Божественные тайны сестричек Я-Я

26

Сказать, что Сидда просто растерялась при виде трех я-я, подъезжающих к «Куино-лодж» в открытом кабриолете «крайслер лебарон», было бы огромным преуменьшением. Она только что вышла из вестибюля, где разговаривала по телефону со своим психоаналитиком в Нью-Йорке. Пересказав таинственные сны, проанализировав свои чувства и отношение к браку своей матери, вопросам, на которые нет ответа, она ушла в свой внутренний мир и сейчас просто не была готова оглушить себя видом, звуками и запахами Каро, Тинси и Ниси.

На всех были темные очки. Ниси и Тинси в шляпах. На коротких серебристых волосах Каро лихо сидела бейсболка с эмблемой «Новоорлеанских святых»[68]. Тинси нарядилась в черные полотняные слаксы с белоснежной льняной блузкой и босоножки от Робера Клержери, стоившие, вероятно, дороже билета на самолет из Луизианы. Ниси была одета в светло-голубую с белыми полосками юбку и блузку и выглядела истинной «Толбот»[69]. В противоположность ей Каро, в своих брюках хаки и белой рубашке, могла бы служить рекламой магазина «Гэп»[70].

На заднем сиденье кабриолета громоздился багаж, какой редко увидишь в лесных гостиницах запада Соединенных Штатов. Обычно подобные вещи соотносят с южанками, свидетельницами давно прошедших дней, убежденными в своем долге обеспечить швейцару и носильщику хорошую жизнь и считающих невозможным собраться в путь, не захватив к каждому наряду обувь в тон.

Сидда на несколько мгновений потеряла дар речи и могла только стоять и таращиться на эту красочную сцену. Двое молодых велосипедистов успели остановиться и спросить у Тинси, не нужно ли помочь ей с багажом. Ниси уже болтала с мамашей, державшей новорожденного в «кенгурушке». Каро исследовала дождемер, встроенный в тотемный столб. Сидда изумленно покачала головой, наблюдая легкость, с которой женщины общались с совершенно незнакомыми людьми. Позже, встретившись с ними еще раз, я-я будут приветствовать их как старых друзей.

Подойдя к машине, Сидда сняла темные очки.

— Извините, я нигде не могла вас видеть?

— Mon Dieu! — воскликнула Тинси и наскоро распрощалась с велосипедистами, объяснив: — Прошу прощения, мальчики, вот причина, по которой я здесь.

С этими словами она крепко обняла Сидду и передала в более нежные руки Ниси. Каро сжала плечи Сидды, посмотрела в глаза и тоже обняла.

— Прекрасна, как всегда, — заметила Тинси.

— Но ужасно худая! — упрекнула Ниси.

— Выглядишь совсем неплохо для женщины, поверженной кризисом среднего возраста, — заключила Каро.

— Полагаю, вы случайно проезжали мимо и решили заглянуть? — осведомилась Сидда, придя наконец в себя.

— Совершенно верно! — засмеялась Тинси. — Поскольку все равно пришлось покинуть дом…

— Не хочу показаться грубой, но что все вы тут делаете? — не унималась Сидда.

— Мы здесь, — пояснила Ниси, забирая с заднего сиденья белый с красным переносной холодильник, — с дипломатической миссией я-я.

— Сейчас на Тихоокеанском побережье четыре часа дня. Моя мать знает, где все вы?

— Более-менее, — пробормотала Тинси.

— В душе твоя мать знает все, — заверила Каро.

Заполнив карточки, я-я пересекли старомодно обставленный вестибюль и направились в свой номер. За ними следовал озадаченный подросток с горой чемоданов. Каро на всякий случай привезла также кислородную подушку. Оставив их разбирать вещи и приводить себя в порядок, Сидда спустилась в бар за напитками, которые они уже успели потребовать.

Пришлось терпеливо объяснять женщине за стойкой, как смешивать «Джин риске» для Тинси и «Бетти Мурс виски» для Ниси. К счастью, Каро заказала всего лишь «Гленливет» с содовой.

