Бог Разрушения

Глава 38

Мия

Если бы несколько недель назад кто-нибудь сказал мне, что Лэндон будет заботливым парнем, я бы позвонила в психиатрическую клинику.

Но вот мы уже два дня как приехали в Нью-Йорк, а он уже познакомился — и совершенно очаровал — с тетей Рейной, дедушкой Михаилом и даже с моими дядями и тетями со стороны отца.

Его покрытое синяками лицо не помешало ему вызвать в себе очаровательного Бога. Он открыто говорил им, что это Николай немного перестраховался. Он даже имел наглость сказать тете Рейне:

— Киллиан мне никогда не нравился, но теперь, когда я вижу, что вы его мать, я могу попытаться стерпеть его ради вас. И ради моей сестры, конечно же.

Его приглашали на ужин к дедушке, у которого паранойя по поводу незнакомых людей и безопасности сильнее, чем у президента США, и даже играли с ним в шахматы.

Мама относилась к нему немного настороженно, хотя и не говорила об этом вслух, но в итоге потеплела к нему.

Даже Майя держала свое нелогичное отвращение при себе и, как и обещала, старалась быть вежливой.

Единственная неизменная переменная — мой отец. Чем больше Лэндон нравился другим, тем сильнее он на него огрызался и бросал уколы в его сторону.

В моем присутствии он делает это реже, тем более что мы с мамой толкаем его локтями или пытаемся остановить.

И хотя испорченные отношения Лэна с папой меня немного огорчают, этого недостаточно, чтобы заглушить все остальное.

Последние два дня мы катаемся на американских горках. Вместе. Лэндон представился моей семье как мой «парень», положив руку мне на спину. Если он не мог этого сделать, то переплетал наши пальцы. В конце ужина, который мы провели с дедушкой, Лэн сказал: «Мы обязательно еще встретимся, мистер Козлов».

Я никогда не ожидала, что Лэндон будет идеальным парнем, но он доказал, что он гораздо больше, чем просто парень. Может быть, это связано с его превосходным умением читать людей. Или с тем, что он точно знает, что люди хотят услышать.

Одной части меня это нравится. Другая часть, мягко говоря, в замешательстве.

— Как ты думаешь, почему он это делает, Айрис? — спрашиваю я свой любимый цветок на балконе. Целая клумба раскинулась по всей террасе, переливаясь разными цветами. Это единственное место, куда монстр не смог бы проскользнуть.

Собственно, любовь к растениям и цветам у меня появилась потому, что это было единственное убежище, где я могла укрыться от острых когтей монстра.

Тетя Рейна прекрасно справлялась с тем, чтобы поддерживать их красоту и жизнь. Но я вижу, что они скучали по мне, потому что после моего возвращения они стали намного ярче.

А может быть, я вижу их сквозь радужные линзы, которые ношу в последнее время.

По вискам стекают струйки пота, и я вытираю их тыльной стороной руки.

Солнце опускается за озеро, отбрасывая оранжевые блики на прозрачную воду. Вот так и закончилось наше пребывание здесь.

Завтра нам придется вернуться на остров.

Но почему мне кажется, что все то счастье, которое я испытала, исчезнет так же легко, как солнце?

Я приседаю перед цветами и глажу розовые лепестки Айрис.

— Ты тоже не знаешь, да?

— Только не говори мне, что ты опять разговариваешь с цветами.

Мой позвоночник покалывает от очень знакомого голоса, а по шее пробегает внезапная дрожь. Я наклоняю голову в сторону и вижу, что Лэндон стоит посреди террасы, его обычно безупречная рубашка слегка расстегнута, а волосы взъерошены и зачесаны пальцами.

Я медленно встаю и заглядываю ему за спину.

— Что ты здесь делаешь?

— Я перепрыгнул через балкон твоей сестры, — он показывает большим пальцем позади себя. — Мне всегда хотелось попробовать, каково это — карабкаться по стенам и окнам ради любимой а-ля как в Шекспире. Не так уж плохо. Четыре из пяти, рекомендую.

— Почему только четыре?

— Добавлю ли я пятую звезду или нет, зависит от результата, — его потемневшие глаза окинули мои атласные шорты и тонкий лифчик. — Пока все выглядит многообещающе.

Я подавляю улыбку.

— Тебе, наверное, лучше уйти, пока папа не заметил твоего отсутствия в ближайшем окружении и не постучал в мою дверь.

— Тогда нам лучше поторопиться, иначе я стану жертвой его неустанных приставаний.

