Глава 14 Отец

Саяк ехал, косо глядя в окно вагона, стараясь забыть о неприятностях, об огорчениях и разочарованиях, которые довелось ему пережить все эти дни. Железный скакун мчался, спотыкаясь о рельсы в такт сердечному стуку Саяка. За окном вагона мелькали равнины, березовые леса, поля, луга, дома и дороги, словно в старой кинохронике великого узбекского кинодокументалиста Абдулазиза Махмудова. Электрические столбы, деревья и дорожные знаки будто отскакивали назад, как люди, кои увидели что — то страшное. Саяк снова начал думать об ушедшей молодости, о Зебо, о любовных встречах о том, как они любили друг друга. Как долго распрощались, как им было тяжело расставаться. Они прощались вновь и вновь. Проводя Зебо домой, Саяк тут же снова начинал тосковать по ней и ему трудно было заснуть. Чтобы еще раз увидеть ее, он, словно ниндзя в средневековой Японии, незаметно и тихо перебрался через глиняный дувал и долго вглядывался из кромешной тьмы в светящиеся окна небольшого дома, где жила его возлюбленная Зебо с бабушкой своей и со своими родителями. Когда промелькнул в окне силуэт Зебо, Саяк замирал, прислонившись к глиняному дувалу спиной, нащупывая свою грудную клетку, где учащенно билось его сердце от волнения. Он прислонился к дувалу, чтобы ноги его не подкосились. Саяк уходил оттуда только тогда, когда они гасили свет. Перед сном, он всегда молил Аллаха, чтобы ему приснился Зебо. Его мучила какая — то ненасытность, невыносимый духовный голод. Ему казалось, что этот духовный голод ему никогда не удастся утолить, даже если он будет смотреть на нее всю жизнь, во веки веков. Когда Саяку призывали в армию, Зебо долго плакала, глядя на повестку глазами полных слез.

— Саяк, ты даже не представляешь, как мне будет трудно жить без тебя все эти годы — плакала она.

— Мне тоже. Но мы должны пройти через этот ад, другого выхода нет. Откосить от армейской службы нельзя, то есть я должен выполнить свой гражданский долг. Мне от этого деваться некуда. Не плачь, любимая. А ну-ка, улыбнись, а то я тоже заплачу — успокаивал ее Саяк, шутя. Потом он сел в поезд и помахал рукой из окна вагона, прощаясь с Зебо. Поезд тронулся и Зебо долго бежала по перрону, тоже махая рукой своему возлюбленному до тех пор, пока поезд не исчез вдали, печально крича. Как они переписывались тогда и какие письма писала ему Зебо! Саяк читал их, словно поэму Александра Сергеевича Пушкина «Евгений Онегин». Он их чтал вновь и вновь в свободные время, лежа на высокой траве пограничной заставы. Он даже выучил написанного наизусть, перечитывая вдоль и поперек и по диагонали. Особенно одного трогательного письма, переполненное тоской и печали. Зебо писала:

«Пусть письмо, которое я пишу сейчас, попадет лично в руки моего любимого Саяка, и будет ему известно мои слова, словно полная луна в безлюдной ночи нашего села, где монотонно поют сверчки, оглушая мглу и заливаются трелью далекие лягушки у болот, в унисон с бездомными собаками, кои тявкают в синем сумраке за рекой.

Здравствуй, Саяк! Как твои дела? Как служба? Дай бог, чтобы у тебя все было хорошо. Если возникнут какие — то проблемы, пиши и не стесняйся, милый. Я постараюсь помочь. Присылай свои новые стихи и фотографии, буду рада. Я храню все твои письма, как зеницу ока и глядя на твою фотографию, безмолвно и долго плачу, разговариваю с тобой шепотом, ночью в свете настольной лампы, словно сумасшедшая. Увидев дохлого комара, который ты отправил в конверте, чтобы я знала о том, какие комары бывают в далекой России, и я плакала, представив себе, как трудно стоять тебе на посту по стойке смирно, когда кусают тебя со всех сторон гудящим роем, эти кровожадные гигантские комары! Бедный мой! Еще ты писал о трех — четырехметровых камышах, которые растут стеной в погранзаставе, колыхаясь под ветром и катятся зеленой волной, шумя как море, напоминая тебе дельту нашей реки «Кашкалдак». Описывал молчаливо сияющую луну над тростниками, освещая словно мощный прожектор контрольно следовую полосу, чтобы шпионы тайно не пересекли границу нашей необъятной страны. Нарисовал словами пейзажи бескрайних звездных небес, напоминающие воздушные кукурузы над сторожевой вышкой, где ты стоишь на посту, словно сторож виноградника в шалаше на высоких сваях. Писал о том, как падают рыжие и синие звезды в синем сумраке. Как шутят твои однополчане и командиры, говоря мол рядовой Саяк Сатыбалдиев запросто может застрелить кого угодно из автомата Калашникова, даже не глядя на мишень. Писал, как ты стрелял на полигоне, поражая цели в десятку и как военного командование торжественно наградило тебя значком «Меткий стрелок» и как ты проснулся по тревоге, по спешке надев свои обмундирование наизнанку. Видел бы ты, как я смеялась, прочитав это письмо! Я рада тебе, Саяк и хочу, чтобы ты не смотрел своим гипнотизирующим тайным взглядом на красивые синеглазые, рыжеволосые русские девушки и как можно скорее вернулся домой живым и здоровым. Если спросишь у меня, то я тоже живу, как все, как говорится, тише воды и ниже травы, тоскуя по тебе днем и ночью. Часто хожу на берег, где мы с тобой встречались, целовались и плыли по реке, сидели на краю глубокого оврага, глядя на закат, алеющий как израненная человеческая душа, слушая в вечерной тишине песни лягушек, которые поют в дельте, где цветут белоснежные кувшинки и лилии, словно белые светильники Аллаха. Сижу и плачу, вспоминая те далекие, счастливые дни. Сегодня пришла домой и замерла на пороге, услышав разговор моих родителей с моей бабушкой и узнав о том, что они хотят выдать меня замуж за сына какого — то богатого бизнесмена. Я им сказала всю правду о том, что у меня есть парень, которого я люблю.

