Брызги шампанского

12

С одной стороны, рассуждала Джейн, нет ничего необычного в зрелище Шампань, находящейся в руках рослого, мускулистого мужчины. Но вся разница заключалась в том, что на этот раз мужчина был медик. Хрупкая Шампань, беспомощно распростертая на его широченной груди, затянутой в зеленый халат, казалась особенно слабой и беззащитной.

– Ничего, все в порядке. Она совсем ничего не весит, – сказал фельдшер, отказываясь от помощи своих коллег.

Он осторожно опустил Шампань на носилки.

Джейн ощутила жжение в уголках глаз. В горле запершило от сдерживаемых рыданий. Конечно, у Шампань были свои заскоки, но даже худший враг не пожелал бы ей такой смерти.

Голова Шампань бессильно упала набок. Здоровенный санитар, опустившись на колени, положил веснушчатую руку ей на грудь, прижался ртом к ее рту и начал делать искусственное дыхание. Наблюдая за его умелыми, четкими движениями, Джейн горестно подумала, сколько мужчин мечтали именно об этом – держать руку у Шампань на груди и прильнуть поцелуем к ее губам. Но сейчас медику было не до этих мыслей.

– Что ж, вы позвонили вовремя, – сказал наконец он, отрываясь ото рта Шампань и берясь за ручки носилок. – Еще минут десять – и она бы уже не выкарабкалась.

– Вы хотите сказать, она будет жить? – спросила Джейн, уверенная, что присутствует при последних минутах жизни своей мучительницы.

Только немного успокоившись, она ощутила в полной мере всю глубину своих переживаний.

– Конечно, она приняла огромную дозу, но мы успели вовремя прочистить ей желудок, так что надежда есть. – Фельдшер хмуро посмотрел на Джейн. – Все равно, ее надо срочно отвезти в больницу. Вы едете с нами? Вы ее сестра?

– Вообще-то… нет, – ответила Джейн, несмотря на скорбные обстоятельства, польщенная тем, что кто-то мог принять их с Шампань за родственников.

Впрочем, взглянув на осунувшееся, измученное лицо Шампань, лишенное косметики, она пришла к выводу, что это не такой уж и комплимент.

– Я поеду за вами в своей машине, – сказала Джейн.

Карета «Скорой помощи», взвыв сиреной, пронеслась по площади. Джейн машинально обошла квартиру, убеждаясь, что все двери и окна заперты. Нагнувшись, чтобы проверить, выключены ли из розетки щипцы для завивки волос, она подумала, что по крайней мере в настоящий момент все действия в целях безопасности Шампань можно отнести в раздел «Поздно запирать конюшню».

В душной, захламленной спальне повсюду было разбросано содержимое гардероба Шампань, но Джейн так и не смогла определить, является ли это свидетельством бурной вспышки ярости или именно так Шампань понимает порядок. Туфли от Джимми Чу запутались в нижнем белье «Ажан Провокатер»; костюм от Шанель валялся на скомканной кашемировой шали. Из упавшей коробки высыпалась радугой гора разноцветных блузок. «Тот, кто утверждает, что счастье нельзя купить, просто не знает, где оно продается», – гласила надпись на вышитой подушке, брошенной на смятую кровать. Теперь это утверждение приобрело какой-то зловещий оттенок. Словно в подтверждение его, на полу лежала раскрытая чековая книжка, ощетинившаяся пустыми корешками.

Из снятой телефонной трубки, упавшей на кровать, доносились пронзительные гудки. Джейн осторожно положила ее на аппарат. При этом ее взгляд упал на пустую бутылку из-под виски, закатившуюся в угол, смочившую последними каплями ковер. Рядом с ней стоял на голове обтрепанный плюшевый мишка. У Джейн перед глазами мелькнул образ смеющейся, избалованной девочки со светлыми волосами, какой когда-то была Шампань. Как грустно, что все окончилось вот этим. Но еще печальнее то, подумала Джейн, что у Шампань, по-видимому, нет ни одного близкого человека, кроме нее, к кому можно обратиться за помощью в трудную минуту. Вот она, страшная плата за известность.

Сидя в приемном покое больницы, Джейн старалась не смотреть на вывихнутые конечности, разбитые в кровь головы и вырванные ногти жаждущих исцелиться хотя бы до Рождества. Вместо этого она окунулась в мятые, засаленные листы местной бесплатной газеты, похоже получавшей информацию в основном из полицейского участка. Соответственно, все заметки были посвящены нападениям на пенсионеров, убийствам, кражам и дракам. В том состоянии, в котором сейчас находилась Джейн, это едва ли можно было считать увлекательным чтивом.

