Мия
В воображении людей монстры принимают различные формы.
Одни видят в них призрачные фигуры, которые можно принять за привидения. Другие представляют их в виде жуткого чудовища, прячущегося под кроватью или за дверцей шкафа.
Для меня монстр всегда был суровой женщиной с квадратным лицом, тугим пучком волос и жесткой линейкой.
С годами она стала расплываться в образах желтоглазого монстра, который крадется в каждый угол моей комнаты, ожидая, чтобы наброситься на меня.
Но теперь, когда я снова вижу ее лицо, все воспоминания о деревянной линейке снова проникают в мое сознание.
Миссис Пратт.
Невысокая женщина с пухлой фигурой и обвисшими щеками. Она одета в свою обычную черную юбку и серый кардиган, как нестареющая женщина. Она была нашей с Майей няней много лет, но ушла, когда нам было около семи, потому что хотела вместе с мужем заниматься семейной фермой.
Но это был не последний раз, когда я ее видела. Нет.
Человек, который меня похитил? Это была она. У нее был сообщник-мужчина, который напал на нашу машину, убил моего телохранителя и увез меня. Наверное, он был ее мужем, но я никогда не видела его лица в этой черной, грязной дыре.
Единственным человеком, который терроризировал меня до полусмерти, была миссис Пратт. В те дни, когда я там находилась, она до такой степени наказывала меня своей линейкой, что я до сих пор чувствую болезненные удары по своей коже. Когда она била меня, то говорила, что жалеет о том, что раньше у нее не было возможности использовать линейку для «исправления» моего поведения. И что она знала, что я попросила маму заменить ее, поэтому и уволилась до того, как ее бы выгнали.
Я сказала маме, что мне не нравится миссис Пратт, потому что она была слишком строгой и невеселой. Я бы предпочла, чтобы кто-то позволил нам с Майей играть, вместо того чтобы постоянно концентрироваться на учебном плане.
Невинная просьба стала причиной моей детской травмы.
Люди решили, что мой похититель — мужчина, и я позволила им в это поверить, не видя необходимости их исправлять. Все эти годы моей главной задачей было сделать так, чтобы она и ее опасный муж не смогли причинить вреда моей семье.
Меня волновало только это.
Вот из-за чего я потеряла голос и почему не смогла его вернуть.
Я верила, что если она смогла похитить меня, убить нашего телохранителя и чуть не забрала Майю, то она сможет сделать все, что угодно. Наша надежная охрана ничего не значит для этой женщины.
В глубине души я думала, что, может быть, когда-нибудь я преодолею то ужасное чувство тревоги и опустошающего страха, которое я испытывала в темноте подвала.
Может быть, когда-нибудь я снова смогу говорить.
Но, увидев ее сейчас, все рушится.
У меня дрожат ноги, и все мои внутренности говорят мне, что нужно бежать.
Сейчас.
— Даже не думай об этом, дитя, — говорит она, ее голос низкий и неприятный.
Мне никогда не нравилась миссис Пратт. Даже до похищения. Назовите это инстинктом самосохранения или чистым презрением к низкорослым людям. Просто я никогда не чувствовала себя рядом с ней комфортно и предпочитала свою тогдашнюю учительницу русского языка. На что миссис Пратт отреагировала не лучшим образом.
Она делает несколько шагов ко мне, крепко сжимая пистолет, и я едва не задыхаюсь.
Не подходи ближе. Не подходи…
— А теперь скажи мне, Мия. Открывала ли ты рот или, точнее, руки, чтобы рассказать своему парню о прошлом?
Я задыхаюсь, пот струйками стекает по спине и приклеивает платье к коже. Я не могу пошевелиться.
Едва могу дышать.
Словно парализованная, я могу только смотреть на монстра из моего прошлого.
Дрожь пробирает меня, и я едва могу дышать, не говоря уже о том, чтобы думать о побеге.
Неужели это конец?
Наконец-то?
— Ты не могла этого сделать, верно? Это должен был быть наш секрет, не так ли? — она смотрит на меня своими безжизненными глазами.
Я часто видела миссис Пратт как образованную, нормальную женщину, но только после похищения я поняла, что монстры — это не только изуродованные существа, которые могут принимать разные формы.
Монстры — это не произведение мультипликации и комиксов. Это даже не большие здоровенные мужчины со шрамами на лице, с которыми мама и папа сталкиваются каждый день.
Они могут быть нечто совершенно иным.
Безобидная на первый взгляд женщина с твердыми моральными принципами может вдруг сама превратиться в монстра. А может быть, она и была монстром всегда, но прекрасно умела маскировать эту часть себя.
— Я предупредила тебя о том, что сделаю с каждым, кто узнает об этом, не так ли? Значит ли это, что ты готова увидеть кровь своего парня, забрызгавшую твое милое личико?
Паника взрывается за моей грудной клеткой и рассыпается по земле вокруг меня.
Не трогай его. Только не его.
Я открываю рот, но ни одно слово не выходит. Руки так и висят по бокам, словно не желая больше жестикулировать.
