Божественный театр

Глава 6

«…Думай не о себе, думай о мире», – писал высокочтимый пророк Маргил, – «ибо для чего и нужно совершенство твое, как не для служения миру, в который ты призван?»

Трудно не согласиться, думала Пиви Птичка, с трудом разбирая буквы в полумраке кулис. Если бы еще мир соблаговолил объяснить, для чего ты в него призван! Вот вопрос, на который даже пророки не в силах дать убедительный ответ…

«Пусть тебе и случилось содеять зло», – продолжал ниамейский мудрец, – «что за польза в вечном покаянии? Вновь и вновь возвращаясь к содеянному, душа твоя вновь и вновь обращается ко злу. Ты бесконечно размышляешь о нем, и это повергает тебя в уныние. Жизнь становится горька для тебя и полна несчастий. Так своим унынием ты умножаешь печали мира».

Что ж, возможно, и это верно. Но… Каков мир, таковы, надо полагать, и живущие в нем. Может быть, на самом деле это его печали умножают наше уныние?…

Пиви бросила короткий взгляд на сцену, где, словно в подтверждение ее мыслей, добродушный Титур Полдень в роли корыстного отца принуждал в этот миг прекрасную Талу Фиалку в роли несчастной Исетты к браку с богатым злодеем Аглюсом Вороном.

Времени до выхода хватало – Фиалке предстоял еще длинный монолог, сопровождаемый потоками слез. И Пиви снова уткнулась в книгу.

«Думай о добре, твори добро. Покаяние замени искуплением. Пусть душа твоя устремится в будущее, к свету, а содеянное зло останется в прошлом. Неси миру радость, а не печаль – этого довольно, чтобы…»

Тут в левом ухе у Пиви зазвенело.

И Дуду Альенса, ее «содеянное зло», ее наказание и искупление разом, вторгся с обычной бесцеремонностью в сознание.

«Катти Таум можешь не опасаться», – с ходу заявил он. – «Я все вызнал у здешних неприкаянных. Обычный человек, ничего про универсус не знает. В театр пошла с тоски, потому что уехать отсюда хочет. У нее муж пропал, семь лет тому назад».

«Муж пропал? Счастливица», – вздохнула Пиви. – «Мне бы так повезло…»

«Прекрати!» – взвился Дуду. – «Я бы сам… глаза бы мои тебя не видали!..»

«Молчу, молчу», – поспешно перебила она. – «Что еще узнал?»

«Ничего!» – огрызнулся он. – «Некоторые, между прочим, любят своих мужей! Ждут их по семь лет, жить без них не могут! А ты…»

«Отстань, Дуду, при жизни надоел», – поморщилась Пиви. – «В который раз прошу – являйся только по делу. Когда есть что сказать. Я на работе, между прочим».

«Дура!» – ответил он и затих.

Звон в ухе прекратился.

Пиви посмотрела на Катти Таум, которая, сидя рядом с ней в обнимку с гамадуном, не спускала завороженных глаз со сцены. И снова вздохнула.

Она вовсе не была бессердечной, как, наверное, казалось со стороны. Тому же Дуду Альенсе, например. Вполне могла посочувствовать женщине, потерявшей любимого…

– Я все сказал, Исетта! Решено! – прогорланил между тем Титур Полдень и зашагал в сторону кулис, увлекая за собой Аглюса. – Пойдем, мой будущий зятек, поговорим о приданом… А эта упрямица пусть посидит и подумает над словами отца!

Они протиснулись между Катти и Пиви, обдав обеих крепким запахом пота – в амбаре было ужасно душно, – и выскочили через заднюю дверь во двор.

«Исетта» же на сцене заломила руки и начала свой знаменитый монолог:

– О, горе мне! Где ты, любимый мой? Отчего не спешишь ко мне?…

У Катти на глаза мгновенно навернулись слезы.

Пиви, украдкой наблюдая за ней, вздохнула в третий раз.