— У меня не слишком часто просят напитки с засахаренными кумкватами, — сухо объяснила барменша. — Это, случайно, не для трех старых перечниц, подкативших в кабриолете?

— Как вы догадались? — улыбнулась Сидда.

— Какие-то древние кинозвезды или как?

— Нет. Они я-я.

— Простите?

— Крестные-феи, — пояснила Сидда.

— Да ну? — вздохнула барменша. — Мне всегда хотелось такую.

Войдя в номер, Сидда обнаружила Ниси и Тинси лежащими на кровати с задранными на подушки ногами. Каро стояла у окна, глядя на спускавшийся к озеру газон.

— Ужин у тебя через полтора часа? — спросила Тинси.

— Закуски принесем с собой, разумеется, — вторила Ниси.

— Конечно! — согласилась Сидда. — Но разве все вы не устали?

— Подремать с полчасика — вот все, что мне нужно, — заявила Тинси.

— Не могу поверить, что вы еще держитесь на ногах! Я просто падаю, когда приходится лететь через всю страну!

— О Господи! — отмахнулась Ниси. — Мы прилетели не сегодня! Уже вчера были в Сиэтле! Каро сняла нам люкс в гостинице, и мы чудесно поужинали в «Кемпейне».

— Прямо во дворе, — добавила Тирси. — Изумительный паштет из гусиной печенки!

— Спали допоздна, — вторила Каро. — Дважды останавливались по пути к полуострову. И, будь воля Ниси, остановились бы четыре раза. Удобная машина.

— Не совсем того типа, какой мы бы предпочли водить дома, — оговорилась Тинси, делая первый глоток, — но сойдет для прокатной.

— Как коктейли? — спросила Сидда.

— Мой «Джин риске» напоминает дождевой лес, — объявила Тинси, драматическим жестом обводя окно, словно призывая, деревья немедленно явиться.

— Мое шотландское виски — положительно часть экологической среды, — хмыкнула Каро.

Сидда расхохоталась. Она совсем забыла, что из всех секретов племени я-я самым божественным был юмор.

Позже, немного отдохнув, дамы нагрянули к Сидде в кабриолете. Сидда поняла, кто приехал, просто потому, что никто другой в мире не стал бы так отчаянно жать на клаксон. Женщины выбрались из машины, неся две бутылки с вином, купленные в гостинице, и тот переносной холодильник, который она приметила раньше.

— Поставь плитку на триста пятьдесят и сунь в духовку, — велела Ниси, вынимая из холодильника высокий противень.

— Что там? — поинтересовалась Сидда.

— Крабовое этуфе твоей мамы, из тех лангустов, что выращивает в Пекан-Гроув твой папа, и сакоташ[71] из его же кукурузы, — ответила Ниси.

— Мама послала это мне? — не поверила Сидда.

— Ну… не то чтобы тебе… так прямо она не говорила, — усмехнулась Тинси, — но принесла его в день вылета. А на записке стояло «Сиэтл».

Взяв в рот первый кусочек, Сидда живо представила мать на кухне Пекан-Гроув. Увидела, как та топит масло в большой чугунной сковороде и медленно помешивает в нем муку, пока она не приобретает коричневатый оттенок. Ощутила запах лука, сельдерея и зеленых перцев, увидела, как блюдо меняет цвет, когда Виви добавляет мясо лангустов, свежую петрушку, кайенский перец и щедрую порцию неизменного табаско. С каждым глотком Сидда ощущала вкус родины и материнской любви.

Помедлив, чтобы вытереть слезы, Сидда объяснила:

— Так много острых приправ, что глаза слезятся.

— Верно, — согласилась Тинси.

— Табаско и кайенский перец у кого хочешь слезу вышибут, — кивнула Каро.

