не знаем, что он знал о Сид.

— Меня, блядь, не волнует, что он знал. Он знал о ее существовании и ничего не сделал.

Я наклоняю голову, чтобы взглянуть на висящий в небе клочок луны.

— Ноктем скоро придет. Восемь недель, и мы должны будем разобраться со всеми нашими грехами.

— И оставление отца в живых не должно быть одним из твоих грехов.

Я ничего не говорю.

Люцифер хмурится.

— Если ты не убьешь его, я…

— Ты спрашивал об этом Сид? — я нажимаю на него, переводя взгляд на него. — Ты спросил ее, что она думает по этому поводу? Спросил, хочет ли она иметь с ним дело? Хочет ли она знать о своей матери?

Его глаза потемнели.

— Да. Я так и думал, — я качаю головой. — Ты одержим ею, но я не уверен, что ты хоть что-то понимаешь в любви.

Я не разговаривал с отцом со времен Sacrificium, когда я пытался убить его и не смог. Но теперь я не уверен в том, что я чувствую по отношению к нему. К тому, что я хочу сделать. Его не пригласили ни на одно заседание Совета — редкое проявление солидарности между нами и шестеркой. Но даже если Элайджа не Лазар, некоторые вещи никогда не изменятся. Мы по-прежнему встречаемся в Санктуме, хотя Элайджа обещал сжечь здание дотла. Должен ли я убить своего отца, Сид и Бруклин, когда на самом деле все они заслуживают смерти?

Но если я не убью его завтра, это может сделать Люцифер. Для Мэддокса Астора все складывается не лучшим образом.

Я подношу костяшки пальцев ко рту, прикусываю кожу. Это не так больно, как мне хотелось бы. Теперь, когда кайф от всего этого бурного траха прошел, я снова чувствую себя чертовски низко.

Люцифер хмурится, складывает руки на груди.

— Мне нужно вернуться к Сид, но мы еще не закончили. Ты ведь знаешь это, да?

О, я знаю, что мы, блядь, не закончили.

— На сегодня закончили.

Он кивает мне, а затем открывает стеклянную дверь. Я следую за ним, не желая, чтобы он оставался наедине с Эллой. Он одержим Сид, но у Люцифера всегда были блуждающие глаза.

А до Сид еще и блуждающие руки.

Я закрываю дверь за собой и смотрю, как он идет по узкому коридору, ведущему в спальню. Он бросает взгляд на девушку, и я напрягаюсь, но он продолжает идти, а потом изо всех сил захлопывает за собой дверь этой чертовой спальни.

Придурок.