Славная на самом деле девчонка, подумала она, эта самая кру Таум. Есть в ней что-то симпатичное. И куда, интересно, мог подеваться в этом захолустье ее муженек? В море утонул? В лесу заблудился?… Может, попросить Дуду еще раз поговорить с неприкаянными духами – те могут знать… а вдруг удастся помочь? Чтобы бедная женщина хотя бы не ждала понапрасну…

Катти плакала уже не таясь. Как и половина зала. Пиви снова бросила взгляд на сцену. Молодец все-таки Фиалка – даже этот убогий текст читает так, что трудно удержаться от слез.

– Нет, легче умереть!..

С этими словами прима грациозно упала на колченогий стул и закрыла лицо руками.

Пора!.. Пиви сунула книжицу с откровениями пророка в карман фартука и торопливо сделала шаг вперед.

То, что произошло дальше, оказалось полной неожиданностью для нее и настоящим кошмаром.

Откуда под ноги бросилась кошка, понять она не успела. Только обнаружила вдруг, что не идет, а летит, а в следующий миг уже с грохотом распласталась на сцене.

Фиалка подскочила на стуле. Зрители дружно ахнули.

И первым, что увидела Пиви, скосив глаза в сторону зала, был бешеный взгляд старого Дракона.

Ее бросило одновременно в жар и в холод, из головы разом вылетело все. Кто она, зачем она тут… Лучше, пожалуй, было не вставать. Умереть вместе с несчастной Исеттой…

Фиалка тем временем, не растерявшись, бросилась к ней и помогла подняться на ноги. Заглянула в лицо и, видно, все про ее состояние поняла. Потому что, не дожидаясь, когда Пиви выйдет из ступора, снова пришла на помощь:

– Бедняжка, куда ж ты так спешишь… неужто дурная весть? – И, отвернувшись от публики, одними губами подсказала: – Да, госпожа…

– Да, госпожа, – послушно повторила Пиви, по-прежнему ничего не соображая.

– Какая же? Говори!

Какая? Вот бы вспомнить…

– Да, госпожа, – еще раз сказала Пиви.

– Я жду!

– Да, госпожа, – заклинило Пиви.

– Из Тарха прискакал гонец… – снова зашептала в сторону Фиалка.

– Из Тарха пригонцал скакец…

Опустим же, как говорится, милосердный занавес над этой сценой.

Примерно через час Пиви Птичка сидела на длинной деревянной скамье возле единственной дороги, по которой можно было уехать из Байема, в реденькой тени дерева неизвестной ей породы, и ждала дилижанса. Баул со скудными пожитками скучал у ног.

Она так и не вышла из ступора, в который ввергло ее позорное падение на сцене. Одеревенела и онемела. Не слышала даже, когда, прихрамывая, выходила из театрального двора, что вопил ей вслед старый Дракон. Впрочем, несколько слов все же уловила: «Индюшка неповоротливая! Уволена!», а остальное и слушать было незачем… Как сомнамбула, Пиви добралась до гостиницы, собрала вещички, доковыляла до придорожной скамьи и села – все под неумолчный истерический визг Дуду Альенсы в левом ухе.

Потом и Дуду умолк, поскольку никакого ответа не дождался. В голове у нее вяло пошевеливалась одна-единственная мысль: «Вот и все…»

Кончено. Она обречена.

Когда должен подъехать дилижанс, Пиви не знала. И не интересовалась. Ей было безразлично – сидеть весь вечер, всю ночь, всю жизнь. Ехать некуда и незачем. Сколько уже успела здесь проторчать, она тоже не знала.

Как вдруг за спиной раздался радостный крик:

– Вот она!

Голос был знакомый. Пиви вздрогнула и внутренне заметалась.

– Нашли наконец! – Перемахнув через скамью, кто-то уселся рядом. Взял ее за руку своими обеими и легонько встряхнул.

Она скосила глаза.

Князь.

Он тут же затарахтел:

– Ну, милая, заставила ты нас побегать! Весь Байем обшарили!.. Никак уехать собралась? А почему в эту сторону? Юва-то – в противоположной!

Из-за скамьи вышел еще кто-то и тревожно заглянул ей в лицо. Катти Таум.

Пиви зажмурилась.