Я прикусываю нижнюю губу и осматриваю наше окружение. Наверное, будет лучше, если я его вытолкну, но, опять же, он не единственный, кто испытывает сексуальную неудовлетворенность. Поскольку папа держит Лэна на поводке — настолько на поводке, насколько позволяет Лэндон — нам невозможно побыть наедине. Тем более что Лэн поставил перед собой задачу познакомиться со всеми членами моей семьи.

— Так ты хочешь провести время со мной сейчас? — показываю я. — Я думала, что тебя больше интересуют дедушка, тетя Рейна и остальные члены моей семьи.

Он обыскивает цветы.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я.

— Я проверяю, не является ли один из этих жутких цветов ядовитым и не вызывает ли он галлюцинации. Иначе, с какой стати ты решила, что я предпочту провести время с твоей семьей, а не с тобой?

— А разве ты не хотел со всеми ними познакомиться?

— Да, но только потому, что мне кажется, что ты будешь счастлива, если я узнаю людей, которых ты любишь, — он нахмурил брови. — Я в чем-то просчитался? Может быть, мое времяпрепровождение с твоей семьей — это не то, чего ты хочешь, и вместо этого вызывает у тебя недовольство?

Мои губы приоткрываются, когда я изучаю его лицо.

Он выглядит искренне сбитым с толку. Он шел против своей природы, чтобы дать мне хоть какую-то форму счастья, но я его оттолкнула.

Я обхватываю его за талию и зарываюсь лицом в его грудь. Лэн обнимает меня, его большие руки обволакивают мою спину защитным коконом.

— Если ты не будешь говорить со мной, я не пойму тебя, Мия. Неужели мои действия имеют, противоположный эффект тому, что я задумал?

Я качаю головой, прижимаясь к его груди, а затем отстраняюсь назад.

— Это действительно делает меня счастливой. Наверное, я была немного резкой, потому что скучала по тебе последние несколько дней.

Волчья ухмылка приподнимает уголок его губ, и он гладит меня по щеке.

— Повтори это еще раз.

— Это делает меня счастливой.

— Нет, другую часть.

Я улыбаюсь.

— Я скучала по тебе, Лэн.

— Скучала, да?

— Не будь слишком самоуверенным.

— Впрочем, это часть моего обаяния. Кроме того, мне позволено быть самоуверенным, если верить твоей тете, которая, кстати, мне очень нравится, понятия не имею, как она приходится матерью этому безвкусному Киллиану.

— Тетя Рейна сказала, что тебе позволено быть самоуверенным?

— Нет, но она упомянула, что я единственный парень, которого ты представила семье. В старших классах, видимо, был кое-какой Брайан, но он едва познакомился с твоей мамой и только благодаря случайному совпадению. Кстати, какое его полное имя?

— Брайан Мюллер. А что?

— Я просто хочу знать имя этого неудачника, чтобы нарушить его жизнь.

— Не будь неразумным. Мы с Брайаном ходили максимум на пять свиданий и технически ничем не занимались.

— Я знаю, поэтому я и сказал, что нарушу его жизнь, а не разрушу ее. А теперь поясни, что такое технически, потому что ответ на этот вопрос, безусловно, решит его судьбу.

Я поджала губы.

— Он прикасался к тому, что принадлежит мне, Мия? — он обхватывает пальцами мое горло. Хватка достаточно свободная, чтобы я могла дышать, но достаточно крепкая, чтобы определить, кто обладает властью. — Отсутствие ответа — это тоже ответ, муза.

— Нет, не ответ. Я просто отказываюсь уступать твоим необоснованным требованиям.

— Тогда скажи мне. Трогал ли неудачник Брайан это прелестное горлышко? Чувствовал ли он точку твоего пульса и возбуждался ли от мысли, что в его руках твоя жизнь?

Мое сердце почти перестало биться, когда Лэндон скользнул свободной рукой под лифчик, по животу и к вздымающимся грудям. Мои соски плотно прилегают к атласной ткани, и он выкручивает один, а затем тянет. Меня пробирает дрожь, а между ног расцветает боль.

Я не могу остановить свою реакцию на него или даже усмирить ее.

Может быть, я и не хочу этого.

Причина, по которой я пристрастилась к Лэну, не только в его интенсивности, но и в том, что он, как правило, совершенно не управляем.

— Он играл с ними? Дразнил ли он твои соски, как неопытный подросток, который видел настоящие сиськи только в порно? Тебе нравились его прикосновения?

У меня вырывается стон, когда он выкручивает другой сосок, но заканчивается на вздохе, когда он щиплет его до боли.

Боли настолько, что у меня слезятся глаза.

Боли настолько, что внутренняя поверхность бедер становится липкой от влаги.

Со мной определенно что-то не так. Иначе почему, черт возьми, меня так тянет к нему?

