Бывшая принцесса

ГЛАВА 14-15

ГЛАВА 14

КВИН

На моей площадке два военных вертолета, которые в несколько раз больше пассажирских. В нем по меньшей мере восемь вооруженных людей. Они прибыли через час две минуты и одиннадцать секунд после нашего договора с Бранковичем. За это время я успела сменить одежду и узнать, что большую часть Братвы Николай отправил во Флориду, остальных в Росси. Еще идут разговоры о принцессе Братвы — Анна в порядке. Я становлюсь чертовски верующей.

В спортивных брюках и черном лонгсливе подхожу к Вуку, который на сербском отдает приказы своей команде. Затем он проверяет наушник и достает еще один.

— Убивать людей куда проще, чем работать с ними, Квин. Я бы предпочел, чтобы столь талантливый человек остался за стенами замка.

Он куда серьезнее и менее доброжелателен.

— Я не собираюсь лезть под пули, только хочу убедиться своими глазами.

Я оплачиваю эту миссию, наверное, поэтому он не сопротивляется, когда я, Джек и еще трое солдат забираемся в кабину. Они для моей безопасности. Освобождать сербов и русских предстоит Вуку. Сербия находится в одной стране от Албании, так что две военных группы присоединятся по пути.

Мы летим около четырех часов. По наушнику постоянно раздаются приказы, но меньше половины из них на английском. Я заставляю себя успокоиться и не думать о том, зачем я туда лечу… потому что возможно, это будет задокументированное безжизненное тело Николая. Меня бросает в дрожь, я не взяла с собой таблетки. Неважно.

Говорят о высадке.

Вук в другом вертолете, так что не вижу лица мужчины, когда он переходит на частную линию, чтобы говорить со мной.

— Я проверил некоторые данные и опросил людей. Остров Грома неприступен, не считая парочки брешей в процессе легализации бизнеса. Это была ты. — его грубый акцент усугубляет ситуацию — Я вытащу его, но не для того, чтобы ты прикончила его повторно.

— Когда я увижу, что Николай и другие русские свободны, то исчезну, обещаю. — тишина — Бранкович?

— Добро. Конец связи.

Как я должна продолжать сидеть на месте, когда другие вертолеты уже приближаются к постройкам Рабаха и открывают огонь?

Джек смотрит на меня тяжелым взглядом.

— У меня плохое предчувствие. — практически читаю по губам.

— Проработай их с психологом, неженка. — затягиваю хвост туже.

Трясу ногой, но быстро собираюсь. Наш транспорт кружит у построек песчаного цвета. Если бы не закат и его тени, сложно было бы понять, что под нами есть хоть что-то, крыши сливаются с песчаной землей.

Сердце скрежечет от команд и рядов выстрелов в наушнике.

Я не знаю, сколько проходит времени, когда мы идем на снижение. Впиваюсь руками в застежку ремня, чтобы как можно скорее из него выпутаться. Все внутри болезненно сжимается. Может, я зря это сделала? А если он действительно…

Мы не на главной базе Рабаха, по предварительным подсчетом мертво тридцать албанцев. Я даже не считаю в уме, сколько придется за это отдать. Только чуть не падаю на сухую землю, когда вижу знакомых солдат. На них достаточно синяков, не так много крови, но вроде нет переломов, они все могут идти самостоятельно.

— Господь Всемилостивый, миссис Громов. — говорит какую-то хвальбу на русском Валентин.

Тот самый парень, воспитывающих своих братьев в одиночку. Я это исправлю… то есть я заглажу вину, смогу как-то помочь…

— Глава сказал, что вы погибли.

Он буквально сносит меня с ног. Валентину девятнадцать, он выше меня на полторы головы, пусть и довольно тощий. Обнимать его странно, но я даже на мгновение забываю о своей цели, понимая, что это последние мгновения, когда он не знает правду.

— Где Николай?

— Его увели раньше остальных. — отвечает другой.

Они искренне рады, что я жива, считают, что я едва ли не освободительница…

— Мы обыскали весь периметр до последнего загона. Ника нигде нет. — дублирует сербское сообщение Вук.

Русских и сербов ведут в вертолет с медперсоналом, пока я некоторое время хожу от хвоста до начала транспорта, а затем иду к постройкам.

— Мисс МакГрат.