– Старик уже передумал тебя увольнять, успокойся, – скороговоркой сыпал Князь. – Грозится вычесть из жалованья, только и всего… Послал нас за тобой. Сама подумай – что ему без тебя делать? Поглядел он было на Катти – не заменит ли?… Да тут же и понял, что не может она играть на сцене и гамадуне одновременно…

Пиви зажмурилась еще крепче.

Ступор вдруг отпустил, сменившись облегчением. И одновременно тоской. Не увольняют – это хорошо. Но… значит, опять все заново. Надоевшие до тошноты поиски, глупейшие роли, Драконья рожа, Кобрины придирки… кошмар.

Дрожь пробрала ее с головы до ног.

Тут Катти что-то пробормотала. Князь выпустил руку Пиви и поднялся на ноги.

– Ладно, – сказал. – Пойду я. Вещички приберу, нечего им тут валяться. А вы поговорите, конечно…

Он подхватил баул Пиви и зашагал прочь.

В следующий миг ее кто-то обнял – нежно, как сестра, которой у нее никогда не было.

Тихий голосок шепнул на ухо:

– Поплачь, если хочешь.

И Пиви разрыдалась.

До сих пор она никому не рассказывала о своей беде. Среди ее друзей и родных не было ни одного человека, который поверил бы, во-первых, в то, что Пиви Пим – вполне разумная и трезвомыслящая девица, скептичное дитя времени высоких технологий – оказалась способной обратиться за помощью к… колдунье. А во-вторых, в то, что это обращение могло и впрямь иметь какой-то реальный результат, да еще и с далеко идущими последствиями. Ей не хотелось выглядеть полной идиоткой в глазах людей, чьим мнением она дорожила, к тому же они ничем не помогли бы, даже если бы поверили. Поэтому Пиви стоически молчала.

Но сейчас ее, неожиданно для нее самой, прорвало. И, содрогаясь от рыданий, захлебываясь слезами, она вдруг начала рассказывать практически незнакомому человеку историю всей своей несусветной глупости. Спеша, путаясь в словах, чувствуя, что, если не выговорится наконец, сердце у нее попросту разорвется…

…Возможно, никакой беды не случилось бы, верь Пиви рекламным объявлениям и обратись к обычной шарлатанке. Но она им не верила и приложила немало усилий, чтобы отыскать настоящую ведьму, и в самом деле что-то умеющую.

Колдунья Вама объявлений о своей деятельности не давала. Колдунья Вама была сущим анахронизмом – жила вдали от города, в лесу, в какой-то замшелой избушке, без телефона и электричества. Без – страшно и подумать – компьютера. Адрес ее Пиви раздобыла на сотом, наверное, по счету форуме, куда зашла поделиться с неудачниками и неврастениками обоего пола своими неземными страданиями. Выглядел этот адрес примерно так – полтора часа езды на машине до некоего фермерского хозяйства, оттуда три километра пешком тропинкой через поля на восток и еще пять километров на север по лесной просеке. Колдунью Ваму автор сообщения рекомендовал как истинную волшебницу, которая успела помочь не только ему самому, но и парочке его страждущих знакомых.

Пиви ничто не остановило. Встав рано поутру, она проделала с рюкзачком за плечами весь этот неблизкий путь – сперва на машине, потом пешком – и к полудню, чуть жива от усталости, добралась-таки до Ваминой избушки. Вела ее безответная любовь – конечно, чего и ждать от девушки в нежном возрасте девятнадцати лет? – и надежда на неземное счастье.

Колдунья Вама, надо отдать ей должное, пыталась эту дурочку отговорить. Убеждала, что та еще слишком молода и встретит в будущем немало достойных мужчин. Объясняла, что истинная любовь никогда не бывает безответной, а значит, чувство, которое томит девушку сейчас, – это обычное заблуждение юности. Даже карты раскинула и нагадала встречу с красивым, умным и обеспеченным брюнетом, который и составит счастье Пиви, когда ей стукнет двадцать пять лет.