Наконец ей разрешили пройти в палату. Увидев Шампань, лежащую на узкой больничной койке, прикрытую одеялом тошнотворного зеленого цвета, Джейн ахнула. Шампань выглядела ужасно. В резком электрическом свете ее изумрудные глаза казались запавшими и побежденными, а знаменитые губы размером с шестиместный диван сморщились до складного стульчика. Ее знаменитая грудь, сжавшаяся и обмякшая, теперь едва ли смогла бы заполнить бюстгальтер нулевого размера.

– Привет, – прошептала Джейн, когда за ней закрылась дверь.

Наверное, не было смысла спрашивать Шампань, как она себя чувствует. Раньше Джейн видела у нее на руках самые разнообразные украшения, но впервые в вену была вставлена капельница.

Открыв глаза, Шампань пристально посмотрела на посетительницу. Джейн с облегчением увидела в ее взгляде намек на прежнюю дерзость; но, кроме этого, было еще что-то, похожее на злость, словно Шампань наконец поняла, насколько убогая у нее жизнь, как дорого ей пришлось заплатить за блеск и славу. Отныне их отношения станут другими. Джейн попыталась себе представить новообращенную Шампань, преисполненную благодарности за спасенную жизнь.

– Почему мне пришлось ждать так долго, мать твою? – вдруг проскрежетала Шампань.

Хоть голос у нее и был слабым, повелительных интонаций в нем не убавилось ни на йоту. Ошеломленная Джейн едва не подскочила на фут, но тотчас же поспешила убедить себя в том, что это действие лекарств. Интересно, чем ее накачали?

– Меня продержали в приемном покое, – сбивчиво проговорила растерявшаяся Джейн. – Врач сказал, потребовалось много времени, чтобы выкачать из тебя всю дрянь. Знаешь, ты ведь могла умереть.

– И ведь действительно едва не умерла, и все благодаря тебе, черт побери! – рявкнула Шампань. – Я тебе названивала несколько часов, а ты соизволила явиться тогда, когда я уже чуть копыта не откинула.

– Ничего не понимаю, – растерянно произнесла Джейн. – Ты пыталась покончить с собой. Я спасла тебе жизнь. Ты должна винить не меня, а этого ублюдка Сола Дьюсбери. Это он тебя бросил. Он довел тебя до мысли наложить на себя руки.

Она понимала, что это лишь одни предположения. Но какое еще могло быть объяснение? Настал черед Шампань изумиться.

– Наложить на себя руки? – повторила она. – Он бросил меня? Ты, наверное, шутишь. Это я его бросила. Вчера утром.

– Это ты его бросила? – выдавила Джейн, пытаясь хоть что-то понять.

У нее кружилась голова от недосыпа и безжалостной диеты. Значит, Дьюсбери солгал.

– И правильно сделала, что бросила, – упоенно продолжала Шампань, закатывая глаза. – Он уже у меня в печенках сидел со своими проклятыми делами. Видеть его не могу! К тому же я случайно узнала, что у него нет ни гроша. В долгах по уши. Особенно сейчас, после того как целый месяц ублажал меня.

Ее надтреснутый смех перешел в кашель.

– Так зачем же ты наглоталась снотворного? – изумленно уставилась на нее Джейн. – Ничего не понимаю!

– Господи Иисусе, неужели тебе взбрело в голову, что я выпила эти таблетки из-за Сола? – недоверчиво посмотрела на нее Шампань. – Это же были таблетки снотворного! – огрызнулась она. – Ты же знаешь, какая у меня изматывающая работа. Я устала как собака и решила поспать часов восемь. Откуда мне было знать, черт побери, сколько таблеток нужно принимать?

– А сколько ты приняла?

– Понятия не имею. Наверное, целую тонну. Я запихивала их в рот до тех пор, пока не захотелось спать. Правда, потом мне стало как-то не по себе, и я позвонила тебе.

Джейн уставилась на протертый линолеум. Подумать только, она вообразила, хоть и на секунду, что Шампань может впасть в глубокое отчаяние, способна к самоанализу! Уж ей-то следовало знать, что глубокая у Шампань лишь впадина между грудями.