— Периметр зачищен, так что оставь меня. — отмахиваюсь от одного из своих телохранителей.

Сербские военные не обращают на меня внимание, я пытаюсь особо не смотреть по сторонам, пока мое внимание не привлекает крупная металлическая балка. На ней следы царапин на уровне моей груди, кровь и что-то прилипшее. Я едва касаюсь трубы, как тихо вскрикиваю — настолько она обжигает. Металл не успел остыть после зноя, а крошечный прилипший кусочек… кожа. Смотрю на основание трубы. заметив, что она расшаталась. В такой почве это не удивительно, но неровность слишком глубокая. Я сразу оглядываюсь, замечая амбар, который наверняка проверили в первую очередь. Ладно, Квин, это просто интуиция, ты ничего не теряешь.

Проявляю некоторую выдержку, переступив труп, а затем захожу в открытый амбар. Рассматриваю каждую деталь, пока не нахожу иглу в стоге сена… точнее металлическую ручку среди неплотного ряда сена для скота.

Не брезгую, когда пинаю и убираю руками траву, а затем с огромным трудом открываю деревянный люк. Наверное, мне не стоило это делать в моем положении.

Я оглядываюсь к двери амбара, чтобы позвать кого-нибудь из солдат, но никого не замечаю, так что только кричу:

— Эй!

А сама спускаюсь по темному входу. При мне телефон, но фонарик не пригодился. Дальше на потолке комнаты куча дырочек, через которые проступают остатки сильного солнечного света. Такое чувство, что сооружение вот-вот развалиться, и его построил ребенок как свою тайную комнату. Металлическая труба — единственный источник кислорода, который делает воздух настолько горячим, что после минуты нахождения здесь, легким больно.

Я бросаюсь вниз, падаю на колени к сидящему у стены телу. Оно сырое от пота, сухие губы открыты, лицо красно-розовое. Раненые руки обвязаны металлической проволокой.

— Николай…

Я вижу, что он жив. Грудь часто и высоко вздымается, она прикрыта частями черной футболки.

Кажется, что я покалечу его, если притронусь, но все же касаюсь его щеки. Темные глаза резко открываются, отчего я едва не отшатываюсь.

— Блядские галлюцинации. — хрипит он.

Мне нужно срочно его освободить, отвести к медикам, дать воды. Начинаю с силой раскручивать проволоку на его руках.

— Нет. — качаю головой — Нет, это я. Тебя вытащат отсюда. — слышу вдалеке голоса и зазывания в эту сторону.

— Тогда прикончи меня. — снова закрывает глаза и запрокидывает голову.

— Ты нужен своим людям. Анне. Тебя подлатают, милый.

Слезы бесконтрольно текут по щекам.

— Плевать. Возьми в руки нож, закончи что начала.

Он кивает в направлении другого угла. Там ничего, он еще что-то бормочет.

— Ты жив. Тебя вылечат, вернешься домой. — звук шагов по лестнице — Все будет хорошо. Ты жив. — последний раз провожу пальцами по его подбородку — Ты будешь жить.

Я вжимаюсь в стену, когда двое солдат заканчивают освобождать руки Николая. Один дает ему воду, помогает подняться. Но упертый Глава хватается за стены — не дает себя нести.

У люка стоит Вук, который хмуро смотрит на меня, когда Николай выползает наверх. В момент мне хочется, чтобы он закрыл крышу и оставил меня гнить здесь, но серб молча уходит. Я поднимаюсь и иду в шести шагах следом, что несложно со скоростью Громова. Он здесь… едва жив и просил убить его.

— Глава.

На слова Джека поворачиваются три головы: Вук, Николай и я.

НИКОЛАЙ

Я поворачиваю голову, пусть и не узнаю голос. Вслед за мной поворачивает и Вук Бранкович. Что здесь делает глава сербской Братвы и мой старший кадетский брат — без понятия. Может, это не галлюцинации, а предсмертный бред.

— Подготовьте вертолет. Мы улетаем.

Точно бред, потому что на обращение отвечает женщина за моей спиной.

Квин обходит меня, что не вижу ее лицо, только покачивающиеся в такт шагам яркие волосы. Я ненавижу жару, особенно последние три дня, но готов лететь на этот огонь. Квин. Я ее ненавижу ненамного меньше, чем люблю.