После ужина все они погуляли по берегу озера, выбрав тропинку, ведущую на юг, вдоль пробитой в горах дороги. Прозрачные красные ягоды гейлюссакии висели крохотными елочными шарами на близлежащих кустах, а листья березки-вьюнка уже светились оранжевым. Последние лучи заходящего солнца еще отражались в озерной воде, но на небо уже поднималась луна, казавшаяся кремовой на фоне голубого, как веджвудский фарфор, неба. Женщины остановились, пытаясь вобрать в себя окружающую красоту.

— Никогда прежде такого не видела, — вздохнула Каро. — Солнечный закат и лунный восход. Должно быть, какое-то знамение.

Вернувшись в домик, уже купавшийся в голубоватом сумеречном свечении, Ниси вынула из сумки фунт жареного молотого кофе «Коммьюнити френч».

— Кто хочет кофе? — осведомилась она, ставя чайник на плиту.

И, словно одного луизианского кофе было недостаточно, выложила на тарелку пирожные.

— Попробуй пекановое пирожное, солнышко, — предложила она Сидде, протягивая тарелку.

— Господи, Ниси, — ахнула Сидда, — а это еще откуда?

— Привезла с собой.

— Это тоже мама испекла?

— О нет. Это испекла я. Твоя мама на милю не подойдет к сладостям. Поэтому все еще носит восьмой размер, а я едва влезаю в двенадцатый.

Каро, просмотрев коллекцию компакт-дисков, поставила Ицхака Перлмана[72], игравшего старые джазовые стандарты вместе с Оскаром Питерсоном.

Тинси и Ниси прекрасно устроились на диване, Каро заняла кресло. Хьюэлин вскарабкалась на колени Тинси и довольно смотрела на Сидду, как бы говоря: «Вот видишь, нам следовало бы почаще приглашать гостей». Сидда выдвинула стул и уселась так, чтобы видеть всех трех женщин.

Крепкий кофе и греховно-вкусные пирожные с пьянящим сочетанием темного кукурузного сиропа, орехов и сахарной пудры вызвали счастливый гул во всем теле Сидды.

— Они восхитительны, но мне лучше не злоупотреблять, иначе всю ночь не сомкну глаз.

— Итак, — небрежно бросила Тинси, — где ты хранишь «Секреты»?

— Прошу прошения? — растерялась Сидда.

— Альбом «Божественных секретов», дорогая. Давай взглянем вместе.

Стоило Сидде показаться в дверях гостиной с альбомом в руках, как разговор мгновенно смолк. Сидда отдала Тинси альбом, пристально наблюдая за реакцией женщин.

Наскоро просмотрев каждую страницу, Тинси заметила:

— Да, ничего не скажешь, сюда много всего попало.

— А не попало еще больше, — возразила Каро.

Сидда закрыла альбом и положила на журнальный столик.

— Сидда, — вступила Ниси, — Каро сказала, что у тебя накопились вопросы.

— Да, мэм, — вежливо кивнула Сидда, словно во мгновение ока вновь стала маленькой девочкой и вспомнила усвоенные едва ли не в пеленках манеры.

— Сидда, пожалуйста, — упрекнула Каро, — откуда ты взяла эти «да, мэм»?! Давно бы пора забыть! Другие времена, другие обычаи.

— Сама не знаю, как вырвалось, — нервно хихикнула Сидда.

Тинси, посмотрев на подруг, взялась за сумку из желтой соломки.

— Господи, Тинси! Неужели у вас еще остались очередные луизианские сюрпризы?

— Ну… — протянула Тинси, извлекая большой конверт из оберточной бумаги, — что-то в этом роде. Каро сказала, что ты спрашивала о том времени, когда твоя мама заболела и уехала.

Сидда задохнулась.

— Тут письма, которые ты приносила мне много лет назад, когда была совсем девочкой. Просила передать их маме, — пояснила Тинси и, глубоко вздохнув, призналась: — Только я так ничего и не передала. Там же письма твоей мамы, которые мы берегли все эти годы.

