Лэндон
Из-за заметного отсутствия моей новой любимой игрушки мне пришлось довольствоваться избиением ее брата.
Что?
Я не виноват, что она исключительно плохо умеет читать атмосферу и насыщать моего зверя. Не секрет, что ситуация превращается в абсолютную бойню, когда он предоставлен сам себе.
Его ночным оружием является неразбавленное насилие. Хотя этот метод не является моим любимым, он дает результат, и долгое время его можно было сравнить с физической кульминацией, которую дает секс.
Однако есть небольшая проблема. Я занимаюсь этим уже минут десять, и уже ближе к тому, чтобы заснуть, чем к кульминации.
Меня хорошенько избивают, потому что, ну, Николай — огромный ублюдок, обиженный на какой-то инцидент, причиной которого мог быть я.
Не ждите, что я буду следить за всем тем хаосом, который творит мой мозг. Я обязан архивировать эти файлы, чтобы дать моим нейронам возможность творить еще большую анархию.
Николай Соколов, старший в семье Соколовых, двоюродный брат этого ублюдка Киллиана и, что самое главное, старший брат Мии. Они совершенно не похожи друг на друга, за исключением слабого сходства, обусловленного кровным родством. Однако у них есть общие черты: грубость, потребность в насилии и жажда устраивать неприятности.
Но есть одно существенное отличие. У Николая такое лицо, которое так и просится, чтобы его побили. А вот лицо Мии — афродизиак.
В последнее время ситуация стала настолько плачевной, что одного только представления ее естественно надутых губ и глаз синего цвета полевых цветов достаточно, чтобы мой член запрыгал, как у фанбоя.
Ах, блять. У меня стояк посреди боя. Ну, рефери только что объявил перерыв, но я все равно смотрю на свою нижнюю часть.
Умеешь читать атмосферу, придурок.
Я перевел взгляд на Николая, которого на противоположной стороне ринга готовит к бою не кто иной, как Джереми — недавний президент моего антифанатского клуба.
Одного взгляда на это животное достаточно, чтобы убить любые эротические мысли. У меня определенно нет никаких сомнений в том, чтобы уничтожить черты его лица и дать ему стимул пройти отчаянную пластическую операцию.
— Ты в порядке, Лэн? — спрашивает Реми из-за ринга и передает мне бутылку воды.
Он единственный из парней, кто любит сопровождать меня в этих вспышках насилия. Еще есть Ава, которая любит приходить и болеть за меня. Должно быть, она где-то в толпе как президент Клуба Бойца Лэндона.
У нас с Авой спокойные отношения. Я помогаю ей свергнуть Илая, а она помогает мне со всеми моими сплетнями. Чего она не знает, так это того, что я иногда помогаю и Илаю. А Что? Он все еще мой кузен. Мужчины Кинги могут ссориться и смотреть на мир через разные очки, но мы всегда будем семьей.
Ну, так говорит дедушка Джонатан.
Во всяком случае, я участвую в подпольных боях с тех пор, как Илай впервые привел меня на них — естественно, за спинами наших родителей.
После первых лет учебы в университете мой кузен постепенно отошел от этого, но я нашел в этом адреналине столь необходимую мне отдушину.
Толпа.
Крики.
Праздник секса, который обычно происходит после.
Крики студентов КЭУ окружают меня ореолом, наркотиком, который проникает в кровь и устремляет меня в небо.
Я выхватываю у Реми бутылку, выпиваю половину, а другую выливаю себе на голову, а затем трясу головой, как собака. Девушки падают в обморок, а я одариваю их своей обычной очаровательной ухмылкой, которая заставила бы их сбросить трусики, если бы я только попросил. Разница лишь в том, что теперь мне наплевать на их внимание.
У меня даже нет нужной мотивации, чтобы закончить этот бой.
— Тебе обязательно это делать? — спрашивает мой клон с другой стороны ринга.
Брэндон — последний человек, от которого можно было бы ожидать посещения бойцовских клубов. Он более брезглив, чем защищенный принц, и выглядит как мальчик из высшего класса с ухоженными волосами и снобистским выражением лица. Он пришел в белой рубашке, бежевом кардигане, отглаженных брюках и классических мокасинах Prada.
Тем не менее, то, что он решил поддержать меня — редкий случай, которым я планирую воспользоваться сполна.
Мои губы кривятся в лукавой ухмылке.
— А тебе обязательно быть здесь?
Он засовывает руку в карманы, держится прямо, голос спокойный.
— Ты мне написал.
— О? С каких это пор ты прибегаешь после того, как я сообщаю тебе о своих боях?