Если бы она была не в силах меня вытащить, то продолжал бы умолять прикончить меня. Я никогда не умолял. Мне хочется получить от нее как можно больше боли, чтобы стереть из долбанного сердца.

Я приехал к Рабаху за новым соглашением, переносом портовой части. Ему не понравилось предложение настолько же, как мой комментарий об его обращении со своей женой. Я не позволил повторно ударить Аззу. Это было ошибкой. Женщине достанется куда больше после инцидента, а меня попросили подумать, а затем отправили в один из лагерей, как и четырех солдат — всех, кого взял с собой. По пути удалось прикончить четырнадцать и наткнуться на сербов. Конечно. Вот почему Вук здесь… но Квин? И Глава… она заняла мое место? В любом случае никто бы не вошел в Братву без ведома остальных членов, а говорящий мужчина — незнакомец и не русский.

Голова не варит, она откровенно кипит даже после порции воды и более свежего воздуха. Но я действую на рефлексах, когда со стороны столба, к которому я был привязан больше часа, выскакивает албанец с пулеметом. Я вытаскиваю пистолет из-за пояса серба в обмундировании. Делаю несколько выстрелов через адскую боль, напрягая руку. Кажется, орудие вот-вот выскользнет из хватки. Я судорожно осматриваюсь, едва не теряя сознание от резких движений, когда вижу Квин совсем рядом.

КВИН

Самые необдуманные действия в своей жизни я совершаю рядом с Николаем. И я делаю несколько быстрых шагов к нему, еще не зная, от чего собираюсь защитить раненого мужчину.

Но поворачиваюсь грудью, когда слышу механический щелчки в его пистолете — у него закончились патроны. Я бесприцельно стреляю в сторону, когда меня отбрасывает жгучая боль.

Поняв направление, в котором скрывается противник, воздух пронзает еще десяток пуль союзников, но я уже не обращаю на это внимание. Пытаюсь сдерживаться, но вскрик вырывается из груди, когда прижимаю руку к клокочущей ране около ключицы или правее. Я не понимаю. Хочется потерять сознание, но я прилетела, чтобы удостовериться, что Николай в порядке. Он падает ко мне, заставляя принять горизонтальное положение на теплой земле, придерживает голову.

Он ранен. Он меня презирает и любит одновременно. Даже сквозь красную дымку я вижу это в темных глазах.

— Ты цел?

— В отличие от тебя, Львенок.

— Куда меня ранили?

— Предплечье.

Это не должно напрямую навредить детям.

Я невольно всхлипываю, чувствую, как по руке бегут струйки крови, когда погружаюсь в тьму. Она пульсирует, то забирая, то выталкивая в реальность.

НИКОЛАЙ

Адреналин активизировал организм, но сейчас я ненавижу свое чертово тело, потому что не смог среагировать, не могу нести Квин до медицинской палатки. Плетусь следом, заставляя себя делать более широкие шаги.

— Ты хреново выглядишь. — говорит Вук.

— Я не в настроении крутиться перед зеркалом.

В мед группе серба есть женщины, которые на ходу разрезают футболку Квин. Она ранена в плечо, ближе к предплечью. Это хорошо.

Меня сажают на кушетку в вертолете. Обтирают раны, ожоги, наносят мази и бинты. Кажется, я весь в них, но говорят, это для того, чтобы перенести полет. Собираются вколоть антибиотик и обезболивающее, от которого я погружусь в сон.

Через открытый трап в вертолет я больше не вижу врачей Квин. Как я мог их упустить? Прошло не больше часа.

Отмахиваюсь от уколола, вставая. Мне преграждает дорогу Глава сербов. Он уже избавился от бронежилета.

— Ты раненый. Куда идешь?

— Убедится, что с моей женщиной все в порядке.

Вук говорит, когда оказывается за спиной:

— Ты знаешь, что это она, верно?

Я еще не решил, что делать с предательством Квин. Никто в Братве о нем не знает. Никто, кроме нас двоих не должен быть в этом замешан.

— Никому ни слова.

— Она стала одной из Глав ирландской мафии, Ник. — говорит вслед — И готова пойти по головам, если наняла нас.

Смех раздирает больное горло, но схожу с вертолета. Ко мне хотят прилипнуть мои люди, но слишком хорошо меня знают, чтобы остаться на месте. Большая часть жива, это охренеть какое чудо.

