Борьба без проигравших

Глава одиннадцатая

Раны, полученные Калебом две недели назад во время их бегства из «Авалона», быстро заживали. Элизабет удивлялась его живучести. Он все еще прихрамывал, но уже не нуждался в костыле. И в ней тоже.

Она никогда не забудет страх и панику, которые охватили ее после того, как Калеба увезли в операционную. Час за часом она ждала сведений о его состоянии. Когда Элизабет спросили, кем она ему приходится, она сразу произнесла слово «подруга».

Пленница. Любовница. Товарищ по оружию. Подруга. Она была не в состоянии отделить одно от другого тогда, да и сейчас не смогла бы сделать это.

Пока Калеб был в больнице и пока выздоравливал, Элизабет ухаживала за ним. Никому другому она этого не доверила бы.

Любовниками они больше не были. Это она так решила. Конечно, он предлагал ей близость, даже когда был явно слишком слаб для любовной игры. Элизабет чувствовала, что Калеб отчаянно хочет привязать ее к себе таким примитивным способом. Сказать по правде, она сама хотела этого не меньше, но боялась подчиняться инстинктам. Ей хотелось отстраниться от него, попытаться понять, что они на самом деле значат друг для друга.

Элизабет стояла в спальне и задумчиво смотрела на свое отражение в зеркале. Услышав легкий шорох, она обернулась. В дверях стоял Калеб.

— Я вызову такси, чтобы доехать до аэропорта, — беззаботно прощебетала Элизабет, пытаясь скрыть волнение.

Он не тронулся с места, только взгляд его дрогнул. Он будто ласкал ее взглядом.

— Позволь мне проводить тебя.

— Нет.

Они должны пройти и через это.

— Когда мы снова встретимся? — спросил Калеб. — Сколько времени тебе понадобится, чтобы понять, что мы созданы друг для друга?

Элизабет набрала воздуха в легкие и заговорила:

— Обычные жизненные правила к нам неприменимы. Все ставки были биты в тот день, когда я оказалась связанной, с заклеенным ртом и лежала, беспомощная и напуганная, в твоем «лендровере».

Элизабет знала, что Калеб глубоко сожалеет о своих поступках. Он сказал, что любит ее. Он часто говорил ей об этом в течение двух последних недель. Точно так же, как она раньше опасалась, что ее чувство к Калебу было нездоровой привязанностью пленницы к своему тюремщику, теперь она раздумывала над тем, насколько чувство вины побуждает его признаваться ей в любви.

— Я тебе говорил, что все сделаю для тебя, но как я смогу это сделать, если ты уйдешь?! Черт побери! Я же только встал на ноги. Дай мне шанс…

— Я больше не нужна тебе.

— До чертиков нужна!

— Ты знаешь, что я имею в виду. Ты теперь сам о себе можешь позаботиться. Ты же знал, что я уйду, как только ты наберешься сил.

Он печально улыбнулся.

— Мне казалось, ты передумаешь. Нам было… так хорошо вдвоем в последние две недели. Мы с тобой так хорошо ладили.

Элизабет направилась к дверям. Они не смотрели друг на друга, даже когда Калеб протянул руку и загородил Элизабет дорогу. Она не стала протискиваться мимо него. Могла бы, но не стала. Сказать правду, ей этого хотелось. Ей хотелось снова почувствовать его запах, тепло его тела.

Его рука обвилась вокруг ее талии, он прижал Элизабет к себе. Нагнул голову и зарылся лицом в ее волосы, а она, закрыв глаза, прижалась к нему.

Через несколько часов Элизабет будет уже дома, в Бруклине, и погрузится в обычную рутинную жизнь. В этот последний, горький и сладостный, миг она позволила себе расслабиться.

Калеб отодвинул ей волосы и прижался губами к шее. Он делал это снова и снова. Его поцелуи были нежными, неторопливыми, словно он пробовал ее на вкус. Элизабет прижалась к нему всем телом и растворилась в нем. Она не сознавала, что повторяет его имя, пока он не отозвался:

— М-м-м?

— Я не хочу уезжать, — призналась она еле слышно.

Губы Калеба добрались до позвоночника. По спине Элизабет забегали мурашки. Это ощущение разрасталось и проникло в самые потаенные уголки ее тела. Его дыхание щекотало кожу.

— Знаю, — прошептал он.

— Как же мне не хочется уезжать! — простонала Элизабет, и из уголков закрытых глаз выкатились слезинки. — Боже, как я этого не хочу!

Калеб еще крепче прижал ее к себе. Она вцепилась в его руки, сморгнула слезы, затем глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Он прошептал ей прямо в ухо:

— Будь добра к самой себе, Элизабет. Сделай это для меня.