— Мама попросила меня держать тебя подальше от неприятностей.
— Не думал, что ты и дальше ее слушаешься.
— Ты мой брат. Мне не понравится видеть, как мама плачет, если тебя каким-то образом убьют.
— Оууу, — я спрыгиваю с ринга и взъерошиваю его идеально уложенные волосы, превращая их в непоправимый хаос, а затем улыбаюсь.
Он отталкивает меня.
— Прекрати.
— Я знал, что ты любишь меня, — моя улыбка исчезает, когда я хватаю его за воротник рубашки и шепчу ему на ухо, мой голос становится жестче. — Но попробуй еще раз, Брэн. Ты ужасный лжец.
Когда я отстраняюсь, его глаза немного расширяются, но это не так заметно для Реми, который занят общением с фанатками Николая. Однако Брэн не может скрыться от меня и только что неосознанно подтвердил одну из моих мрачных теорий. Ту самую, о которой я размышлял, когда отправлял ему сообщение о своем бое с Николаем.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — на первый взгляд, его это не тронуло.
— Я говорю о твоем недавнем увлечении Николаем. Не хочешь объясниться?
Он поднимает руку к затылку, но, увидев, что я смотрю на него, опускает ее, прежде чем успевает заняться своими снимающими стресс привычками.
Но тот факт, что ему пришлось это сделать и скрыть, уже достаточно красноречив.
Я уже собираюсь влезть в его пространство, когда рефери объявляет, что бой продолжается.
Мы с братом сужаем глаза друг на друга.
Когда я прыгаю обратно на ринг, Николай смотрит на меня с окровавленным носом — кстати, моя заслуга — и напряженной позой.
— Что тебя так разозлило? — небрежно спрашиваю я, а затем указываю на себя большим пальцем. — Хочешь кусочек?
Как только рефери дает команду, Николай набрасывается на меня с местью тысячи призрачных воинов.
Первые несколько ударов мне удается отбить, но затем он загоняет меня в угол и едва не ставит под угрозу мой облик греческого Бога.
К счастью, рефери удается разнять нас.
— Иисус Христос, — я выплюнул полный рот крови и ухмыльнулся. — Я знаю, что ты завидуешь своей неспособности когда-либо достичь моего превосходного внешнего вида, но не мог бы ты сбавить обороты?
— Тебе конец, ублюдок, — он сжимает свои перевязанные кулаки.
Полагаю, это отказ от того, чтобы сообщить новость о нестандартных отношениях моего члена с киской его сестры.
Но, с другой стороны, его двоюродный брат забрал мою сестру, так что это можно рассматривать как справедливую месть. Просто к слову.
Когда он снова нападает, я изо всех сил бью его по ребрам. Николай восстанавливается быстрее молнии и сбивает меня на пол, а затем обрушивает на меня быстрые, резкие удары.
Гребаный ублюдок.
— Эй, придурок, — успеваю сказать я между стонами. — Это больно.
— В этом вся суть, ублюдок.
Я блокирую некоторые его удары, но какие-то из них попадают прямо мне в грудную клетку.
Я думаю, не истекаю ли я кровью на полу. Возможно, мой конец будет не таким славным, как я думал. Желательно посреди моей студии, в окружении моих шедевров, оживающих в стиле Пигмалиона.
— И это все, на что ты способен, принц мафии? — дразню я едва слышным голосом. — Ты бьешь как девчонка.
Всякий раз, когда речь идет об эротическом насилии, на ум приходит определенная девушка.
Только я не против, если она сломает мне ребра, лишь бы она оседлала мой член и подавилась им для искупления своей вины сразу после этого.
— Остановись!
Голос проникает в мое сознание, и я приостанавливаюсь. Пожалуйста, не говорите мне, что я понизил свою планку и попросил Николая остановиться.
И тут до меня доходит, что голос действительно похож на мой. Только у одного человека хватает смелости быть таким хаотично эмоциональным и при этом обладать моими потусторонними физическими данными.
Удивительно, но Николай отдергивается, приостанавливая эпизод «Боксерской груши Лэндона», и смотрит на того, кто, как я полагаю, является моим братом. Его глаза сужаются и темнеют, а ноздри раздуваются.
Какого. Блять. Хуя.
Я убью этого ублюдка. Как он смеет смотреть на Брэна — моего гребаного брата-близнеца — как на свою очередную сучку?
Моего. Гребаного. Брата.
Идентичного близнеца Лэндона Кинга.
Я бью кулаком по его щеке так быстро и сильно, что он падает набок, и кровь заливает его лицо.
