Выехав в субботу рано утром на запад, в сторону «Маллионза», Джейн получала жестокое наслаждение, выжимая из старенького «Ситроена» такую скорость, на какую он уже давно не был способен. Но победу в этом соперничестве все же одержала машина, наотрез отказавшаяся развить свои лошадиные силы, необходимые для того, чтобы обогнать водителя, состоявшего членом общества автолюбителей, перевозившего ребенка в салоне и слушавшего радио Би-би-си. Эти бесчисленные наклейки на заднем стекле, полностью закрывшие ему задний обзор, кипела бессильной яростью Джейн, объясняли его черепашью скорость, но не давали ему права упрямо ползти по разделительной полосе.
В результате Джейн приехала в «Маллионз» не утром, как рассчитывала, а к обеду. Тэлли оказалась права насчет вывески «Продается». Скромной ее никак нельзя было назвать. Джейн въехала в полуразвалившиеся ворота, обозначающие начало парка, от всего сердца надеясь, что обед уже закончился. Миссис Ормондройд принадлежала к той породе кухарок, кто уверен, что все овощи нужно варить до тех пор, пока они не превратятся в клейкую однородную массу, и относится с подозрением к дрожжевому тесту. Неудивительно, что Тэлли считала зажаренные в духовке батончики «Марс» верхом кулинарного искусства.
Джейн всегда удивляло, что в семействе Венери, похоже, никто не требовал от кухарки умения готовить. Судя по всему, это убеждение основывалось на том, что многие поколения Венери, питаясь жидким коричневым виндзорским супом и жесткими котлетами, не имели проблем со здоровьем, если не считать расстройств системы пищеварения и худосочной комплекции. А то, что было хорошо для них, разумеется, не могло повредить и их потомкам. Учитывая то, чем приходилось питаться Тэлли, стоило ли удивляться, что она выросла такой высокой и тощей. Если сравнивать ее с каким-нибудь растением, Джейн приходил на ум только зеленый горошек.
И все, что можно было сказать о миссис Ормондройд, было тем более справедливо в отношении мистера Питерса, садовника. Джейн вспомнила об этом, как только ее машина, свернув на дорожку, запрыгала на ухабах и рытвинах. Как и у миссис Ормондройд, основная задача мистера Питерса состояла в том, чтобы сохранить свое место любой ценой. Великодушный критик его талантов мог предположить, что мистера Питерса интересует исключительно то, как будет выглядеть парк через пятьсот лет, поскольку никаких следов его воздействия на современный ландшафт найти было нельзя. А может быть, мистер Питерс, будучи садовником, имел тем не менее весьма смутные понятия о том, как ухаживать за садом.
Выслушав рассказы Тэлли, от которых волосы вставали дыбом, Джейн приготовилась к худшему. Поэтому когда впереди показался особняк, она с удивлением и облегчением отметила, что он все еще стоит на месте, более или менее целый. Расположенное на противоположном берегу заросшего пруда здание из сочно-желтого камня в мягком солнечном свете сияло, словно кусок сливочного масла. Окна в свинцовых переплетах-средниках, давшие название замку,[18] сверкали россыпью алмазов, а флюгер в виде петуха, указывающий в одну и ту же сторону независимо от направления ветра, сияющий над обветшалыми конюшнями, придавал замку какую-то своеобразную одухотворенность.
Проезжая мимо розария, пестреющего увядшими цветами, Джейн пристально смотрела по сторонам, пытаясь отыскать парильню, о которой упоминала Тэлли, и меркурийскую арфу, но не смогла найти ни того, ни другого. Она свернула к конюшням, примыкавшим к кухне. Именно здесь, по крайней мере в течение последних ста лет, находился главный вход в «Маллионз» – с тех пор, как массивная парадная дверь сорвалась с петель, когда ее открывали, чтобы впустить в замок королеву Викторию. Говорят, ее величество очень развеселилась.