— Он ведь сделал это, не так ли? — голос Лэндона темнеет, опускаясь до пугающей грани. — Он положил свои руки на то, что принадлежит мне.

— Тогда я не была твоей, — показываю я трясущимися руками, с трудом сохраняя способность соображать.

— Очень сомнительно. Ты всегда была моей, Мия. Просто мы еще не были знакомы, — он проводит ладонью по моему животу, затем сдвигает мои шорты и трусики вниз настолько, чтобы схватить мою ноющую киску. — Что еще делал этот Брайан, которого скоро сотрут с лица земли? Он трахал мою киску? Тебе нравилось чувствовать его вялый член?

Я покачала головой.

— Это значит «нет»? — его глаза темнеют, пока я не оказываюсь в центре его внимания.

— Мне никогда не нравились его прикосновения. Он был слишком нежен.

Его губы скривила ухмылка, которую можно назвать только гнусной.

— И ты не любишь нежности, не так ли, моя маленькая муза? Тебе не нравится слушать сладкие слова, которые шепчут тебе на ухо, пока тебя трахают в миссионерской позе. Ты предпочитаешь извращенное и неизведанное. Ты получаешь удовольствие от грубости и жестокости.

Шлепок.

Я задыхаюсь от пульсирующей боли, вспыхивающей в моей киске. Этот сумасшедший ублюдок сделал это снова, и я даже не могу себя больше заставить притворяться, что оскорблена.

— Держу пари, что ты так намокла не для Брайана. Правда?

Я качаю головой.

— Это моя девочка.

Он отпускает мою шею и расстегивает брюки, звук эхом разносится в воздухе вокруг нас. Я едва успеваю заметить его твердый член, когда он поднимает меня.

Мои шорты и трусики падают на пол, и я оказываюсь голой в его объятиях. Позволив ему нести мой вес, я говорю:

— Мы не можем, Лэн. Папа узнает.

— Я не буду тебя трахать. Мне просто нужно почувствовать тебя.

Мои протесты замирают в горле, когда он скользит своим членом по моим мокрым складкам. Ощущение его кожи на моей дает передышку от пульсирующей боли шлепка.

Так всегда было с Лэном. Удовольствие может быть только с болью — грубой, первобытной и очень вкусной.

Я обхватываю его за шею. В сгущающейся темноте он выглядит диким и абсолютно грубым. Увядающие синяки придают опасную остроту его и без того свирепому характеру.

И все же я никогда не чувствовала себя так, как в объятиях Лэндона.

Мои пальцы проводят по родинке под его правым глазом. Его взгляд перехватывает мой, когда его член скользит вверх-вниз по моим складкам и по моему клитору. Давление нарастает в моем сердце, и я прикусываю нижнюю губу, чтобы не издать громкий звук.

— Блять. Ты так хороша, малышка.

У меня болит в груди, а в основании живота порхают бабочки, злобные, но притягательные. Разрушительные, но очень вкусные.

Раньше я думала, что бабочки — это клише, но стоило найти Лэна, чтобы понять, что я хочу чувствовать их при любой возможности.

Он всухую трахает меня, хотя я не уверена в сухости, когда слышу признаки своего возбуждения.

В тот момент, когда я думаю, что кончу от постоянного давления на мой клитор, Лэн вводит кончик своего члена в меня. Мои глаза расширяются.

Что он делает? Он сказал…

— Планы изменились. Не думаю, что сдержу свое обещание, — и тут он одним толчком входит в меня.

Я стону, когда он заполняет меня полностью, его член входит в меня снизу. Я вцепляюсь в него, ногти впиваются в его шею и воротник рубашки.

Он толкает меня так, что я ударяюсь спиной о стену, а затем бьет ладонью над моей головой.

Мои глаза встречаются с его темными глазами, когда он входит в меня со стремительностью безумца.

— Твоя киска так хорошо принимает меня. Я единственный, кто может так трахать тебя. Владеть тобой. Никто больше не прикоснется к тому, что принадлежит мне, малышка. Никто. Никто.

Его ритм становится звериным, и я держусь за него изо всех сил, когда напряжение, возникшее ранее, взрывается в одном ярком оргазме.

Я все еще нахожусь на нем, когда Лэндон выходит, опускает меня на пол и разворачивает к себе.

— Ладони на стену, а задницу вверх. Покажи мне мою дырочку.

Мои конечности трясутся, я еле стою, но хватаюсь за стену.

Лэн раздвигает мои ягодицы и скользит по моей мокрой попке к задней дырочке. Я извиваюсь каждый раз, когда он касается моего центра, все мои нервы все еще чувствительны от оргазма.