У меня болят ребра, и я чувствую, как моя собственная кровь украшает мои черты лица, но мне удается, шатаясь, подняться на ноги посреди ревущих аплодисментов.
— Кинг! Кинг! Кинг!
Я пинаю Николая по ребрам, прежде чем он успевает встать на колени, затем рывком поднимаю его за волосы и шепчу ему на ухо:
— Это мое первое и последнее предупреждение. Держи свои чертовы глаза подальше от моего брата, или я вырежу их к чертовой матери.
Он бьет меня ногой в ответ, но я уклоняюсь в последний момент, позволяя удару пройти по краю моей ноги. А затем выпрыгиваю с ринга.
К черту бой.
К черту Язычников. Я собираюсь поджечь их жизни, прежде чем они получат еще одного члена моей семьи. Я еще не смирился с тем, что моя сестра переметнулась к Киллиану, а теперь этот ублюдок думает, что может покуситься на моего брата.
Реми и Брэн бросаются ко мне, я хватаю брата за воротник и тащу его к выходу, пока Реми прикладывает руку к моей губе и пытается остановить кровотечение.
— Что ты ему сказал? — спрашивает Брэн, не пытаясь сопротивляться моей хватке.
— Не твое, черт возьми, дело.
— Если речь шла обо мне — мое.
Я останавливаюсь посреди туннеля, ведущего к раздевалкам.
— Ты хочешь, чтобы речь была о тебе, Брэн? Не так ли?
На этот раз он отталкивает меня и встает ко мне лицом к лицу.
— Я этого не говорил.
— Ты и не должен был этого говорить, чтобы я понял суть. Что с тобой в последнее время?
— Как ты красноречиво сказал ранее, это не твое дело.
— Подождите, подождите, — Реми встает между нами. — Не нужно ссориться, когда моя светлость здесь. Выпивка за мой счет?
— Уведи его, — я ткнул пальцем в сторону брата. — Очевидно, он отчаянно нуждается в пробуждении.
— А ты нет? — Брэн мягко отталкивает Реми и вцепляется мне в лицо. — То, что Николай сделал сейчас — цветочки, то ли еще будет, когда он узнает о твоей недавней привязанности к его сестре.
— Его сестре? — переспрашивает Реми, звуча как потерянный ягненок. — Мие?
Я ухмыляюсь, намеренно выставляя напоказ свои окровавленные зубы.
Естественно, когда я застал ее развлекающейся с Брэном и Реми, я был обязан изложить суть дела и намекнуть, не очень тонко, что она вне зоны доступа.
Брэн имеет мои гены и, следовательно, достаточно сообразителен, чтобы сложить два плюс два. Но Реми, похоже, довел образ дурака до совершенства, хотя в основном так и есть — образ. Однако теперь он соединил все точки и смотрит на меня так, будто я окончательно сошел с ума и активно провоцирую третью мировую войну.
— Он не сможет причинить мне вреда в этой жизни. А вот я… — мой голос падает. — Я могу закончить то, что начал, с его бессмысленной жизнью.
— За счет того, что навсегда потеряешь Мию? — Брэн произносит этот вопрос с тревожным спокойствием.
— Если уж на то пошло, она должна целовать мне ноги за то, что я взял на себя утомительную задачу по устранению ненужного болвана из ее жизни.
— Если ты так плохо думаешь о своем родном брате и сестре, это не значит, что все остальные разделяют твои чувства, — он ткнул указательным пальцем мне в плечо. — Если бы ты хотел узнать больше о Мии, ты бы узнал, что она любит и, что более важно, уважает обоих своих брата и сестру. У них близкие отношения, они постоянно спрашивают друг о друге и обязательно встречаются несколько раз в неделю. Но, опять же, ты всегда симулировал эти чувства, поэтому, конечно, не поймешь, что они значат, даже если они забрызгают лобовое стекло твоего драгоценного автомобиля. Так что давай, напади на ее брата и кузенов. Сожги их особняк и подорви их существование. Уничтожь то, что она видит в тебе, чтобы она послала тебя к черту. Как я вижу, ты ее не заслуживаешь и никогда не заслужишь.
— Если ты закончил проповедовать, как лицемерный пастор… — я проталкиваюсь мимо него и контролирую свою хромоту.
Я — воплощение физического совершенства, и мир не увидит ничего другого, даже если я захлебнусь в собственной крови.
Слова Брэна звучат в моих ушах, как нечестивая молитва. А может, и святая, потому что чем больше я об этом думаю, тем больше злюсь.