Навстречу Джейн вышла миссис Ормондройд, как всегда, в ярко-бирюзовом клетчатом фартуке. Массивные ноги кухарки были затянуты в чулки цвета крепко заваренного чая. Ее лицо с крупным носом, косыми глазами и оттопыренными ушами было, как обычно, сморщено в недовольной подозрительной гримасе.
– Вы приехали как раз к обеду, – проворчала миссис Ормондройд.
– Замечательно, – храбро произнесла Джейн. – Очень рада.
– Боюсь, вы перемените свою точку зрения, узнав, о чем идет речь, – оскалилась кухарка, приглашая ее следовать за собой.
Джейн была ошеломлена этим внезапным приступом самокритики со стороны миссис Ормондройд. Неужели кухарка наконец осознала крайнюю ограниченность своих кулинарных способностей?
На кухне ее ждала более радушная встреча.
– Джейн! – пронзительно вскрикнула Тэлли, бросаясь ей навстречу с восторгом пятилетней девочки. Джейн моментально оказалась стиснутой в пахнущих нафталином объятиях. – Я так рада тебя видеть! – задыхаясь, выпалила Тэлли. – Ты выглядишь просто замечательно. Здорово похудела.
– Да?
Тэлли всегда говорила именно то, что нужно, но сейчас она просто попала в самое яблочко. Надеясь, что подруга говорила искренне, Джейн украдкой оглядела себя с ног до головы. Ее животик действительно заметно уменьшился, в первую очередь благодаря резкому уменьшению потребления вина. Сидя вдвоем с бутылкой в пустой квартире, Джейн чувствовала себя алкоголичкой. Правда, она время от времени все же позволяла себе джин с тоником ради ломтиков лимона, необходимых для предотвращения цинги, неизбежной при однообразной диете из мучного и круп.
– Ты такая нарядная, – продолжала Тэлли, отрываясь от подруги и с восхищением оглядывая ее.
– Все дело в джинсах, – стала оправдываться Джейн. Ее блузку никак нельзя было назвать хотя бы новой, и все же она была на несколько поколений моложе любой вещи, надетой на Тэлли. Острые худые локти выпирали из рукавов крохотного сморщенного пуловера. Широченные штанины обрывались где-то на середине голени.
– Поразительные брюки, – совершенно искренне произнесла Джейн, не в силах оторвать взгляд от этого произведения портновского искусства, обладающего, как и все наряды Тэлли, налетом старины. – «Диор» твоей матери?
– А, это, – посмотрела себе на ноги Тэлли. – Нет, они отцовские. Он носил их, когда учился в школе. Я совершенно случайно наткнулась на них, пытаясь найти что-нибудь, в чем можно было бы лечь в кровать. Они очень теплые. Немного протерты сзади; полагаю, это следы от розг.
Она натянуто улыбнулась. Длинные волосы Тэлли были безжалостно стянуты резинкой, а в прозрачных серых глазах, практически лишенных ресниц, застыла тревога. Ее бледные щеки, чуть тронутые патрицианской краской, впали, отчего курносый нос с красноватым кончиком казался каким-то странным.
Миссис Ормондройд уже давно удалилась прочь, но вдруг Джейн почувствовала, что, кроме них с Тэлли, на кухне есть еще кто-то. В противоположном конце у большой каменной раковины застыла крупная фигура, издающая едва слышные звуки. Джейн потрясенно уставилась на нее. Это была не какая-то древняя статуя. Перед ней был настоящий индеец, совсем как в фильмах-вестернах.
– Джейн, познакомься, это Большой Рог, – сказала Тэлли, перехватив изумленный взгляд подруги. – Он готовит обед, – поспешно добавила она, словно это могло как-то объяснить столь странное явление.