— Ты так хорошо умела хранить секреты на протяжении десяти лет, так что же изменилось, Мия? Почему ты сейчас проявляешь глупое упрямство?
Я хочу разомкнуть губы и умолять ее не причинять боль тем, кого я люблю.
Пожалуйста. Ни Лэндону, ни моим родителям, ни…
— Мия!
Майя бежит по улице, ее одежда растрепана, волосы разлетаются во все стороны. Ее лицо такое белое как у призрака.
Я никогда не видела ее такой, разве что, когда вернулась домой после похищения.
Она рыдала. А я стояла в полном недоумении.
Мне хотелось, чтобы она перестала плакать.
Сестра схватила меня за плечо и повернулась лицом к миссис Пратт, ее подбородок дрожал.
Я отталкиваю ее, и ужас проникает в мою кровь, когда я трясущимися руками показываю:
— Уходи, Майя. Просто уходи.
— Нет, — она крепче обхватывает меня руками, и я чувствую, как она дрожит сильнее, чем лист после бури.
— Майя, дорогая. Что ты здесь делаешь? — спрашивает миссис Пратт мягким голосом, которым она обычно говорила, когда была нашей няней. Сейчас, когда она направляет на нас пистолет, это звучит в лучшем случае жутко.
— Уходи, — говорит Майя — нет, она приказывает. — Ты сказала, что никогда не вернешься и не покажешься перед Мией, так почему ты здесь?
— Это сработало бы только в том случае, если бы вы обе выполнили свою часть сделки, но ведь вы этого не сделали, не так ли?
Подождите… что?
Я смотрю на Майю, губы которой дрожат, а глаза наполнены непролитыми слезами. Это не может быть тем, о чем я думаю. Просто… не может.
— Ах, да, — говорит миссис Пратт. — Похоже, ты не в курсе того, что сделала Майя, так вот…
— Заткнись, — шепчет моя сестра, а потом кричит. — Ты обещала!
— Ты тоже обещала следить за ней, но не сдержала своего обещания, так почему я должна это делать? — Миссис Пратт направляет свое извращенное внимание на меня. — Понимаешь, Майя всегда завидовала тебе, Мия. Ты была яркой, умной близняшкой, которая привлекала всеобщее внимание. Даже твои тети и дяди предпочитали тебя ей. До того, как она превратилась в прекрасного лебедя, она была близнецом-интровертом, который проводил время в одиночестве, а компанию ей составляла только ты. Ваши учителя предпочитали тебя ей, несмотря на то, что у вас был одинаковый уровень интеллекта. Ты была общительной и доброй. Ты всегда дарила цветы своим учителям и называла их красивыми. Ты всегда делала комплименты их внешности, запаху и обнимала их на прощание. Майя не умела или, скорее, у нее не было возможности симулировать свои эмоции в то время. Чем больше они относились к тебе лучше, чем к ней, тем глубже становилась ее обида на тебя. Но она не показывала этого, потому что искренне любила тебя.
— Однажды она пробормотала себе под нос: «Как бы я хотела, чтобы Мия исчезла хотя бы на несколько дней», и я это сделала, правда, через год. Видишь ли, я была более чувствительна к эмоциям Майи, чем твоя мама, которая просто сосредоточилась на том, чтобы дать вам равное внимание и возможности. Я распознала в ней эту скрытую ревность и хорошо ее взрастила. В конце концов, меня всегда считали неполноценной по сравнению с моей более успешной сестрой, и я могла распознать это в других. Поэтому через год, когда я случайно встретила Майю возле ее школы и спросила, куда она держит путь, она охотно выдала информацию. Тебя я спросить не могла, потому что ты была гораздо более настороженной и рассказала бы об этом родителям. Майя не стала этого делать, потому что в глубине души всегда хотела, чтобы ты исчезла. Навсегда.
— Это неправда! — кричит Майя, слезы текут по ее щекам. — Я рассказала тебе только потому, что ты сказала, что собираешься нанести нам неожиданный визит. Я не знала, что ты собираешься похитить ее. Я не знала!
— Сначала нет, но ты знала это после нападения, разве нет? Мой муж сказал мне, что ты видела его лицо и узнала его, но ничего не сказала своим родителям, потому что боялась, что они возненавидят тебя навсегда, если узнают, что ты сделала. Тебе было все равно, подвергнется ли Мия насилию или в конце концов умрет. Нормально — признать это, Майя, дорогая.
— Это неправда… — жирные, уродливые слезы текут по щекам Майи, когда она смотрит на меня. — Ты ведь не можешь ей поверить, правда, Мия? Я собиралась рассказать маме и папе, клянусь. Но они уже заплатили деньги и вернули тебя, поэтому… поэтому…
— Поэтому ты решила молчать? — мои движения в лучшем случае роботизированы.
— Она угрожала мне, — ее голос дрожит. — Она пришла ко мне на занятие по фортепиано и сказала, что если я хоть слово скажу о том, что знаю, она расскажет тебе и всему миру, что я помогала в твоем похищении. Я не могла… я не могла рисковать потерять тебя, Мия. Ты знаешь, как сильно я тебя люблю.
