Божественные тайны сестричек Я-Я

24

Буквы адреса выцвели до неузнаваемости, но Сидда сразу же узнала неразборчивые иероглифы Вилетты Ллойд, чернокожей женщины, работавшей у ее родителей сколько она себя помнила. Конверт был таким тонким, что сквозь него просвечивали буквы.

Как отличалось это письмо от остальных в альбоме! Написано на дешевой линованной бумаге, с обмахрившимся краем в том месте, где было вырвано из блокнота.

Сидда проверила дату на письме. Что побудило мать подарить Вилетте кашемировое пальто? Неужели то самое длинное мягкое кремовое пальто, которое Вилетта носила много лет?

Все еще не выпуская письма, Сидда ушла на кухню, решая, не стоит ли приготовить поесть. Она почти ощущала странную смесь запахов, присущих одной Вилетте: моющих средств «Эйджакс» и чая «Липтон». Представила статную высокую негритянку, которая кормила ее, одевала, стирала штанишки, играла с ней, пела и с нежностью выслушивала болтовню. Она вспомнила о письмах, написанных тем же небрежным почерком. Вспомнила, что каждый раз, когда говорила с ней по телефону, Вилетта твердила:

— О, мы так скучаем по вас здесь, в Пекан-Гроув!

Вспомнила ее шестифутовую фигуру, слегка смахивающие на индейские черты лица и затосковала по женщине, ставшей для нее второй матерью.

Вилетта сначала сидела по вечерам с детьми Уокеров, с тех пор как Сидде исполнилось три года, и только потом стала горничной в их доме. Но слово «горничная» далеко не полно описывало то, кем Вилетта была для Сидды. Вынужденная обстоятельствами заботиться о детях Уокеров больше, чем о собственных, Вилетта любила Сидду, несмотря на нищенское жалованье, которое получала за целые дни, а частенько и ночи, проведенные в этом доме. Живя через дорогу, в убогом домишке, с мужем Чейни и двумя дочерьми, Вилетта дарила девочке океан доброты и внимания, что было просто чудом, учитывая ее отношения с родителями Сидды.

Из всех несказанных жестокостей расизма, по мнению Сидды, выделялась одна — неписаное правило, по которому, достигая определенного возраста, дети обязаны отказываться от той страстной любви, которую питают к чернокожим женщинам, их вырастившим. Предполагается, что они должны заменить эту любовь сентиментальной снисходительной симпатией. Что должны позволить не слишком тщательно скрываемой ревности матерей затмить то, что чувствуют к женщинам, выполняющим в их домах обязанности горничной.

Что-то в истории с кашемировым пальто беспокоило Сидду. Когда-то, много лет назад, она мечтала увидеть стоявшую в дверях мать. Та расстегивала пальто и оказывалась совсем голой, с испещренной ранами кожей, словно упала на ложе из ножей.

Сидда стояла на кухне и вспоминала о той еде, которую готовила Вилетта: рис с тушеной окрой и томатами, свиные отбивные, утопающие в луке, горячие бисквиты, сочащиеся маслом и медом. Ей вдруг невыносимо захотелось наброситься на обед Вилетты. Что-нибудь с тоннами жира и холестерина. Чтобы поддержать ее в тяжелую минуту.

Сидда схватила яблоко из деревянной чашки на столе и вышла на веранду в тепло летнего утра тихоокеанского северо-запада. Оглядела высокие ели, окружившие домик.

«Я ничего не знаю, кроме запаха солнца, греющего бесчисленные иглы этих старых елей».