Мия
Жизнь может перевернуться с ног на голову за долю секунды.
Одиннадцать лет назад все, что я знала, разбилось и сгорело на тысячи осколков.
Этот кошмар определил мою жизнь, и теперь я снова оказалась в похожей ситуации, которую не могу контролировать.
И снова тишина.
Но на этот раз она другая и более мощная.
Словно остатки разрушения, я могу лишь наблюдать, как жизнь вырывают из-под ног и запихивают в горло.
У меня поднимается температура, а слезы не перестают течь по щекам с тех пор, как я стала свидетелем кровавой сцены.
Миссис Пратт выстрелила в Лэндона.
Спустя одиннадцать лет она действительно сделала то, что обещала все эти годы, и причинила боль близкому мне человеку, потому что я не смогла держать язык за зубами.
Я виновата.
Во всем.
Если бы я просто рассказала маме и папе, уверена, они бы нашли и устранили ее и ее мужа.
Но я не была достаточно эмоционально и психически сильным ребенком и позволила ей залезть мне в голову. Я поверила ей, когда она сказала, что если она смогла добраться до меня, то сможет добраться и до мамы с папой и перерезать им горло во сне.
Я поверила ей еще больше, когда она использовала свою деревянную линейку, чтобы заткнуть мне рот, когда я начала кричать. Она била и швыряла меня о ближайшую стену, как только я начинала досаждать.
Так что нет, не было причин не верить, что она способна на большее, чем мама с папой. Она смогла проникнуть в нашу систему безопасности, так почему бы ей не сделать больше с двумя людьми, которых я любила больше всего?
И, что еще хуже, что, если она также нацелилась на Майю и Нико?
Какая-то часть меня была готова молчать вечно, если бы это означало, что я смогу защитить их. Я была готова пожертвовать своим голосом ради того, чтобы все осталось как прежде.
Но только когда я увидела, что она направила пистолет на Лэндона, все пошло кувырком.
Я не только выкрикнула его имя, но и готова была получить пулю за него, если бы могла.
Но я не смогла, потому что было уже слишком поздно.
Лэндон был ранен. Кровь была повсюду. Я кричала и вопила, пока он падал.
Но на самом деле он упал на землю только после того, как выстрелил сам, и голова миссис Пратт взорвалась около нас с Майей.
В тот момент мне было наплевать на куски слизи и мозгов, которые покрывали мою одежду. Все, что я могла сделать — это упасть на асфальт, обнять Лэндона и заплакать.
С тех пор я не перестаю плакать.
— Скажи мое имя еще раз, — он усмехнулся, вытирая мои слезы.
Это последнее, что он пробормотал перед тем, как потерять сознание.
Из-за звуков выстрелов нас нашли мама, папа и целая армия их охранников.
Сейчас все сидят в приемной больницы. Медсестра заверила нас, что это всего лишь рана плеча и все должно быть хорошо, но если это так, то почему он потерял сознание?
— Все будет хорошо, малышка, — папа кладет руку мне на плечо, чтобы я не вышагивала по зоне ожидания.
Перед двумя входами расставлены несколько охранников, во главе с мамиными старшими охранниками — Катей и Русланом. Они часто играли с нами, и мы чувствовали себя в безопасности, когда росли. Но сейчас ничто не кажется безопасным.
Стены надвигаются на меня, а в горле собирается желчь, грозящая вывернуть содержимое желудка.
— Откуда ты знаешь, папа?
Он стоит передо мной, на его лице застыло благоговение и жгучее счастье.
— Что? — спрашиваю я.
— Ты назвала меня папой после столь долгого перерыва. Я… — в его глазах появляется неестественный блеск. — Я думал, что больше никогда не услышу от тебя ни этих слов, ни разговоров.
— Наверное, мне просто нужен был еще один шок, — еще больше слез стекает по моему лицу. — Я никогда не прощу себе, если с ним что-нибудь случится.
— Не говори так, Мия.
— Он попал в такое положение из-за меня. Что если… что если…
Отец обнимает меня, и я плачу у него на груди, закапываясь пальцами в его куртку, но даже его запах и тепло не дают мне привычного спокойствия.