Его пальцы впиваются в мои ягодицы, раздвигая их еще больше, а потом он сплевывает. Я чувствую, как слюна скользит по моим ногам, и почему-то это меня заводит.

— Твоя киска — моя. Твоя задница — моя. Все, что ты можешь предложить, блять, мое, Мия. Пришло время, чтобы ты принадлежала мне полностью.

Он смазывает свой член моим возбуждением и входит в мою заднюю дырочку. Я встаю на носки, впиваясь зубами в нижнюю губу.

— Расслабься, — он шлепает меня по заднице, и я вскрикиваю. — Если ты будешь напряжена, будет только больнее.

Он снова шлепает меня по заднице, и я дергаюсь.

Его пальцы впиваются в мое бедро, удерживая меня в вертикальном положении.

— Если только ты не хочешь, чтобы было больно?

Должно быть, я подсознательно киваю, потому что в воздухе раздается глубокий и совершенно не сдерживаемый смех Лэндона.

— Вот почему ты моя единственная и неповторимая.

И тут он глубоко входит в меня. Это отличается от тех игрушек, которые он вводил в меня раньше. Лэн — огромный мужчина, и я чувствую каждый дюйм его члена, заполняющего меня до краев.

Я задыхаюсь, прислонившись головой к прохладной стене.

— Ммм, я знал, что твоя задница, как и твоя киска, будет сделана для меня на заказ. Ты принимаешь меня как самая хорошая девочка, малышка.

Я покачиваю попкой на его члене, и он хихикает.

— Нетерпеливая, да?

Он дотягивается до моей киски и массирует мой клитор, пока вставляет член в мою задницу.

— Блять, ты так хорошо сжимаешь мой член, малышка.

Его ритм ускоряется, пока я полностью не заполняюсь им, его интенсивностью и его природной силой. Мои ноздри наполняются его запахом, и он становится для меня афродизиаком.

Удовольствие захлестывает меня с головой, когда он искусно дразнит мой клитор, прикасаясь к нему, крутя и ударяя его о большой палец снова и снова.

Я кончаю с протяжным криком, и на мгновение мне кажется, что на этот раз я точно произнесу его имя.

Но не произношу.

Оргазм все равно сильнее, чем все, что я испытывала ранее. Я чувствую его в основании живота, но больше в своем ноющем сердце.

Почему так больно?

Лэн ругается себе под нос, выходя и кончая мне на задницу.

Я чувствую, как липкая жидкость стекает по моим ногам и скапливается у подошвы тапочек.

— Блять. Это было здорово.

Он отпускает мое бедро, и, лишившись единственной опоры, я чуть не падаю на пол. В последнюю секунду Лэндон хватает меня за локоть, затем поднимает на руки и несет в мою комнату.

Когда мои руки обвиваются вокруг его шеи, ухмылка приподнимает уголок его губ.

— Может быть, нам стоит провести второй раунд на твоей кровати до того, как придет твой отец?

Я продолжаю смотреть на него, мое сердце все еще громко стучит.

Мне не нравится осознание того, что у меня до сих пор болит в груди.

Но в глубине души я знаю, что мне так понравился секс не потому, что это только секс, а потому, что это гораздо большее.

— Я просто шучу, — он усмехается. — Или нет, в зависимости от твоего ответа.

— Я люблю тебя, — показываю я, даже не успев подумать об этом.

Он останавливается на пороге комнаты, но лишь на секунду, прежде чем продолжить путь в ванную.

— Давай искупаем тебя.

Губы дрожат, но я сдерживаю желание закричать и разбушеваться.

Я знала, что Лэн не разделяет понятия «любви», но все равно больно произносить слова и не получать ничего взамен.

Я вырываюсь из его объятий, он опускает меня на пол, и я оказываюсь лицом к лицу с ним.

— Ты не собираешься ничего сказать? Хоть что-нибудь?

Он делает паузу, кажется, потеряв дар речи впервые за все время.

— Ты хочешь, чтобы я сказал это в ответ?

— Нет, если ты не хочешь это сказать.

Он снова смотрит на меня, нахмурившись, и тут меня осеняет.

Лэндон — чистый лист в вопросе эмоций. Он эмулятор и мастер адаптации. Ни одно из чувств не является его собственным.

А я только что потребовала, чтобы он испытывал эмоции, на которые абсолютно не способен.

— Забудь об этом, — показываю я. — Эти слова были сказаны на пике эмоций и ничего не значили.

Я иду в ванную и закрываю дверь.

Затем сползаю на пол и закрываю лицо руками.