Помывшись в раздевалке и переодевшись в обычные брюки и толстовку, я отправляюсь на полупустую парковку.
Все тело болит, когда я медленно опускаюсь на водительское сиденье. Этот ублюдок Николай здорово меня отделал и, наверное, отбил несколько ребер.
Я достаю телефон и нахожу несколько сообщений.
Ава: Не могу поверить, что ты проиграл после того, как я поставила на тебя. Какого черта, Лэн?
Рори: Если ты не уступишь мне мое законное место, то сильно пожалеешь об этом, Лэндон. Помни, ты не бессмертен.
Бетани: Я скучаю по нашему хорошему времяпрепровождению. Могу ли я посмотреть, если приведу к тебе одну из своих подруг?
Нила: Ты принижаешь нас, Лэн. Кто завладел всем твоим вниманием?
Определенно не ты.
Я игнорирую всех, кроме Авы, которой говорю, что отплачу ей при следующей нашей встрече.
Обычно я терпимо отношусь к людям, но сейчас они становятся моими наименее любимыми шахматными фигурами, которые я предпочел бы уничтожить, дабы не видеть на своей доске.
Я прокручиваю сообщение, которое Мия, очевидно, прочитала, но не ответила на него. Когда она сказала, что бросает меня ради какого-то дурацкого семейного ужина, я лично отправил Николаю приглашение на бой, от которого, как я знал, он не откажется.
Он хотел подраться со мной с тех пор, как произошел инцидент, отправивший его в больницу, но из-за того, что я был занят его сестрой, у меня не было времени на бойцовский клуб.
Так что да, возможно, я испортил ей семейный вечер, но, опять же, я ясно дал понять, что не собираюсь довольствоваться второстепенной ролью.
Я постучал по задней крышке телефона, размышляя о том, как вытащить ее из этого замка из слоновой кости. Наверное, можно снова поджечь его, но мысль о том, что она может случайно пострадать, быстро вытесняет эту идею из головы.
Есть еще вариант — пойти домой и завалиться спать, но мой зверь восстает против самой мысли об этом.
Я развлекаю его тем, что гоняю, кусаю, душу и трахаю Мию в самых акробатических позах. Не говоря уже о всплесках творчества, вызванных одним ее присутствием.
Забудьте о том, чтобы заниматься лепкой после ее ухода. Теперь это невозможно. Моя муза проявляется только тогда, когда Мия рядом, и достигает своего пика после того, как я оттрахаю ее до нескольких мощных оргазмов.
Так что я не могу сейчас приступить к работе, иначе у меня получится только какая-то посредственность. Привыкнув к проблескам совершенства, я не могу позволить себе скатиться до уровня крестьянина.
Я просто отказываюсь работать над чем-либо, кроме финальных доработок, когда ее нет рядом.
Зависимость, которую я опасался, теперь течет по моим венам и превращается в неприятность. Самое страшное, что, скорее всего, уже слишком поздно отказываться от нее, чтобы не пострадать от последствий.
Так что же мне теперь делать?
Может быть, просто полить растения, как она и просила?
Я уже собирался дотянуться до этой сапфической части своего мозга и задушить его до смерти, но тут замечаю трех мужчин в масках, стоящих перед моей машиной.
Так-так.
Похоже, мой зверь все-таки не пойдет домой голодным.
Это, конечно же, Язычники. Тот, что в желтой маске со швами, даже не потрудился скрыть свою личность. Николай до сих пор в черных шортах, оставшихся после боя. Его характерные татуировки, от которых у художника может случиться инсульт, выставлены напоказ.
Бейсбольная бита бесстрастно висит на плече Красной Маски — это не кто иной, как Киллиан. Причина, по которой я это знаю, в лучшем случае отвратительна и заключается в том, что я видел, как Глин носила ее перед тем, как начать целоваться с этим ублюдком в его машине, когда они приехали в гости к моим родителям.
Естественно, я спустил ему шины, как только он зашел внутрь. Все четыре.
Что? Мне удалось свалить все на диких животных.
В оранжевой маске — Джереми, судя по росту и излишне громоздкому телосложению.
Его оружие — металлическая клюшка для гольфа, способная проломить кому-нибудь череп. В данном случае мишенью являюсь я.
Но у меня есть машина, которая может раздавить несколько ног. Предпочтительно все три пары. Я ухмыляюсь, заводя двигатель.
Эта малышка может разогнаться с нуля до ста за несколько секунд и преподаст им урок-другой.
Николай подходит первым, не обращая внимания на громкий двигатель моего McLaren.