Мне нужна третья точка опоры, чтобы наверняка не упасть сожженным лицом в землю, но я беру каждую мышцу под контроль.

Импровизированный медицинский пункт сворачивают, Квин нигде нет. У трапа в ее вертолет стоит долговязый мужчина скорее всего мой ровесник. Он бросает окурок на землю, заметив меня, поворачивается к кабине.

— С дороги. — отталкиваю всем телом.

— Мы уже готовы к взлету, вам лучше убраться к своим людям.

Ему чертовски везет, что я в худшем из своих состояний.

— Куда вы едете?

— Мисс МакГрат сказала лететь в Великобританию.

До Сербии лететь в десять раз меньше.

И блять МакГрат? Только через мой труп.

— Мы летим в Россию.

— Я не собираюсь нарушать приказ Главы. — упрямо он, рядом встает второй ирландец, он звал Квин к вертолету перед обстрелом.

— Твой Глава нестабилен. — пытаюсь заглянуть вглубь вертолета — Задеты артерии, а Россия единственное безопасно для Квин место.

— Но в головном офисе в Лон…

— Я не наблюдаю там себя и людей атланской Братвы! Ты не похож на ебанного телохранителя, которыми являются каждый из моих мужчин.

Они переглядываются, я прохожу мимо, невольно шиплю от боли, пульсирующей в бедре. Это неважно, когда вижу Квин в дальнем кресле. Ее правая рука ровно прижата к груди. У женщины всегда была бледная кожа, она почти обливала себя и меня кремом от загара, говоря про минимизацию риска развития рака. Но теперь Квин похожа на мертвую невесту — подтвердились слова о потери крови, пусть уверен, что ей сделали переливание.

— Она прикончит нас. — говорит долговязый, переглядываясь не с напарником, а со мной.

Во мне почти просыпается гордость, что за… не знаю сколько времени, репутация Квин закрепилась среди ее людей. Как же я скучал по этой бестии.

Она сидит чуть подавшись вперед, опирается здоровой рукой о колено, трет лицо. Я никогда не видел ее такой вне интимной обстановки.

Три месяца назад я был другим человеком, Мы были другими, а сейчас пытаемся вернуться в прошлый темп. Вела ли она себя так до Атлантик-Сити?

Для всех в Братве Квин мертва, подразумевают иное только Павел и Сергей. Им уже сообщили, что я жив. Павел улаживает дела дистанционно из Майями, Сергей поддерживает безопасность в России. Но совсем скоро нам предстоит вернуться в Атлантик-Сити.

— Скольких мы потеряли? — останавливаюсь от звука ее голоса.

Мы.

Я не скрываю имена семи человек в том числе парней, погибших здесь, в Албании, границу которой мы вот-вот покинем. На самом деле, потеряно восемь, но я не называю ее имени.

Квин оглядывает мое лицо, наслаждаюсь ее беспокойными голубо-серыми глазами.

— Раненый зверь. — произносит одними губами, а затем смотрит с вызовом — Я обещала Бранковичу, обещаю и тебе, что больше не приближусь к Братве.

— Ты Громова. — голос больше похожий на рык.

— Уже нет. Наш брак официально расторгнут.

— Нихрена подобного. Мы обвенчались, и у тебя семейное кольцо.

Она так и не знает, что из всех вариантов выбрала именно то, что принадлежало маме.

— Я не ношу его.

— Но возишь с собой.

— Должно быть оно затерялось в подкладке сумки.

— Квин Громова не носит одну и ту же сумку каждый день.

В кольце маячок, и Павел отслеживал, как Квин исполосовала Европу вместе с ним.

— Я уезжаю в Великобританию, но ты можешь говорить, что угодно моим людям.

— Как давно они твои?

— Официально — сутки.

Она неожиданно горько усмехается.

— Я вижу — ты хочешь все забыть, но, Николай, — от того, как жалобно Квин произносит мое имя, становится больнее, чем от пыток — не надо… Я могу пережить твою ненависть, но не обман Братвы.

Я последний человек на планете, который ненавидит ее, как бы она ни поступала. Хочу сесть, но Квин отстраняется, говоря еще более слабо:

— Не делай этого. Я действительно наиграюсь в преступницу и уйду. — что-то не так — Я дала слово Бранковичу и тебе, что ты меня больше не увидишь. А я держу слово.