– Раз уж об этом зашла речь, – сказала Джейн, – почему ты позвонила именно мне? Несомненно, есть много людей… э… – она помолчала, подбирая подходящее выражение, – которых ты знаешь лучше.

– О, полно, – легкомысленно бросила Шампань. – Толпы! Тонны!

Она спокойно посмотрела на Джейн.

– Так почему же ты не позвонила им?

– Не могу поверить, что ты настолько глупа, – фыркнула Шампань. – Неужели ты думаешь, что я такая дура, что рискнула бы показаться в состоянии полной отключки кому-нибудь из тех, с кем я встречаюсь в свете? Да я была даже не накрашена! После этого передо мной закрылись бы все двери. – Она бросила на Джейн уничтожающий взгляд. – К тому же я все равно бы ни до кого не дозвонилась, – добавила Шампань. – Все мои знакомые вечера проводят не дома. Все, кроме тебя.

– Понятно, – сказала Джейн. Она поднялась с места, опасаясь поддаться неудержимому желанию выдернуть из руки Шампань иглу капельницы. – Кажется, мне пора идти, – пробормотала она.

– О, спасибо за то, что заскочила, – язвительно заметила Шампань. – Хоть и пришлось ждать долго, – добавила она.

– Хорошо, постараюсь в следующий раз приехать пораньше, – сказала Джейн, с трудом сдерживая кипящую ярость.

Она старалась не думать о потраченных впустую шести – нет, семи часах, проведенных в больнице, за которые ей придется дорого заплатить на работе завтра. Точнее, уже сегодня.

– Я как-нибудь позвоню тебе на неделе, – вместо прощания небрежно бросила Шампань. Похоже, оскорблять Джейн ей было полезнее любых лекарств. – Полно информации. Начнем с того – у меня новый воздыхатель. Я познакомилась с ним вчера вечером. Он футболист, игрок национальной сборной Уэльса, выступает за «Челси». Ляжки такие здоровенные, что он не может закинуть ногу на ногу.

Шампань снисходительно окинула взглядом бедра Джейн, далекие от совершенства.

Выскочив из палаты, Джейн прислонилась к стене, переводя дух. Только после этого она отправилась искать дорогу назад в хитросплетении коридоров. Блуждая среди ослепительного сверкания белых стен и полов, Джейн смутно услышала голос, окликнувший ее.

– Прошу прощения!

Она обернулась. Это был усталый санитар, сгибающийся под ношей коробок с лекарствами, провожавший ее до палаты Шампань.

– Не беспокойтесь, – заверил он Джейн, – с ней все будет в порядке. Выпишется через несколько дней. Она идет на поправку очень быстро. Глазом моргнуть не успеете, она уже будет совершенно здорова.

– Замечательно, – тупо произнесла Джейн, – просто замечательно! Знали бы вы, как я этого хочу!

Тэлли пришла к выводу, что Сол Дьюсбери является настоящим подарком судьбы, самым настоящим чудом. Проторчав столько времени в своем забытом богом, разваливающемся особняке, перевидав кучу потенциальных покупателей, от одного вида которых ей становилось дурно, она почти рассталась с надеждой на спасение. Тэлли с ужасом ловила себя на том, что еще немного – и она будет готова выскочить замуж за первого встречного.

Но больше ее радовало то, с каким восхищением Сол отнесся к «Маллионзу».

– Как же здесь чудесно! – восторгался он, обходя вместе с Тэлли особняк. Остановившись, Сол захлопал в ладоши, оглядываясь вокруг. – Тут сама атмосфера веет историей.

«Какой же это потенциал, черт побери», – думал тем временем магнат, избегая взгляда хозяйки, чтобы скрыть алчный блеск в глазах. Он проникся интересом к этому дому сразу же, как только уловил обрывок рассказа Тэлли за ужином. Какая же это была награда! Сол пришел в гости к Аманде, чтобы предостеречь заносчивую сучку Джейн Бентли, вырезавшую упоминания о его делах из колонок Шампань, – а ушел, окрыленный надеждой совершить самую блестящую сделку в своей жизни. Что и к лучшему, поскольку на следующее утро Шампань выставила его за дверь. Но, положа руку на сердце, Сол вынужден был признать, что испытал только облегчение.