Я не могу оставаться спокойной.
Не тогда, когда жизнь человека, которого я люблю, находится в опасности из-за меня.
Когда мы отстраняемся друг от друга, меня встречает хмурое мамино лицо.
Она выглядит озабоченной, напряженной и далеко не той крутой женщиной, которой ничего не страшно. На самом деле, ее лицо напоминает тот день, когда меня нашли в подвале, она обняла меня и заплакала.
А я не плакала.
Майя со слезами на глазах идет рядом с ней, сцепив пальцы и потеряв выражение лица, как будто она снова стала ребенком.
— Что ты здесь делаешь? — кричу я ей. — Я же сказала, что не хочу видеть ее лицо, мама!
— Милая, — говорит она мягким голосом и гладит меня по руке. — Она мне все рассказала, и я понимаю, почему ты на нее злишься. Я тоже разочарована в ней, но будет лучше, если мы обсудим это.
— Мне нечего обсуждать с предательской, лживой сукой. Она разрушила нашу семью, мама!
— Я не хотела, — Майя берет мои руки в свои. — Пожалуйста, Мия. Пожалуйста, не переставай говорить со мной. Я готова на все…
— Верни мне мой голос за последние одиннадцать лет моей жизни.
Она бледнеет, слова выходят дрожащими.
— Ты… знаешь, что я не могу этого сделать.
— Ну вот и все, — я отмахнулась от ее рук.
Майя впивается ногтями в мою кожу.
— Мия, пожалуйста. Мы не только близнецы, но и лучшие подруги. Я могу ждать, пока ты простишь меня, сколько потребуется, но, пожалуйста, не отталкивай меня.
— Лучшие подруги так друг с другом не поступают, — я разжала ее пальцы. — Я доверяла тебе больше всего на свете, Майя. Я была настолько глупа, что думала, будто ты защищаешь меня, но все это время ты наносила мне удары в спину.
— Мия… — она снова пытается прижаться ко мне, но мама оттаскивает ее назад.
— Хватит, Майя. Вам обеим нужно отдохнуть. Вы на пике эмоций, и это явно не может быть решено прямо сейчас.
— Но… — протестует Майя. — Я не могу потерять Мию.
Я смотрю в другую сторону, отказываясь уделять ей внимание. Я все еще не могу осознать, что она сделала. Все эти годы она утешала меня и заботилась о том, чтобы я никогда не оставалась одна в темноте не потому, что любила меня. А все потому, что она чувствовала себя виноватой.
Причина, по которой она прекратила свои приступы ревности после похищения, заключалась не в испорченном чувстве сестринства, а в чувстве вины.
То, что она настаивала, чтобы я сначала говорила ей, если что-то вспомню, было не потому, что она хотела быть рядом. Ей нужно было предупредить миссис Пратт или заткнуть мне рот, если я вдруг решусь рассказать.
Она так ревновала и не одобряла Лэндона не потому, что хотела защитить меня, как Николай, а потому, что боялась, что я ускользну от ее внимания и доверюсь кому-то еще, кроме нее.
Все было ложью за ложью.
Мне даже кажется, что я ее больше не знаю.
Но я не могу сосредоточиться на этом, когда кто-то гораздо более важный борется за свою жизнь по ту сторону стены.
Я всегда думала, что Майя была мне ближе всех, но она не заботилась обо мне беззаветно, а Лэндон — да.
Именно он впервые в жизни сказал мне, что я должна убить монстра в своей жизни, а не умереть, пытаясь. Он тот, кто побудил меня снова заговорить, даже неосознанно.
Майя начинает плакать и звать меня, но папа физически оттаскивает ее и говорит, что отвезет домой.
А мне все равно. Мне просто нужно, чтобы в обозримом будущем она не попадалась мне на глаза.
Черт. Может быть, было бы неплохо никогда ее больше не видеть.
Мама поглаживает меня по руке. Ее лицо пепельного цвета, глаза немного мутные, как будто ей так же трудно разобраться в ситуации, как и мне. Хорошо. Так она поймет, насколько я растеряна, и не будет заставлять меня «обсуждать» это с Майей.