Он бьет кулаком по капоту.
— Выходи.
Эта безвкусная скотина посмела тронуть мою машину.
Мне достаточно нажать на педаль газа, и он присоединится к могилам своих родственников.
Проходит секунда.
Вторая.
Третья.
Я не нажимаю.
Как бы ни был раздражителен Брэн, он был прав. Если я причиню вред Николаю, Мия исчезнет из поля зрения быстрее ракеты. Черт, она может нанести мне ответный удар, чтобы отомстить, как это был с кровавой баней.
На самом деле, это было бы мягко сказано по сравнению с тем, что она сделает со мной на этот раз. И хотя мне наплевать на насилие, мне не наплевать на то, что она отдалится от меня.
По правде говоря, мне не просто не наплевать. Мне офигеть как не наплевать, если быть точным.
Я перевел рычаг переключения передач в положение парковки, заглушил двигатель и вышел из машины. Ублюдок.
Боль распространяется по моим конечностям. Мне требуется больше усилий, чем нужно, чтобы стоять у машины и изображать на лице издевательскую улыбку.
— Чем обязан такому неприятному сюрпризу?
— Хочешь, чтобы мы начали пересчитывать все дерьмо, которое ты натворил? — спрашивает Джереми, постукивая клюшкой по земле.
— Если вы начнете, то мы, наверное, задержимся, так что, может быть, я возьму отгул на всю эту встречу, напоминающую Хэллоуин?
— Думаешь, тебе это сойдет с рук? — Николай встает передо мной.
— Уже. Кроме того, маски выглядят отвратительно, так что вам стоит подумать о срочном ребрендинге. За бесплатный эстетический совет всегда пожалуйста.
Киллиан встает рядом с Николаем и замахивается битой. Я не двигаюсь и не вздрагиваю, когда он останавливает ее в сантиметре от моего лица.
— Привет, Киллиан. Глин хотела, чтобы мы провели немного времени вместе. Может быть, нам стоит позвонить ей по FaceTime и показать эту прекрасную сцену? Или ты предпочтешь, чтобы она узнала об этом после того, как ты закончишь избивать меня ради спортивного интереса?
— У тебя не будет доказательств.
— Они и не нужны. Она поймет, что это ты, — я указываю на Джереми. — Ты тоже. Сес, возможно, и покончила со своей влюбленностью ко мне, но я все еще ее друг детства. Такая спокойная душа, как у нее, разлетится на куски, если она узнает, что ты тронул хоть один волосок на моей великолепной голове.
Джереми поднимает клюшку, но даже не замахивается ею в мою сторону.
Чертовы дураки. Вот что происходит, когда ты подчиняешься таким низменным чувствам, как любовь. Ты становишься слабым и в конце концов проигрываешь.
Я всегда, без исключения, буду властвовать над этими идиотами.
Николай хватает меня за воротник и бьет кулаком, отчего я отлетаю к машине.
— Зато я могу сломать тебе кости и съесть их на завтрак.
— Я пропустил сообщение о том, что ты собака?
— Ты думаешь, что я шучу? Я прикончу тебя.
— О? — я выпрямляюсь и демонстративно вытираю свежую кровь, запекшуюся на моей уже разбитой губе. — Ты уверен? Подумай о том, на кого ты пытаешься произвести впечатление и какую роль я играю в его жизни.
Так что нет, Николай не подойдет к моему брату ближе, чем на километр — по крайней мере, не с функционирующем членом — но не мешало бы заставить его поверить, что я допущу это по своим скрытым мотивам.
Его кулаки сжимаются, но он не двигается.
— Что ты делаешь? — Джереми спрашивает его. — Ты хотел этого, разве нет?
Рычание Николая наполняет воздух, и он пинает одну из машин. Громкая сигнализация заполняет тихую парковку, а он продолжает рычать, как загнанный в угол зверь.
Я похлопываю его по плечу и шепчу:
— Брэн хороший, а я нет. Имей это в виду, когда попытаешься сделать что-нибудь смешное.
— Пошел нахуй.
— К счастью, ты не в моем вкусе, — а вот твоя сестра — да.
Но я не говорю этого, пытаясь остаться вежливым и, главное, сохранить на сегодня свои яйца в целости и сохранности. К тому же я и так уже избит.
Я неторопливо сажусь в машину и с громкими оборотами двигателя уезжаю, наблюдая за тремя дураками в зеркало заднего вида.
Никогда не наступит тот день, когда я окажусь в одном ряду с ними. Даже если мне придется отрезать себе руку, чтобы предотвратить это.