Двадцать пять?… какой-то неведомый брюнет?…

Пиви, как уже упоминалось, было девятнадцать, и она хотела всего и сразу. А именно лучшего парня на свете, Дуду Альенсу, и буквально завтра. Он почему-то не полюбил ее после совместной ночи, случившейся у них год назад. И весь этот год она не могла его забыть и сходила по нему с ума – это ли не доказательство истинной любви, единственной на всю жизнь?…

В конце концов колдунья сдалась. Предупредила только: «Будет плохо – ко мне не приходи», продиктовала ей рецепт приворотного зелья и дала кое-какие редкостные ингредиенты, которых не купить было в магазинах.

Домой Пиви летела как на крыльях. Целый месяц после этого она готовила приворотный напиток и составляла хитроумный план по заманиванию в гости Дуду Альенсы, который давно уже ее избегал.

Заманила-таки… и зелье подействовало!

Через две недели Дуду сделал предложение. Пиви, исполненная неземного счастья, согласилась стать его женой.

Первые сомнения в этом самом счастье появились у нее, по правде говоря, еще до свадьбы. Но она их старательно отгоняла. Как же, ведь это ее истинная, единственная любовь!.. Пиви убеждала себя, что, должно быть, попросту привередничает. Слишком быстро привыкла быть любимой, вошла в образ роковой капризницы…

Через полгода после свадьбы, увы, сомнения превратились в уверенность. Она больше не любила Дуду Альенсу. Более того, перестала понимать даже, с чего вообще когда-то увлеклась им – этим неженкой, маменькиным сынком, не приспособленным ни к чему неумехой, истеричным слабаком, нытиком и недоумком!..

Жить с ним она не могла и не хотела.

Зелье, однако, продолжало действовать. И все попытки завести разговор о разводе заканчивались истериками Дуду, рыданиями и угрозами покончить с собой. Он не мог и не хотел жить без нее.

Пиви кое-как продержалась еще полгода. А потом… снова нацепила рюкзачок и отправилась к колдунье Ваме – за отворотным зельем.

Та приняла ее очень холодно. Чуть не выставила с порога. Не преминула напомнить о былых отговариваниях и долго ругала за глупость и безответственность. Когда же сжалилась наконец – Пиви и слезы горькие перед ней лила, и на коленях стояла, – заявила следующее: «Рецепт я тебе, конечно, дам. Но поможет ли он – не знаю. Вмешиваться в чужую судьбу вообще не позволено, платить всегда приходится и тому, кто это делает, и тому, кто об этом просит. А уж вмешиваться дважды… Мне-то моя расплата известна, но вот для тебя последствия могут оказаться страшными. Так что, девушка, если зелье всего лишь не подействует – радуйся…»

Пиви очень надеялась, что подействует. Устав от навязчивой любви и вечного нытья Дуду, она была готова, как ей казалось, к любым последствиям – лишь бы развестись и никогда больше его не видеть и не слышать. Но напоить мужа отворотным зельем не успела.

В тот же день Пиви сделалась вдовой – пока она ездила к колдунье, Дуду Альенса погиб в автокатастрофе.

…Проблема как будто решилась сама собой. Сколь бы трагичным это решение ни было, его приняла сама судьба, и второго вмешательства в нее со стороны Пиви не потребовалось.

Однако свободы она так и не обрела.

Ей было искренне жаль Дуду – пусть он был слабак, но не злодей все-таки, и ничего худого по большому счету своей молодой жене не сделал. Она даже проплакала о нем весь вечер. А ночью к ней впервые явился его неприкаянный дух.

И закатил истерику, как при жизни. И заявил, что знает теперь всю правду. Никакой любви с его стороны нет и не было, а было и остается мерзкое колдовство. Которое привязывает его к Пиви даже после смерти. Дорога в высшие миры для него закрыта, он – в ловушке из-за ее проклятой ворожбы. Обречен скитаться вечно среди таких же неприкаянных духов и не отстанет от своей бывшей жены никогда. Если только она не снимет с него эти чертовы чары…

«Как?» – испуганно спросила Пиви у бестелесного голоса, будучи уверена в тот миг, что это – галлюцинация. – «Как я могу их снять?»