Оторвавшись от своих трудов, Большой Рог медленно подошел к девушкам, неслышно ступая босыми ногами по истертым каменным плитам. Не меньше семи футов роста, обнаженный по пояс, он производил впечатление своей мускулатурой, покрытой кожей того же самого терракотового оттенка, что и чулки миссис Ормондройд. Его черные глаза сверкали, густые волосы, длинные и черные как смоль, были расчесаны на прямой пробор и заплетены в тугие косы, перевитые пестрыми лентами. На широкой груди красовалась затейливая татуировка, а также ожерелья из бус и раковин. Ниже пояса наряд Большого Рога состоял из замшевой набедренной повязки, украшенной бахромой и вышивкой. В целом индеец являл собой впечатляющее воплощение безмолвной силы. Казалось, он был готов в одиночку сразиться с целым отрядом бледнолицых, хотя все его оружие состояло из одной шумовки.
– Здравствуйте, – приветливо улыбнулась Джейн. Большой Рог чуть склонил массивную голову. Его толстые красивые губы, слегка оттаяв, изогнулись в едва заметной улыбке; одна бровь приподнялась на долю дюйма.
– Мамочка и Большой Рог на так называемой аюрведической древнеиндейской диете, – объяснила Тэлли, выпроваживая подругу с кухни. – Они едят то, что лучше всего подходит личности. Исходя из этих соображений, – прошептала она, закрывая за собой дверь, – мамочка состоит из зеленых пророщенных бобов и китайского настоя на червях. По крайней мере, именно это готовит всю неделю Большой Рог.
– Не слишком лестно, – заметила Джейн. – Если бы кто-то готовил для меня, я бы ожидала по меньшей мере крабов и паштет из гусиной печени.
– Знаешь, миссис Ормондройд попробовала приготовить цыпленка, – с благоговейным ужасом произнесла Тэлли, – но мамочка, увидев это, выхватила его из кастрюли и начала размахивать им над головой. По ее словам, сырое птичье мясо аккумулирует отрицательную энергию.
– А как же насчет отрицательных запахов? – хихикнула Джейн. – Представляю, какой аромат источают эти бобы.
– Да, – призналась Тэлли. – Согласна, пахло здесь не очень приятно.
Она презрительно сморщила свой курносый нос.
– Наверное, это можно назвать «Дуновением могикан», – прыснула Джейн.
Тэлли тоже начала было смеяться, но тут в коридоре появилась кухарка с лицом каменным, под стать плитам пола. Она прошествовала на кухню.
– Миссис Ормондройд стала такой рассеянной, – прошептала Тэлли.
– Наверное, все ее мысли заняты этим мини-фартуком Большого Рога, – ухмыльнулась Джейн. – Готова поспорить, такой колоритной личности не появлялось на кухне «Маллионза» с тех пор, как перестали приглашать голых мальчишек, чтобы те переворачивали вертела.
– Вероятно, ты права.
Толкнув обшарпанную зеленую дверь в глубине коридора, Тэлли вышла в Мраморный холл – холодный просторный зал в самом сердце дома. Пол был выложен плитами из белого и черного каррарского мрамора, из-за которых холл и получил свое название. Вдоль стен в беспорядке стояли на цоколях статуи, покрытые толстым слоем пыли, а в глубине холла массивная лестница в стиле короля Якова из резного дуба измученно взбиралась на второй этаж, прогибаясь от усилий. По-видимому, чрезмерных. Джейн заметила под ближайшими к двери ступенями стопки книг, поддерживающих все сооружение. Наверняка среди этих книг были редчайшие первые издания, выхваченные наугад из библиотеки «Маллионза».
Общую атмосферу усталости усугубляли Предки – так Тэлли называла писанные маслом портреты в тяжелых рамах. Красноватые ноздри изображенных на них людей выдавали в них носителей гордой фамилии Венери. По два холста висело на каждой из трех стен холла, еще четыре встречали поднявшегося по лестнице наверху, но основная часть украшала длинную галерею на втором этаже. Джейн временами казалось, что в какой бы закуток «Маллионза» ни зайти, обязательно наткнешься на курносое, тонкогубое лицо какого-то давно умершего члена семьи. Династия Венери решительно и угрюмо захватила все пространство за сотни лет до того, как личности вроде Конэла О'Шонесси появились на сцене.