— Если бы ты любила меня, то не стала бы скрывать от меня что-то столь важное, — показала я. — Ты знаешь, как я изо всех сил старалась сохранить правду в тайне, пока мама и папа умоляли меня впустить их и рассказать хоть что-нибудь о преступнике? Я стала немой из-за этого, Майя!
Она вздрагивает, ее лицо кажется еще более пепельным под оранжевым светом уличных фонарей.
— Мне очень жаль, Мия. Мне очень, очень жаль. Я живу с чувством вины уже одиннадцать лет.
— К черту твое чувство вины, — я отталкиваю ее.
Майя спотыкается, но снова приклеивается ко мне.
— Я знаю, что ты меня ненавидишь, и это нормально, но я не могу оставить тебя наедине с этой женщиной. Ее муж следил за тобой в Великобритании.
Несмотря на то, что боль и гнев смешались во мне, я не могу не посмотреть на Майю. Должно быть, на моем лице написано недоумение.
— Я узнала о нем только в тот день, когда переоделась в тебя и пошла в шахматный клуб, чтобы проверить Лэндона. Он владелец этого клуба, Мия.
Мистер Уитби…
Я смотрю на миссис Пратт, которая с довольным выражением лица наблюдала за всем этим.
— Конечно, мы должны были присматривать за тобой, дитя. Если бы ты открыла рот, все, что мы построили, разлетелось бы на куски. Я не могу рисковать гневом твоих родителей, не так ли?
— Ты рискнула настолько, что похитила Мию! — кричит Майя и вцепляется в лицо миссис Пратт.
Та отталкивает ее, используя пистолет.
— Да, но я ушла после этого на двадцать пять миллионов богаче. За деньги можно купить несколько личностей и, самое главное, иммунитет. Вы этого не знаете, потому что родились с серебряной ложкой, висящей у вас во рту. Вы не знаете, каково это — видеть, как дело всей твоей жизни разваливается на глазах, потому что у тебя не хватает средств, чтобы удержать его на плаву. Вы не знаете, что такое потерять ребенка, потому что у вас не было денег, чтобы спасти ему жизнь. Вы ничего не знаете!
— Но это не наша вина! — кричит Майя. — Мама и папа так хорошо к тебе относились. Так вот как ты им отплатила?
— Я не вижу ничего плохого в том, чтобы взять часть бесконечных грязных денег, которыми они владеют. Кроме того, вы обе пока целы, — она направляет пистолет на нас обеих.
Майя стоит передо мной несмотря на то, что ее неконтролируемо трясет.
— Вот как это будет происходить, девочки. Вы обе будете держать язык за зубами, или я лично убью маму и папу, о которых вы так заботитесь.
— Вот тебе еще одна сделка. Бросай оружие или я снесу тебе голову, — вслед за этим раздается щелчок дробовика, и я чуть не плачу, когда вижу Лэндона, стоящего за спиной миссис Пратт.
— О боже. Похоже, у меня больше зрителей, чем я рассчитывала, — говорит она. — Ты сказала ему, когда я звонила, Майя?
— Нет, не сказала, — говорит Лэндон. — Но я видел, что она ведет себя совершенно не так, как обычно, и понял, что что-то случилось. То же самое произошло, когда она вела себя неадекватно перед шахматным клубом, и я начал собирать информацию. Я подозревал и Фрэнка, и профессора из колледжа Кейдена, поскольку они были там, когда она чуть не лишилась чувств. Кейден, хотя и был чертовски подозрителен, имел надежное алиби почти одиннадцатилетней давности. На самом деле, когда я подглядывал за ним, он спросил меня, насколько хорошо я знаю Фрэнка, потому что некоторые вещи не сходились. Например, то, что у него вдруг появился британский акцент. Этого было достаточно, чтобы я стал копать дальше в отношении Майи. Я попросил друга установить на ее телефон шпионскую программу. Я видел сообщение, которое она отправила тебе, когда узнала о Фрэнке. Как она была взволнована и угрожала, что, если ты не уберешь его от Мии, она все расскажет своим родителям. Она также сказала тебе, что если ты хочешь с кем-то разобраться, то это должен быть я, поскольку я, очевидно, знаю больше, чем следует. Благодаря ей ты также узнала, что они возвращаются домой. Поэтому я позаботился о том, чтобы быть здесь, когда ты появишься. Я знал, что ты не сможешь упустить такую возможность. Но не все идет по твоему плану, Кирстен. Я рад сообщить тебе, что твой муж в настоящее время задержан местными властями. А вот доставят ли его в тюрьму или он погибнет в результате несчастного случая по дороге туда, я думаю, мы узнаем совсем скоро. Но сначала я предлагаю тебе бросить пистолет. Я не очень-то умею обращаться с этой штукой, так что могу ненароком или намеренно прострелить тебе голову.
Лицо миссис Пратт приобретает глубокий оттенок красного цвета, и она внезапно поворачивается.
У меня в горле взрывается крик, и все рушится в считанные секунды.
— Лэндон, неееет! — я вскрикиваю, когда в воздухе раздается выстрел.
Потом еще один.
И тут мое зрение становится кроваво-красным.