— Кто он?! — спросила мама моя. Я сказала, что люблю Саяка, то есть тебя и не намерена выйти замуж, пока ты не вернешься из армии. Рассказала о том, что ты самый хороший парень, не пьющий, не курящий, что пишешь стихи. Услышав мои слова, мама моя взбесилась.

— Ах этот косой что ли?! Он еще пишет стихи?! О Господи, только не это! Разве поэты люди?! Они же врожденные неудачники — оборванцы, алкашы, дебоширы, разваратники! Яркий пример к этому, русский поэт, как его. Пушкин Александр Сергеевич, царство ему небесное, который умер нелепой смертью. Он умер где? Вот именно, на дуэле! Он даже не знал о том, как секунданты зарядили его револьвер холостым патроном. Вот какими наивными и доверчивыми бывают поэты! А Есенин Сергей Александрович? Он повесился на рукове своей рубахи, как он сам предвещал в своих стихах когда — то! Безумный Маяковский с лошадиными глазами тоже, между прочим, застрелился в аккурат, как американский писатель Эрнест Хемингуэй. Мандельштам сошел с ума и скончался в тюрьме. Лорку расстреляли! Машраба повесили, Поэт и падишах Бабур умер в Хиндустане, могила Фурката находится в Китае, Хамзу Хакимзаде закинули камнями в Шахимардане. Репрессированный Усман Носир умер вдали от Родины в сталинских лагерях смерти. Так что, доченька ты хорошенько подумай, прежде чем выйти замуж. — сказала она. Я сразу отвергла ее слова и сказала, что я люблю только Саяка и не намерена выйти замуж за каких — то богатых бизнесменов».

Вот такие письма писала тогда Зебо — продолжал думать Саяк. Тут резко зазвенел его мобильный телефон и он обрадовался узнав о том, что звонит его любимая Зебо.

— Алло! Здравствуйте моя несравненная красноармейка Зебуня! Как у вас дела? — начал говорить Саяк, шутя.

— У меня все хорошо. Как у вас самочувствие, товарищ комиссар? Все скачете галопом на железном каркидоне, попутно разгромив армию белогвардейцев во главе Колчака и Деникина, беспощадно уничтожая банды басмачей, размахивая саблей и гоняясь за шайками курбаши Куршермета и Ибрагимбека?

Такими веселыми разговорами они смеялись в трубки. Потом, неожиданно Зебо начала плакать. Саяк испугался.

— Что с тобой, любимая? Ты плачешь? — спросил он.

— Да, дорогой. Плачу от счастья. Знаешь, теперь нас трое! — продолжала плакать Зебо. Услышав такое, у Саяка екнуло серце.

— О чем ты, дорогая. Как это нас трое?! — крикнул в трубку Саяк, недоумевая.

— Саяк, ты сейчас стоишь или сидишь? — спросила Зебо.

— Стою в тамбуре у вагонного окна. А что? — ответил Саяк.

— Тогда сядь. Сел? Ну теперь слушай сюда. Я беременна! — сказала Зебо.

— Что?! Ты шутишь?! — сказал Саяк, выскочив с место, куда он сел только что.

— Какая шутка, дурачок, это правда! Ты стал отцом! — сказала Зебо. Саяк умолк. Потом сел обратно на пол и заплакал от счастья, трясясь всем телом, прислонившись к стене тамбура.

Загрузка...