Я всегда думала, что все будет хорошо, если Лэндон окажется порядочным человеком, который не будет заниматься насилием и анархией.

Но сейчас, когда я понимаю, что хочу большего, мне остается только наблюдать, как мое сердце обливается кровью.

Я хочу любви, которую он никогда не сможет мне дать.

После душа я чувствую себя еще хуже, чем раньше, но, к счастью, Лэн уже ушел.

Он пытался зайти, даже пытался силой открыть дверь, но после того, как я отправила ему сообщение с просьбой оставить меня в покое, он, хоть и неохотно, но все же ушел, пообещав вернуться.

Я переодеваюсь в черное платье и ботинки и выхожу через черный ход, чтобы прогуляться по обочине дороги. В детстве я часто так делала, когда чувствовала, что мне душно и нужно больше пространства.

Берег озера лучше с эстетической точки зрения, но он не так хорошо освещен, как дорога. А поскольку наш дом — единственный в этом районе, то ни одна машина не проезжает мимо.

Ночная прохлада проникает под платье и вызывает мурашки на руках. Надо было взять с собой куртку, но ладно. Может быть, в этом случае холод будет кстати.

Телефон вибрирует, я достаю его и улыбаюсь, увидев имя на экране.

Брэндон: Как дела? Лэн доставляет неприятности?

Уточни по поводу неприятностей, потому что если под ними ты подразумеваешь мое растоптанное сердце, то он справился на отлично.

Мия: Я бы не назвала это неприятностями. Он прекрасно общается с моей большой семьей.

Брэндон: Очаровывать людей — это то, что у него получается лучше всего. Я рад, что все прошло лучше, чем та катастрофа, которая случилась здесь.

Мия: С этой стороны — да.

Брэндон: Значит ли это, что с другой стороны не получилось?

Мия:Возможно.

Брэндон: О нет. Что он сделал на этот раз?

Мия: Ничего катастрофического. Не волнуйся. По крайней мере, пока нет. Просто я не знаю, как нам быть дальше, если я его так сильно люблю, а он не умеет любить. Как ты справляешься с этим, Брэн?

Брэндон: Я просто люблю его. Но, как я уже сказал, у меня нет выбора, он мой однояйцевый близнец и единственный человек, которого я знаю лучше всех. Это в нашей ДНК — любить своих близнецов, что бы они ни делали. Кроме того, может быть, он и не умеет любить, но он учится заботиться, и я могу заверить тебя, что он заботится о тебе больше, чем о ком-либо другом — в том числе и о себе самом. В тот день, когда я забрал его из особняка Язычников, он выглядел одновременно чудовищным и потрясенным. Он упомянул, что ты обещала оставить его, чтобы Николай не сломал ему запястье. Он посмотрел мне в глаза и сказал: «Ты сказал мне действовать вопреки инстинкту и попытаться понять, что он думает, а не то, что диктует мой зверь. У нас проблема, Брэн. Я думаю, это Мия не понимает и ей не помешают твои скучные уроки. Если она действительно покончит с нашими отношениями ради спасения моей карьеры скульптора, я перережу себе запястье и отправлю свидетельство членовредительства ее гребаному брату по почте. Возможно, если я так поступлю, она наконец поймет, что для меня важнее».

Я перечитывала и перечитывала сообщение Брэна, не веря своим глазам.

Мия: Он действительно так сказал?

Брэндон:Да. Я знал Лэна только как художника. Скульптуры — временно сдерживают его демонов. Поэтому тот факт, что он готов отказаться от этого ради тебя, имеет колоссальное значение. Может быть, дело не в том, что он не умеет любить, а скорее в том, что он делает это по-другому.

Мое раздавленное сердце, сожженное совсем недавно, воскресает из пепла, готовое принести себя в жертву на алтарь Лэна или разбиться о его суровые границы.

Все, что сказал Брэн — правда.

Если вспомнить время, проведенное с Лэном, то он так старался заботиться обо мне и сделать так, чтобы я чувствовала себя комфортно.

Дело не в словах, а в поступках.

Как, черт возьми, я могла забыть, что он был готов потерять запястье и процветающую карьеру скульптора вместо того, чтобы потерять меня, только потому, что он не сказал «я люблю тебя»?

За спиной раздаются шаги, и я улыбаюсь про себя. Конечно, Лэн не оставит меня в покое надолго.

Улыбка замирает, когда я смотрю в глаза темноты, которую узнаю где угодно.

Где-блять-угодно.

Монстр из моего прошлого.

Причина, по которой я навсегда сломалась, смотрит на меня из-под дула пистолета.

— Мы снова встретились, Мия. Я слышала, что ты говорила то, чего не должна была говорить.