— Мне так жаль, милая.
— Забудь об этом, мам. Я не хочу, чтобы ты извинялась от ее имени, — я говорю и показываю одновременно, я понимаю, что то же самое я делала и раньше. Подсознательно. Пока Майя не схватила меня за руки.
— Я не извиняюсь за Майю. Я извиняюсь за то, что разочаровала тебя как мать. Я должна была заметить признаки авторитарного стиля няни миссис Пратт. Я должна была больше внимания уделять небольшим вспышкам ревности Майи и ее чрезмерной требовательности к себе. Я списала это на симптомы взросления, и мне очень, очень жаль, Мия.
Настала моя очередь погладить ее по руке.
— Это не твоя вина, мама. Ты… не могла предположить, что это миссис Пратт, когда она уволилась за целый год до этого. Что касается Майи… это все на ее совести. Я серьезно рассержусь, если ты будешь придумывать ей оправдания.
— Не буду. Я считаю, что нам всем нужно время, чтобы все обдумать, прежде чем мы предпримем какие-либо дальнейшие действия, — она погладила меня по волосам и щеке, словно пытаясь удалить пятна крови.
Я умылась и переоделась в запасной костюм телохранителя Кати, как только мы приехали, но на мне, должно быть, еще остались останки миссис Пратт.
Мамины глаза наполняются слезами.
— Я не знаю, что было бы, если бы ты попала ей в руки в этот раз.
— Я здесь, мама. Все хорошо.
— О, милая, — она обнимает меня, и я чувствую, как она посапывает у меня на шее. — Я так счастлива, что наконец-то снова слышу твой голос.
— Я тоже, мама. Я тоже.
— Простите?
Я отстраняюсь от мамы, чтобы посмотреть на доктора, который только что вошел в зону ожидания. Мои шаги неловки и нескоординированные, когда я бегу к нему.
Мое сердцебиение гулко отдается в ушах, когда я спрашиваю:
— Как Лэндон? С ним все в порядке?
— В полном порядке, мисс. К счастью, пуля задела только жир и ткани, и мы смогли ее успешно удалить. Пациент был переведен в свою палату и пришел в сознание, если вы хотите его увидеть.
Из меня вырывается длинный вздох.
— Спасибо! Спасибо!
Мама сжимает мое плечо.
— Я сейчас приду, милая.
Я киваю и направляюсь в палату для выздоравливающих. Я на секунду замираю, прежде чем проскользнуть внутрь.
Мое сердце бьется в пугающем ритме, когда я вижу, что он сидит в постели, полуобнаженный. На его груди блестит немного крови, а плечо обмотано толстой повязкой, скрывающей некоторые татуировки в виде змей.
Чем дольше я смотрю на него, тем сильнее мне хочется плакать.
Он возится с трубкой от капельницы, как будто хочет ее вынуть. Я подбегаю к нему и кладу руку на его руку.
— Что ты делаешь?
Он смотрит на меня, его лицо немного сонное, а глаза расфокусированы.
— Мия, это ты?
— Да. Что ты пытаешься сделать?
— Пойти к тебе.
— Но в тебя же стреляли!
— Почему это должно меня останавливать? — он гладит мои волосы за ухом. — Блять. Я знал, что буду любить твой голос с того самого момента, когда впервые услышал твой шепот.
Я хмурюсь.
— Но я никогда не разговаривала с тобой раньше.
— Ты разговаривала во сне.
— Правда?
— Да. С тех пор я люблю твой голос и делаю все, что в моих силах, чтобы снова его услышать.
Мой взгляд падает на его плечо, и в грудной клетке вспыхивает боль. Больно видеть его в таком состоянии. Наверное, даже больнее, чем если бы стреляли в меня.
— Но ты пострадал из-за меня.
— Оно того стоило. Я бы сделал это снова в одно мгновение.
— Включая убийство миссис Пратт?
— Особенно это. Она подписала себе смертный приговор, когда причинила тебе боль впервые.
Я накрываю его руку своей.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что ты был рядом со мной. Без тебя я бы не смогла этого сделать.