— Мы хотели послать их по почте, — вторила Ниси. — Но это было как-то… неправильно, что ли. Не знаю, молишься ли ты святым, а вот я молюсь святому Франциску Патризийскому…

— Святому Фрэнку Патризийскому, — перебила Каро. — Не Фрэнки Ассизскому.

— Он святой покровитель прощения и примирения, — продолжала Ниси как ни в чем не бывало. — И нам показалось, что будет лучше, если мы будем с тобой во время прочтения этих писем…

— Спасибо. Жду не дождусь, когда будет можно их прочесть.

— Почему бы не сейчас, подруга? — удивилась Каро вставая. — Ложись и читай, пока мы моем посуду.

— О нет, — запротестовала Сидда. — Я не могу вам этого позволить. Сама все приберу после вашего ухода. Мало того что вы все привезли с собой, так еще и мытье посуды на вас взваливать? Нехорошо.

— Мы настаиваем, — сказала Ниси. — Хороший гость всегда помогает убирать за собой.

— Но разве все вы не устали?

— Ни чуточки, — заверила Тинси. — Мало того, у меня сна ни в одном глазу.

— И у меня тоже, — поддакнула Ниси. — Да и разница с домом на два часа. Это там уже спать пора.

— В это время я только встаю, — усмехнулась Каро. — Не торопись. Читай сколько потребуется. Мы никуда не уходим.

Пока я-я убирали со стола, Сидда лежала на диване, подложив под голову подушку, и изучала содержимое конверта. Всего там было две связки писем. В первой содержались только неотправленные, написанные детской рукой. Сидда не сразу поняла, что это ее собственный почерк. Все адресованы «миссис Шеп Уокер». Ни дома, ни улицы. Смещенное вбок имя, казалось, беспомощно висит в пространстве, без опоры в виде координат. При виде пустого места, где должен был находиться адрес, у Сидды стиснуло внутренности. Сама того не сознавая, она подтянула колени к подбородку, сразу став меньше, и развернула первое письмо.

Сидда закрыла глаза. Воскресный вечер. Зима. Третий или четвертый класс. Ковбойский ремень отца в руке матери. Серебряный кончик, впивающийся в кожу раз за разом. Ее отчаянные попытки защитить других детей. Удары, оставляющие рубцы на бедрах и спине. Жаркое безумие; бред Виви об аде, о вечном огне. Стыд и унижение описавшейся Сидды; ее охрипший от криков голос. И, превыше всего, уверенность в том, что только она могла воспрепятствовать всему случившемуся.

Эти картины не были для Сидды внове. Ее тело слишком хорошо их помнило. Ничто: ни расстояние, ни карьера, ни Коннор, ни предположение психоаналитика, что с Виви случился нервный срыв, — не могло лишить ее уверенности в собственной вине. В том, что только она стала причиной воскресного наказания.

Затерянная в воспоминаниях, Сидда резко дернулась, когда Ниси набросила на нее легкое хлопчатобумажное покрывало. Открыв глаза, она встретилась с сочувственным взглядом Ниси, но, ничего не сказав, продолжала читать.

Сидда вложила в конверт последнее письмо. Ей было душно. Голова кружилась, горло перехватывало от гнева на я-я, так бесцеремонно напомнивших о прошлом.

Но я сама напросилась.

Она села и огляделась. Я-я сидели за столом. До Сидды вдруг дошло, что она, возможно, еще никогда не видела их такими молчаливыми. Ниси вязала, Тинси играла в солитер. Каро увлеченно работала над обнаруженным в кухонном шкафу паззлом.

«Они несут вахту», — подумала Сидда, и в этот момент Тинси подняла голову:

— Ну как ты, cher?

Сидда кивнула.

— Крикни, если что-то понадобится.

— Хочешь пекановое пирожное? — спросила Ниси.

— Нет, спасибо, — отказалась Сидда. — Я не посмею.

— Представляете, — сказала Каро, поднимая голову, — если снять очки, так чтобы перед глазами все плыло, легче подбирать части паззла.

Сидде вдруг стало легче от их присутствия. До сих пор она не понимала, насколько одинока.