Какой же он счастливчик, ликовал Дьюсбери. Возможно, кто-то нашел бы чересчур беспечным потерю золотого яйца, но меньше чем через двадцать четыре часа он словно по волшебству уже нашел другое. А «Маллионз», несомненно, золотое яйцо. Разумеется, если снести здесь все до основания и построить вместо этого огромный транспортный узел. На этом можно будет заработать миллионы. Но надо действовать очень осторожно. Тэлли, похоже, без ума от этого полуразвалившегося сарая. Ничего, бульдозеры подкрадутся тихо и незаметно. В голове у Сола стало тесно от смелых замыслов.

– Здесь такая атмосфера, – повторил он, медленно расхаживая по гостиной и лихорадочно думая, что бы еще такого сказать.

Если он хочет, чтобы его речи были убедительными, ему придется нахватать побольше архитектурных терминов. Вероятно, путь к сердцу Тэлли окажется короче, если он будет восхищаться не ее щеками, а карнизами «Маллионза». Сол украдкой взглянул на хозяйку. К тому же по части щек ей и похвастаться особенно нечем. Ее лицо, вытянутое и впалое, похоже на отражение в ложке.

– Вы хотите сказать, здесь ледяные сквозняки и пахнет сыростью, – улыбнулась Тэлли.

Однако в душе у нее все пело. Интерес Сола приятно отличался от деловой хватки Кранкенхаузов, безразличия короля сандвичей и придирчивой мелочности Шампань Ди-Вайн. Кроме того, Сол, похоже, – как бы это выразить – проявляет интерес еще и к ней самой. Тэлли буквально съежилась в ярких лучах его взгляда.

Сол улыбнулся, и его глаза зажглись чем-то, похожим на вожделение. И действительно, Тэлли представляла собой восхитительное зрелище. Недвижимость стоимостью в несколько миллионов стоит перед ним в мешковатом свитере и с самой отвратительной прической, какую ему только приходилось видеть. И, что гораздо лучше, начинает проявлять первые признаки интереса к нему.

– Наталия… – начал Сол.

– Зовите меня Тэлли.

Сверкнув глазами, она залилась краской от затылка до лба. Сол отметил, что это ей очень не идет.

– Можно заглянуть сюда? – спросил он, подходя к дверям в Зеленую гостиную.

Сделав вид, что он буквально трепещет от благоговейного восхищения, Сол с застывшим на лице немым восторгом остановился перед детским портретом второго лорда Венери.

– Какое благородное лицо, – зачарованно произнес он. – Даже в ребенке чувствуется благородная кровь.

– Да, крови было пролито немало, – ответила Тэлли, сияя от удовольствия. – Мальчик не мог похвастаться счастливым детством. Отец нещадно его порол.

– О, бедный ребенок! – сказал Сол, сверкая ослепительной улыбкой.

Тэлли, неуверенно посмотрев на него, сдавленно хихикнула и продолжила экскурсию по сокровищнице.

– Просто чудо! – заявил Сол, охваченный приступом восторженного удушья при виде расписанного страусиного яйца, подаренного королевой Викторией пятому графу.

На самом деле чудом он находил то обстоятельство, что Тэлли до сих пор пребывала в добром здравии, прожив в этом сыром и затхлом воздухе двадцать с лишним лет. Невероятно, как это она еще не умерла от туберкулеза. С другой стороны, на ней надето много всего. Это, судя по всему, все, что у нее есть. Внешность у нее просто потрясающая – один красный нос чего стоит. Однако с некрасивыми женщинами общаться проще. Они признательны за любые знаки внимания.

А Тэлли действительно была переполнена признательностью. Какая это радость – принимать у себя человека, которого интересует буквально все! Сола очаровали даже большие куски лавы, привезенные четвертым графом из Помпей.

– Жарковато там было, – сострил он, пытаясь скрыть свое разочарование.

Как жаль, что эти камни не являются, как он сначала подумал, обвалившимися кусками начавшего рушиться дома!

– Замечательно, – произнес Сол, чувствуя, как парчовые шторы рассыпаются у него в руках.

В этот момент Тэлли предложила ему полюбоваться чучелами охотничьих трофеев, добытых восьмым графом. Нет, все же здесь действительно замечательно. На самом деле особняк вот-вот рухнет. Деревянные половицы, сгнившие и источенные червями, местами превратились в губку. Вероятно, можно будет обойтись без бульдозеров. Достаточно будет просто хорошенько приналечь на какой-нибудь дверной косяк, и все сооружение обвалится.