«Не знаю!» – возопил Дуду. – «Сама натворила дел, сама и думай! Иди опять к своей колдунье, спрашивай у нее!»

Он явился и на вторую ночь, и на третью, а потом начал донимать ее не только по ночам, но и среди бела дня, требуя освобожденья от чар. Измученная страхом и бессонницей, не понимающая, что происходит, Пиви снова посетила колдунью Ваму.

Та потемнела при виде ее лицом. Выслушала и сказала, что это вовсе не галлюцинации. Что такое, увы, бывает. И что она решительно не знает, чем помочь. Спрашивай, мол, девушка, у самого неприкаянного духа – ему сейчас доступны многие знания, сокрытые от живущих.

Круг замкнулся. Дух отсылал к колдунье, колдунья отсылала к духу…

Пиви чувствовала, что сходит с ума. Но каким-то чудом все же удержалась в здравом рассудке. Постепенно привыкла к разговорам с невидимым мужем и даже снова начала с ним переругиваться – как при его жизни.

Дуду, когда услышал, что способ избавленья от чар он должен искать самостоятельно, раскричался, как всегда, и расхныкался. Потом исчез и не появлялся неделю. А потом…

Дойдя до этого момента в своем сбивчивом повествовании, Пиви успела слегка прийти в себя. Слезы ее иссякли, она умолкла и беспокойно шевельнулась в объятиях Катти.

Та сразу отпустила девушку, давая ей возможность утереть глаза и высморкаться. Пиви полезла за платком, кармана на привычном месте не обнаружила – он почему-то оказался на животе, и вместо платка в нем лежала книжица «Откровений», – и только тут с тихим ужасом сообразила, что на ней по-прежнему костюм служанки. Латаные-перелатанные платье и фартук. И полулысый парик на голове… Покидая, как ей казалось, навеки театр Папаши Муница, она забыла переодеться.

– Кошмар, – сказала Пиви, торопливо стаскивая парик и стыдливо пытаясь спрятать ноги вместе с драной юбкой под лавку. – Позорище… в таком виде…

Катти успокаивающе улыбнулась:

– Зато мы с Волчком издалека тебя заметили, – и протянула ей свой платок.

Пиви кое-как привела себя в относительный порядок, потом взглянула на нее с вызовом.

– Думаешь, я и впрямь сошла с ума?

Она имела в виду вовсе не свою забывчивость, и Катти это поняла.

– Нет, – серьезно ответила она. – Меня саму считают полоумной в этом городе, и если ты – не в своем уме, то не больше, чем я… И что было дальше? Он нашел способ?

Пиви пристально всмотрелась ей в глаза, но ничего, кроме искреннего интереса с долей сочувствия, в них не увидела. Безумная повесть о неприкаянном духе, похоже, и вправду не казалась этой славной женщине бредом.

– Нашел.

…Наверное, следовало на этом остановиться. Зачем кому-то, даже очень славной женщине, знать, что делает она в театре Папаши Муница? Хватит и того, что об истинных ее намерениях наверняка догадываются соперники.

Вот именно. Соперники у нее есть, а друга нет. Ни одного.

Пиви колебалась недолго.

– Поэтому я здесь. Падаю на сцене, перевираю текст и трясусь от страха перед Драконом. Пять лет гналась за тем единственным, что может мне помочь, и наконец догнала. Оно почти в руках, но пока еще не дается…

Катти выслушала ее с широко открытыми глазами.

– У-ни-вер-сус, – задумчиво повторила она по слогам. – Исполняет все желания… Удивительно.

– Верится с трудом, – кивнула Пиви. – Но так говорят неприкаянные духи. Кстати, – сообразила она вдруг, – а ведь этот универсус, наверное, может и тебе помочь. Я имею в виду, разузнать что-то о твоем муже… извини, если лезу не в свое дело.

– Ох, – только и сказала Катти. – Но… как…

– Если мне повезет его найти… У меня всего одно желание – избавиться от Дуду. А потом я с удовольствием передам универсус тебе.