Внезапно задумчивую тишину холла разорвал жуткий женский крик, пронизанный невыносимой болью. Кусочки штукатурки, оторвавшись от потолка, снежными хлопьями закружились в воздухе. Всплеснув руками, Джейн в ужасе повернулась к Тэлли. Судя по всему, несчастная женщина была выпотрошена, умирала в родовых муках и горела на костре одновременно.
Тэлли, как ни странно, оставалась совершенно спокойной. Более того, на ее лице отразилось недовольство.
– Это мамочка занимается очистительным криком, – объяснила она, закатывая глаза от отчаяния. – Она делает так каждый день перед обедом. Это якобы помогает снять утреннее напряжение. Но для потолка последствия самые плачевные.
Как только неистовое сердцебиение чуть утихло, Джейн подняла дрожащий взор к теряющимся в полумраке высоко над головой фрескам. Потолок, расписанный итальянским мастером эпохи Возрождения, учеником Веррио, представлявший когда-то сплошное переплетение богов и богинь, теперь темнел пятнами обвалившейся штукатурки.
– Только на этой неделе Тритон лишился своего трезубца, а затем у колесницы Феба полетели оба колеса, – вздохнула Тэлли. – Сатиры и нимфы отваливаются постоянно. Фрески рассыпаются. Сейчас уже невозможно здесь шаг сделать, чтобы с пантеоном не произошла очередная катастрофа.
Джейн с тревогой посмотрела на большой кусок штукатурки, опасно отделившийся от фриза, проходящего по стенам под фресками. Еще один громкий крик Джулии – и этот кусок точно обретет свободу.
– Очистительный крик? – переспросила она.
Ей никак не удавалось представить себе чопорную, холодную хозяйку дома, какой она ее помнила, орущей во всю глотку. Не менее поразительным было то обстоятельство, что времени было около полудня. Прежняя Джулия редко открывала глаза раньше двух часов дня.
– Да, это ужасно, – сказала Тэлли. – Предки в шоке, – добавила она, махнув длинной белой рукой в сторону портретов.
– По ним это видно, – согласилась Джулия.
Действительно, выражения лиц на портретах, казалось, едва заметно изменились. Глаза, прежде безучастные, теперь горели чем-то похожим на ужас, а поджатые губы, до этого вытянутые в тонкие прямые линии, отчетливо выгнулись уголками вниз.
– Да, предки просто в шоке, – печально повторила Тэлли. – И те, кто внизу, страдают, ну а тем, кто в Длинной галерее, нужна помощь психиатра. Понимаешь, они ближе к эпицентру шума. Но дело не только в крике. Мамочка, придирчиво изучив весь «Маллионз» с позиции фэн-шуй,[19] решила, что бронзовая люстра в гостиной является носителем дурного ци.
Джейн изумленно уставилась на нее.
– И что, теперь миссис Ормондройд протирает ее от пыли вдвое чаще?
Тэлли строго взглянула на подругу.
– Знаешь, Джейн, честное слово, тут не до шуток. Поверь мне, в этом нет ничего забавного.
Джейн решительно сдержала стремящиеся изогнуться в улыбке губы.
– А что такое «дурное ци»? – спросила она, стараясь изо всех сил не затрясти плечами.
Удалось ей это плохо, потому что плечи все равно дрожали, если не от смеха, то от холода. Какой бы благодатной ни стояла погода на улице, в «Маллионзе» царил вечный холод.
– По-моему, это что-то приносящее неприятности, – объяснила Тэлли. – Так или иначе, мамочка сняла люстру и повесила на ее место отвратительную старую высушенную шкуру бизона, воняющую прокисшим сыром и смотрящуюся ужасно на фоне творений Гиббона.[20] Но хуже всего пришлось спальне. Мамочка вытащила кровать восемнадцатого века, в которой спала королева Виктория, заменив ее каким-то поленом, которое должно нейтрализовать отрицательную энергию, исходящую от хаоса красок на коврах семнадцатого века работы мануфактуры братьев Гобелен.