В груди у Сола все бурлило от переполнявшего его возбуждения. Если ему удастся осуществить свой план, это будет самый крупный успех его жизни. Сол оценивающе посмотрел на многочисленные свитера, надетые на Тэлли. Их тоже придется убирать с пути. Если ему удастся влюбить в себя Тэлли или, еще лучше, жениться на ней, все пойдет как по маслу. И здесь появятся большие железные машины с ножами, гусеницами и отбойными молотками.

– О боже, – вдруг воскликнул Сол, когда они поднялись по лестнице, провожаемые мрачными взорами предков, – меня так захватило то, что вы мне показывали, что сейчас уже слишком поздно возвращаться в Лондон!

Он говорил истинную правду. Его просто потрясло жуткое состояние дома. И Тэлли оказалась даже еще более податливой, чем он предполагал. Задача перед ним стояла одна: осторожно подтолкнуть ее в нужном направлении.

– Я буквально умираю от желания увидеть спальню Елизаветинской эпохи, – сказал Сол, прожигая Тэлли насквозь вожделенным взглядом.

– Да-да, конечно, – пробормотала та, гадая, куда его можно будет уложить спать.

В последнее время кровати в том смысле, в каком их понимало большинство людей, были в «Маллионзе» не в особом почете. Узкая односпальная кровать, в которой Тэлли спала с детства, осталась в доме единственной пригодной. Вряд ли Сол захочет сворачиваться калачиком на старой, вонючей медвежьей шкуре Джулии; еще менее вероятно, что он проведет ночь, стоя в саду, как иногда поступал Большой Рог. Судя по всему, вождь считал это лучшим видом отдыха. Но едва ли Сол Дьюсбери разделяет его мнение.

Тэлли остановилась посреди Длинной галереи. – Вот один из наших лучших гобеленов, – с гордостью произнесла она, показывая на темную тряпку, на которой Сол почти ничего не смог различить. – Он был соткан в ознаменование брака четвертого графа и графини. На нем изображена легенда об Ионе и Ките.

– Иона и Кит, да? – ухмыльнулся Сол. В его взгляд прокрался злобный блеск. – Не очень лестно для бедняжки графини, – насмешливо заметил он. – Дамочка была крупных размеров, да?

Тэлли с ужасом обернулась. На мгновение Сол ощутил, что его судьба качается на краю пропасти. Ну зачем ему вздумалось шутить над наследственными чертами обитателей «Маллионза»? Но тут лицо Тэлли расплылось в улыбке.

– Какой же вы гадкий! – сказала она, трогаясь дальше.

Наконец они подошли к спальне. Тэлли толкнула дверь, но та не поддалась.

– Позвольте мне, – предложил Сол.

Он навалился изо всех сил на тяжелую дубовую дверь, тотчас же уступившую ему, да так, что дверь распахнулась настежь и Сол с Тэлли, влетев внутрь, растянулись на полированном полу, едва избежав столкновения с рукомойником Георгианской эпохи.

– Замечательно, – сказал Сол, приходя в себя и переводя взгляд на самое ценное сокровище «Маллионза».

При виде ущерба, нанесенного молью парчовому балдахину, у него в душе все запело. Массивные резные стойки кишели не только изображениями полуобнаженных богов и богинь, но и древесными точильщиками. В довершение всего внезапно вырубилось электричество. Отыскав впотьмах свечу, Тэлли зажгла ее, и дрожащее пламя отбросило дьявольски гримасничающую тень от лица Сола, с вытянутым сгорбленным носом, на потрескавшиеся стены.

Сол повернулся к ней, и его глаза сверкнули.

– Вы просто восхитительны! – прошептал он, обращаясь, впрочем, не к Тэлли, а к десяти тысячам акров первосортного участка земли под застройку, которые она олицетворяла.

Застенчиво опустив взгляд на доски пола, Тэлли поежилась. Не столько от холода, сколько от захватывающего восторга при мысли о том, что она сейчас совершенно одна, рядом с кроватью, в обществе самого красивого мужчины из всех, что ей доводилось видеть. К тому же только что признавшегося, что он находит ее восхитительной. Сердце Тэлли гулко заколотилось, во рту пересохло, а внизу, наоборот, стало влажно.

– Я тебя хочу, – страстно прошептал Сол, обращаясь к просторным акрам поместья «Маллионз», материализовавшимся перед ним в женском обличье.

Его лицо растянулось в улыбке, глаза зажглись. Посмотрев на Тэлли, он увидел слово «СДАЮСЬ», написанное огромными буквами.

– Я умираю от желания! – с жаром произнес Сол. – Я так хочу тебя!