Она потянулась ко второй связке. Там было только три конверта, адресованные каждой из я-я и надписанные рукой Виви. Конверты от Крейна даже через тридцать лет все еще оставались мягкими и нисколько не выцвели. Открыв первый конверт, Сидда увидела, что само письмо не написано от руки, а напечатано на дешевой бумаге, слегка пожелтевшей по краям. Но буквы по-прежнему оставались четкими и словно бросались в глаза. Зудящими от волнения пальцами Сидда развернула письмо.

Сидда отложила письмо и прижала руку к груди, чтобы успокоить дыхание.

Больше всего хочу поблагодарить тебя за сорочку Сидды, иногда напоминающую мне, что она совсем еще маленькая.

Сидде хотелось спрятаться. Но она встала и сделала вид, что потягивается.

— Что-то на диване не слишком удобно. Пойду в спальню.

— Хочешь побыть одна? — спросила Тинси голосом Гарбо.

— Да, — призналась Сидда. — Хочу.

— В таком случае мы пойдем за тобой, — заявила Каро.

— Верно, — поддакнула Ниси. — Куда ты, туда и мы.

Хьюэлин подняла голову и громко постучала хвостом по полу. Сидда неловко поежилась: ее бесцеремонно лишили обычного убежища, куда она забивалась каждый раз, когда боль становилась невыносимой.

— Ты слишком долго пробыла в этой глуши, — объявила Тинси. — Мы только что приехали. Хочешь, чтобы дома узнали, какой плохой хозяйкой ты оказалась?

Не забывай о хороших манерах.

— Разумеется, нет. Но могу я хотя бы в ванную пойти без сопровождения?

— Не можешь, — ухмыльнулась Тинси. Бросила карты, встала и прилипла к Сидде как смола, когда та попыталась направиться в ванную. Сидда укоризненно посмотрела на Тинси, и тогда та крепко ее обняла.

— Тебе нигде не спрятаться от племени я-я, — заключила Каро.

Невольно засмеявшись, Сидда поцеловала Тинси в щеку. А когда вернулась из ванной, дамы даже не подняли глаз. Сидда забралась под покрывало и вновь взялась за письма. Но прежде чем начать читать, осмотрела комнату, впитывая звуки и зрелища. Негромкие шлепки игральных карт о деревянный стол, шорох женского дыхания, тихое похрапывание Хьюэлин, крик гагары где-то на озерной тропинке. Сидда вобрала в себя все эти звуки, прежде чем вернуться к мрачному сезону поста, еще долго-долго продолжавшемуся после Пасхи.

Что там, в следующем письме?

Последнее письмо, как и подозревала Сидда, было адресовано Ниси.

Несколько мгновений Сидда лежала не шевелясь. Потом аккуратно спрятала письма в большой конверт и положила на журнальный столик. Повернулась на живот и свесила голову с дивана, чтобы лучше видеть я-я.

— Эй, это я, — тихо сказала она. Женщины подняли головы.

И только тогда Сидда разрыдалась. Всхлипывая и шмыгая носом, она встала и с подушкой в руке подошла к столу. Волосы растрепались и прилипли ко лбу. Она казалась сонной, грустной и растерянной.

— Я передумала, — выговорила она между всхлипами. — Можно мне кофе и пекановых пирожных?

— Конечно! — воскликнула Ниси, ринувшись на кухню. — Я привезла сто тысяч пирожных.

Тинси убрала солитер в коробку и поднялась.

— Mon petit chou, иди сюда и садись. И неси свою подушку.

— Ну, подруга, как поживаешь? — спросила Каро. — Решила провести ночку с так называемыми взрослыми людьми?

— Я хочу знать правду, — твердо заявила Сидда.

— Мы не имеем дела с правдой, — отмахнулась Каро. — Зато я знаю кое-какие истории. Сойдет?

— Сойдет, — кивнула Сидда, вгрызаясь в протянутое Ниси пирожное. — На худой конец. Сойдет.