Джейн заморгала. Тэлли права. Это не забавно. Это просто безудержно смешно. Уголки ее губ снова задрожали.
– Но, по крайней мере, парильня в розарии так и не построена, – постаралась утешить она подругу.
– Да, но только потому, что мамочка и Большой Рог собираются поставить вигвам в цветнике, – вздохнула Тэлли. – К тому же Большой Рог вытоптал лужайку во время своих ритуальных танцев на рассвете. От всех телефонов в доме воняет мамочкиными маслами, которыми она вымазана с ног до головы, а миссис Ормондройд их на дух не переносит. А когда позавчера мамочка разбила пылесос, миссис Ормондройд пришла сказать ей о том, что уходит на другое место. К счастью, в самый критический момент появился Большой Рог в своем трепещущем переднике, и она передумала.
– О, а что делала с пылесосом Джулия? – с искренним любопытством спросила Джейн. – По-моему, твоя мать не знает, что это такое, не говоря о том, как с ним обращаться.
– Она пыталась с помощью пылесоса создать себе ауру – это что-то вроде духовной силы, окружающей человека, которая очищает душу от грязи.
– Любопытно, чистить пылесосом душу, – сказала Джейн, испугавшись, что если она промолчит, то разразится хохотом.
Теперь было очевидно, как тяжело приходилось Тэлли. На этот раз, похоже, Джулия спятила окончательно и бесповоротно.
– Да, но только пылесборный мешок лопнул, и грязи на мамочке оказалось гораздо больше, чем было до этого, – сказала Тэлли. – Зато она нашла контактные линзы, которые потеряла еще в конце семидесятых.
Наверху послышался какой-то шелест, сопровождаемый слабым позвякиванием колокольчиков. Подняв взгляд, Джейн изумленно ахнула:
– Джулия?
Ничто не могло более разительно отличаться от прежней безукоризненно одетой, холеной леди Джулии, чем пара сверкающих глаз, уставившихся на Джейн с загорелого, морщинистого и совершенно лишенного косметики лица. Всклокоченные волосы Джулии выглядели так, словно ее только что протащили сквозь густые заросли сначала в одну, а затем в другую сторону. Для большего сходства в них запуталось изрядное количество листвы.
Только голос Джулии остался неизменным – в нем было больше битого стекла, чем на заводе в Уотерфорде. Судя по всему, нескольким месяцам Новой жизни не удалось справиться с врожденным сознанием Богатства.
– Джейн, дорогая! – воскликнула Джулия, спускаясь по лестнице в облаке развевающихся белых тканей. – Так это была ты!
– Что вы имеете в виду? – спросила Джейн, оглушенная приторным запахом ароматических масел, опережающим Джулию.
Смущенная Тэлли делала матери какие-то знаки, но Джулия не обращала на них никакого внимания. Ее пристальный взгляд был устремлен на Джейн, и та почувствовала себя неловко.
– Вчера ночью, изучая звездные карты, я заметила, что Меркурий находится в противостоянии с Венерой, – драматическим голосом выдохнула Джулия. – Я почувствовала в воздухе предвестие эмоциональных перемен! Так это была ты!
Она потрепала Джейн по щеке, и у той мороз по коже пробежал.
– Понятно, – смущенно ответила Джейн. А как еще можно ответить на подобное приветствие? – Ну… я очень рада вас видеть, Джулия. Вы выглядите прекрасно.
– Я чувствую себя прекрасно! – поправила ее Джулия, хлопая в ладоши в экстазе. – Никогда прежде я так себя не чувствовала. Вся моя жизнь была пустой и бессмысленной, но теперь она наполнена истиной и непредсказуемостью. Будешь обедать с нами? – уточнила она.
– Видите ли… – начала уклончиво Джейн, вспоминая про зеленые бобы.