– Правда? – На щеках Катти выступил розовый румянец. – Спасибо… Мне бы очень хотелось помочь тебе в поисках, но как это сделать – не понимаю. Если превращение невозможно заметить…

– Я и сама толком не понимаю. Делаю, как научил Дуду, – пытаюсь найти то, чего в вашем мире заведомо не может быть. Вещичку из моего родного мира. И если вдруг обнаружу ее у себя, то будет шанс догадаться, что это универсус и есть. Каждый вечер я заглядываю в памятную записку и пересматриваю свои пожитки… Так что, если вправду хочешь помочь, надо и тебе придумать, что именно ты будешь искать. Это должен быть предмет нужный и желанный, к тому же такой, чтобы сразу при его появлении понять – раньше ничего подобного у тебя не было и быть не могло…

– Да… такой придумать непросто, – пробормотала Катти. – Но я попробую. Ты мне доверяешь?

– Конечно, – сказала Пиви.

Пояснять, в чем именно, надобности не было. Оказалось вдруг, что они понимают друг друга без лишних слов. И за причинами далеко ходить не требовалось. Обе хорошо знали, что такое одиночество. Обе были несчастливы. Одну уже считали полоумной, другую тут же объявили бы таковой, начни она рассказывать о своей беде… Только и оставалось на самом деле, что довериться друг другу. Потому что не может человек быть один.

Они переглянулись и улыбнулись.

– Да, – спохватилась Пиви. – Должна предупредить – у нас с тобой есть соперники, которых надо остерегаться.

Катти снова распахнула глаза.

– Это Иза и Беригон. Тоже ищут универсус. И они, между прочим, настоящие маги. Мне Дуду сказал – он как-то подслушал разговор между ними.

– Ох.

– Но им пока везет не больше, чем мне.

– Думаешь, у нас есть надежда их опередить?

– Кто знает. Я думаю – да и Дуду так говорит, – что магия в этом деле не помощник. Зато, если кто-то из нас с тобой его найдет и они об этом догадаются, вот тут-то нам может и не поздоровиться. Поэтому – будь осторожна! Старайся себя не выдать.

– Постараюсь. Интересно, а им-то универсус зачем? Ведь, если они маги, они и так, наверное, могут исполнять все свои желания?

Пиви вздохнула.

– Не все. Когда Дуду подслушивал их, Иза плакала… они с Беригоном женаты уже десять лет и очень хотят ребенка, но никак не могут зачать. Кучу своих магических способов перепробовали. Не помогло, и осталась одна надежда – на универсус. Я, честно говоря, думала отдать его им… потом… если, конечно, мне повезет первой.

Взгляд Катти затуманился сочувствием.

– Может, так и сделаем?… И вообще – почему бы нам с ними не объединиться? У каждого – всего по одному желанию, вот и могли бы по очереди…

– Дуду не советует. Он говорит, что любой маг за этот самый универсус удавится. Если завладеет им, из рук уже не выпустит. Какая там очередь…

– Дуду, Дуду!.. У тебя своя голова есть. Мне вот Иза и Беригон кажутся совсем не злыми людьми.

– Кажутся… вот именно. Казаться они могут какими угодно. Только притворяются этакими бестолковыми простаками, а на самом деле – умные и хитрые.

Катти с сомнением покачала головой.

– Чтобы так притворяться, нужно быть великими актерами. Иметь настоящий дар…

– Достаточно уметь глаза отводить. Колдовством. И мы видим совсем не то, что есть.

Катти нахмурилась.

– Может быть и так, конечно… К сожалению, я ничего не знаю о колдовстве.

– Да и я – немногое, – снова вздохнула Пиви. – В основном, со слов Дуду, которого просвещают его друзья неприкаянные. Единственная колдунья, с которой я более или менее знакома, Вама, – она… какая-то другая. Ей от жизни, похоже, вообще ничего не нужно. Сидит себе в своей ужасной избушке, всем довольна… Уж она-то не стала бы гоняться за универсусом. Наоборот, дала мне два собственных магакса. На время, конечно, велела потом вернуть…

– Магакса? – переспросила Катти.