— Я всегда буду рядом.
Бабочки, появившиеся сегодня ночью, снова взорвались, и я почувствовала их сладость на языке. Я крепче сжимаю его руку, и мой голос дрожит, когда я шепчу:
— Почему?
— Что почему?
— Почему ты делаешь это для меня?
— Если это еще не ясно, ты мне небезразлична, а когда речь идет о ком-то, кто мне небезразличен, что случается крайне редко, я защищаю его.
— Я все еще не понимаю. У нас отношения или ты просто развлекаешься со мной? Зачем тебе заботиться обо мне, если… если ты не способен испытывать ко мне любовь?
— Кто сказал, что я не способен любить тебя?
— Ты не мог сказать этого раньше.
— Потому что мне не нравится называть любовью то, что я к тебе чувствую. Это, — он показывает между нами. — Гораздо более сильное и извращенное чувство, чем просто любовь. Если любить кого-то — значит отпустить его и пожелать ему счастья с кем-то другим, то я не согласен с таким определением. Но если любовь — это защита и желание заботиться о тебе до самой смерти, то я люблю тебя так, как никто и никогда не любил другого человека.
Мои губы дрожат.
— Ты… любишь?
— В зависимости от того, как ты понимаешь это слово, — он берет мои руки в свои большие, прислоняется лбом к моему и закрывает глаза.
Я изучаю его резкую линию челюсти и трепет ресниц на коже. Я никогда не видела человека, который был бы так жестоко красив, как он. И все же в этот момент он кажется мне другим человеком.
Нет, не другим. Измененным.
Раньше я видела в нем только монстра, но теперь я поняла, что он гораздо больше, чем это.
Нет, наверное, он никогда не станет нормальным, но я бесповоротно влюблена в него, во все его недостатки. Он родился другим и всегда им будет, так почему же он должен соответствовать социальным стандартам?
— Слушай меня внимательно, Мия. Всю свою жизнь я был безвольным, пустым существом анархии и насилия. Моя черная душа не могла выжить без того, чтобы не устроить хаос или не произвести упадочный всплеск творчества, но даже это иссякло и стало уходить из центра моего бытия. Без искусства я не более чем серийный убийца в процессе становления. С тех пор как появилась ты, ты не только подтолкнула мое творчество к таким высотам, о которых я даже не подозревал, но и заполнила пустоту своей упрямой покорностью и дурацкими цветами с именами. Хотя я не могу быть твоим прекрасным принцем — и правильно, ведь он переоцененный идиот — и никогда не смогу стать нейротипичным, будь то генетически или умственно, я обещаю тебе следующее, Мия. Я всегда буду видеть твою перспективу выше своей, не потому что должен, а потому что хочу. Я готов к долгому пути.
Я глажу его по щеке, стараясь не нажимать на место исчезающих синяков.
— А если я тебе надоем?
— Полная ерунда. Я устану от себя раньше, чем от тебя, а мы оба знаем, что я считаю себя божьим даром для людей.
Я хихикаю, и он открывает глаза, лукавая ухмылка приподнимает уголок его губ.
— Скажи это еще раз.
— Что?
— Что ты меня любишь. Я хочу услышать это от тебя.
Я вздохнула. У меня нет никаких сомнений по поводу того, что отношения с Лэндоном — это нечто иное и совершенно захватывающее. Я знаю, что, если в будущем я найду кого-то другого или прекращу наши отношения, он вернется к своим токсичным привычкам быстрее, чем я успею моргнуть.
Но в том-то и дело.
Я определенно такая же сумасшедшая, как и Лэндон, потому что я верю, что мы — пара на века. Для нас расставание невозможно.
Если он не позаботится об этом, то это сделаю я.
Я ни за что не позволю другой женщине заполучить его. Не в этой жизни.
Я обхватываю его лицо обеими руками и шепчу ему в губы:
— Я люблю тебя, Лэн.
Он придвигается ближе, и его губы почти касаются моих.
— А я люблю тебя, Мия. Навсегда.
Его губы встречаются с моими, и он скрепляет признание обжигающим поцелуем.