– Мы как раз собирались уходить, – поспешила ей на помощь Тэлли.
– Очень хорошо, – рассеянно бросила Джулия. – А теперь прошу меня извинить; у меня на сегодня намечено много дел. Мистер Питерс очень обеспокоен тем, что уже давно не было дождя и его розы могут засохнуть. Поэтому мы с Большим Рогом собираемся обратиться к Великой богине Земли и передать ей просьбу мистера Питерса. Нам предстоит совершить церемонию призыва дождя.
Шелестя пышными одеждами, она прошествовала мимо девушек.
– Теперь ты понимаешь, что я имела в виду? – удрученно спросила Тэлли.
Джейн обняла подругу за плечи.
– Пойдем перекусим в «Мрак», – предложила она, подталкивая Тэлли к двери.
Местный трактир «Рак и слон», перекрещенный Пирсом в «Мрак и стон» из-за царящей в этом заведении погребальной викторианской атмосферы, являлся идеальным лекарством от депрессии. Как плохо ни чувствовал себя человек, у него невольно поднималось настроение при виде вытянутых унылых физиономий завсегдатаев, грустящих у стойки.
Подруги ехали молча. «Ситроен» трясся и подпрыгивал на ухабистой дороге. Когда они объехали пруд, Джейн оглянулась на «Маллионз». В мягком вечернем свете возвышающийся за водной гладью дом, казалось, безмятежно парил над перламутровой поверхностью. Розоватая рама в обеденном зале, подобранная на развалинах соседнего монастыря, весело сверкнула в лучах солнца, упавших на древние переплеты; эркер у входной двери радостно сиял стеклами. Каменная балюстрада эпохи короля Георга, окаймляющая террасу перед домом, извивалась вдоль стены, а на фоне ярко-синего неба четко вырисовывались золоченые шпили и башенки. На расстоянии замок выглядел символом могущества и власти землевладельческой знати. Взглянув на него со стороны, никто бы не заподозрил, что древнее строение разрушается и его нищие обитатели, чьи предки жили здесь на протяжении четырех столетий, вынуждены выставить на продажу свое родовое гнездо. Никто, подумала Джейн, не заподозрил бы, что в доме живет настоящий индеец, не говоря про увлекшуюся новыми веяниями хозяйку. Унылое молчание продолжалось до тех пор, пока «Ситроен» не проехал мимо таблички «Продается».
– Почему никто не давал вам субсидий? – спросила Джейн, поймав себя на мысли, что никогда не заводила разговор на эту тему.
Это действительно выглядело странно. Со стороны «Маллионз» выглядит настоящим сокровищем. Идиллическая картина даже превосходит рекламные плакаты с изображением залитых солнцем замков, окруженных изумрудно-зелеными лужайками, которые туристические агентства словно в издевку над пассажирами развешивают на стенах вагонов метро.
– Наверняка Национальный трест или кто-нибудь еще смогли бы помочь.
Вздохнув, Тэлли издала странный резкий звук, подозрительно похожий на скрежет зубов.
– Неужели ты думаешь, я не пробовала? – с обидой произнесла она. – Но «Маллионз» слишком запущен, чтобы им заинтересовался Национальный трест. Но даже если он и привлечет чье-то внимание, потребуются огромные вложения средств, чтобы привести его в порядок. Однако сейчас «Маллионз» просто никому не нужен. Судя по всему, он не представляет архитектурной ценности.
– Да? – удивленно спросила Джейн. – А почему?
– О, что-то не в порядке с крестовыми сводами главного зала, – устало ответила Тэлли. – И, по-видимому, пазухи перекрытий невысокого качества. Переплетающийся орнамент эпохи короля Якова не выдерживает никакой критики, а неоклассические колонны в холле, как выяснилось, созданы не самым талантливым учеником братьев Адамс.
– Бедный Йорик, – сказала Джейн, подъезжая к «Мраку и стону».
Тэлли нахмурилась.