Пиви потянула за шнурок у себя на шее и вытащила на свет божий два подвешенных на нем прозрачных камушка – серый и золотисто-желтый. И объяснила:

– Магакс – это, сокращенно, магический аккумулятор силы. Штуковина вроде талисмана, которая заряжена чарами и способна выполнять определенные действия. Защищать от опасности, помогать в выборе пути… Вот этот, например, – она дотронулась до серого камня, – спасает от голода. Подержишь его во рту – и сыт целые сутки. А этот, – показала на желтый, – открывает ворота между мирами и дает знание любого чужого языка. Как иначе, ты думаешь, я смогла бы добраться до Ниамеи? Я-то никакими волшебными способностями не обладаю. Помогли Дуду с неприкаянными и магаксы Вамы.

Она снова укрыла камушки за воротом платья.

– Ты добиралась сюда целых пять лет? – спросила Катти, у которой уже слегка кружилась голова от рассказов о таких чудесах.

– Нет, что ты… пять лет назад никто и знать не мог, что универсус окажется у Папаши Муница. Почти все это время Дуду выискивал его следы по разным мирам. И я отправилась в дорогу, только когда след стал горячим. Тогда универсус был еще у цыган, кочевавших по Ниамее. Потом его купила у них престарелая тетушка нашего Дракона – вроде бы в тот момент он выглядел веером… После ее кончины Муницу достался сундук со всяким старым барахлом, которое он определил в реквизит. И среди которого универсус и оказался – во что он успел превратиться из веера, уже никто не знает. И тут я наконец приехала в Юву, и Дуду велел мне поступить в труппу…

В этот миг на башне городской ратуши пробил колокол, и, словно вызванный его тягучим звоном из небытия, вдали на дороге показался дилижанс. Катти подпрыгнула.

– Половина шестого! Вечерний спектакль!.. Батюшки, теперь Дракон убьет нас обеих!

Забыв обо всем на свете, они сорвались с лавки и, подобрав юбки, припустили бегом по направлению к Складской улице. Где встретили спешивших навстречу Аглюса с Беригоном, которым, как они сказали, было велено «в случае чего принести чертовых девок на себе».

На убийство их времени у Дракона уже не оставалось. Публика в зале свистела и топала, требуя начинать. Поэтому он только отвесил каждой по подзатыльнику, после чего запыхавшаяся Катти вцепилась в гамадун и заиграла вместо баллады марш, а Пиви, торопясь занять свое место на скамеечке у ног «несчастной Исетты», ринулась на сцену без парика. Хорошо, пока поднимали занавес, Князь-Волчок, который, как обычно, все замечал и всюду успевал, прошипел Катти:

– Баллада! – и, догнав Пиви, в последний миг нахлобучил ей на голову какой-то другой парик.

Катти спешно сменила мелодию, «Исетта» наскоро поправила на «служанке» пудреные букли, севшие косо, и представление началось.

Успех был грандиозный.

Тем вечером не только Пиви Птичка, взбудораженная событиями дня, вдруг превзошла самое себя и играла вполне прилично, но и все остальные актеры тоже. Большое впечатление на публику произвела, в частности, Иза Стрела, вышедшая на сцену в новой шляпке – красном бархатном тюрбане, расшитом стразами, который придавал «злодейке» экзотический и оттого особо коварный вид…

Папаша Муниц был доволен. Настолько доволен, что и после спектакля никого не стал убивать и вместо этого объявил об отъезде назавтра.

Решение так скоро покинуть Байем далось ему нелегко. «Божественный» театр здесь принимали не хуже, чем в предыдущих местах, а то и лучше, и весь репертуар, состоявший из пяти пьес, тоже наверняка удалось бы отыграть дважды. Но пребывание в этом городишке на сей раз было омрачено для Муница ссорой со старым другом. В каком еще трактире отведаешь такой утки и такого вина?…

Жажда наживы и обида на трактирщика Буна боролись в нем между собою вот уже несколько дней, и в конце концов последняя победила.

Возражать против отъезда никто из актеров, разумеется, не стал. Его отметили по традиции, засидевшись в театральном амбаре до полуночи.

А наутро, укладывая вещи, Иза Стрела обнаружила пропажу нового тюрбана.