Выйдя из машины, подруги направились в паб. Внутри их встретила обычная кладбищенская атмосфера. В очаге угрюмо плевался искрами огонь; несколько деревенских жителей, по всей вероятности, не двинувшихся с места с тех пор, как Джейн в последний раз была здесь, уныло потягивали «Старый Никерсплиттер», кислое пиво местного приготовления. Кроме этого пива и джина с тоником, в меню больше почти ничего не было.
– Значит, Джулия по-прежнему настроена продать «Маллионз»? – сразу перешла к главному Джейн, вскрывая пакетик с сыром, настолько древним, что уже нельзя было определить его сорт.
Тэлли убито кивнула:
– Да. Агенты по недвижимости осаждают ее со всех сторон. И это несмотря на то, что дом в таком запущенном состоянии. Электричество бывает с перебоями – качество проводки привело бы в ужас самого невзыскательного жильца. Вместо отопления какое-то недоразумение. За несколько миль слышно, как скрипят и гудят трубы, но до батарей ничего не доходит. Все трубы водопровода забиты свинцом.
Она заерзала на жесткой скамье.
– И это тебя нисколько не бесит? – спросила Джейн.
– Нет, наверное, тогда в таких домах иначе не делали… – начала Тэлли. – О, поняла, о чем ты. Да, водопровод из свинцовых труб считается одной из причин краха Римской империи. По-видимому, рано или поздно обязательно сходишь с ума.
– Возможно, именно это и произошло с Джулией, – предположила Джейн.
Тэлли покачала головой:
– Она больше не пользуется водопроводом. А лицо умывает собственной мочой.
– Нет! – воскликнула Джейн.
Подержав поднесенный к губам стакан, она поставила его на стол.
– Боюсь, это правда, – сказала Тэлли. – Мамочка утверждает, что, помимо всех прочих чудес, которые якобы дает умывание мочой, это быстро, дешево и к тому же жидкость теплая. В отличие от той, что течет из кранов «Маллионза», говорит она.
Тэлли с отчаянием посмотрела на мутную жидкость в грязном стакане. «Старый Никерсплиттер» навел ее на еще более грустные мысли.
– Так или иначе, – закончила она, – от новой электропроводки и непротекающей крыши было бы больше толку, чем от фэн-шуй во всем Китае.
Джейн сосредоточенно нахмурилась.
– Нам нужно срочно найти тебе богатого жениха, – решительно заявила она. – К тому же красивого и сексуального.
Но во взгляде Тэлли, обращенном на Джейн, не сверкнуло ни искорки.
– Сексуального? Я так давно ни с кем не спала, что уже забыла, как это делается. – Тэлли вздохнула. – К тому же дом мы уже все равно не спасем. Теперь слишком поздно. На следующей неделе приезжает первый покупатель.
– Кто он? – спросила Джейн. – Всякое может быть, – добавила она, решительно настроенная увидеть свет в конце тоннеля, даже если это был лишь вход в новый тоннель. – Вдруг этот человек великодушно поможет тебе. А может быть, влюбится в тебя?
Если в ближайшие несколько дней над Тэлли хорошенько поработать, постричь ее и заставить отказаться от папиной школьной формы, возможно, шанс действительно появится.
– Сомневаюсь, – горько усмехнулась Тэлли. – Насколько я поняла, это поп-звезда. Боюсь, я не в его вкусе.
Джейн была вынуждена признать, что в словах ее подруги есть доля правды. Представления Тэлли были далеки от современной музыки, средневековые баллады были ей ближе.
– И все же будем радоваться мелочам, – вздохнула Тэлли. – По крайней мере, когда он приедет, мамочки и Большого Рога не будет дома. Они уезжают на несколько недель в какое-то убежище отшельников в Калифорнию. Судя по всему, Большой Рог запрется на целый месяц в темном сарае, чтобы никто не мешал ему созерцать его внутреннее существо, а мамочка будет искать в себе зачатки мудрости.
– Ну, это совершенно бесполезно, – уверенно заметила Джейн.