Я что-то упускаю в тоне человека, который “ненавидит меня”.

— Как обещала Нерри, что принесу им достаточно информации взамен на побег.

— Это был не побег. — произношу сквозь зубы — Ты не была пленницей.

— Конечно. — опускает глаза, едва заметно улыбаясь — А теперь вали с моего вертолета, Николай.

Не понимаю, тело ломит от ее наигранного тона или ран.

— Почему ты здесь? Вук сказал, что ты его наняла, так что же ты здесь делаешь, принимая за меня пули.

Я едва помню ее слова, когда она нашла меня под землей.

— О, это было пиздец какой ошибкой.

Квин никогда не прячет лицо, но теперь отворачивается, не рискую прикасаться к ней, словно женщина может рассыпаться.

— Я не последняя сука, так что узнала, что спасение нескольких русских будет стоить какую-то сотню миллионов, и пошла на это. Своего рода покупка искупления твоих семи людей.

— Осталось еще двое.

— Да… целых двое…

КВИН

Это выше моих сил сидеть в метре от него, чувствовать запах пота и крови, видеть либо злые, либо игривые темные глаза, слипшиеся волосы.

Я невольно приняла пулю за этого человека вопреки или нет материнским инстинктам. Ненавижу себя за это, мои двойняшки могли пострадать. Полевая медсестра сказала, что задеты мягкие ткани, артерию пережали, переливание не требуется. Не стала спрашивать ее дальше, интуитивно чувствуя, что все в норме… Боже. Я думала, что буду относиться к самой себе, как к хрустальной, а не… так.

— Я клянусь, что застрелю тебя, пока ты некрепко держишься на ногах. — начинаю злиться — Джек, помоги мистеру Громову спуститься по трапу.

Унизить его, возненавидеть, прогнать. Мне хочется это примерно настолько же сильно, насколько обнять, поцеловать, впитаться в крупное тело, и мне плевать сколько на нем пластырей, бинтов, грязи, крови.

Николай стискивает зубы, я не знаю, что он собирается сделать, но только смотрю за его плечо, чуть выше и киваю.

Вук легко погружает иглу в шею моего бывшего мужа, тот, как по щелчку пальцев, обмякает, вот-вот навалившись на меня.

— Я держу слово, он сам пришел.

Вук хватает его по руки.

— Знаю.

— Деньги уже на твоем счете.

Серб не без труда закидывает руку Николая себе на плечо. Обгоревшая кожа лица, слои повязок на запястьях…

— Поверь, мне ничего от тебя не нужно, Королева.

Его усмешка ядовитее многих.

— Срочно. Вылетаем. — смотрю на Ларри, смотрящего с долбанным сочувствием — Поднимай эту штуку в воздух, мне нужно через восемь часов быть в Соудж-холле.

— Вам нужно принять антибиотики и поспать.

Вскоре его слова заглушает вертушка вертолета.

— Ты не похож на наседку.

Ларри неплохой, даже отличный. Я чувствую людей, и в некотором роде мы на одной волне. Если не правая рука, то он моя опора, пока Джек подобие кулака и глаз.

И кажется, у меня есть два помощника, но я одна. Каждую смертельно болезненную ночь.

ГЛАВА 15

КВИН

Я в неплохом положении. Во всех смыслах. Мне есть зачем жить, я привезла доктора в Соудж-холл под надежным предлогом и теперь уверена, что с малышами все в порядке, а понижение выносливости — обычное дело. Только мне не с кем поговорить, потому что я не доверяю психотерапевтам, подругам, Ричарду, перед которым мне только предстоит объясниться.

Потягиваюсь на лужайке, составляющую несколько акров земли. Это семейный особняк, где реже всего проходят встречи ирландского Дома. Здание заметно отличается от Соудж-холла, который представляет по своей природе замок.

Я меняю позицию на розовом ковре, прогибая спину. Растяжка успокаивает забитые от напряжения мышцы.

— Мисс. — не пугаюсь негромкому обращению слуги.

Переворачиваюсь, затягивая хвост. Я знаю, зачем он пришел.

— Мистер МакГрат ожидает вас.

Парень сглатывает, обводя глазами мое тело в свободной майке и леггинсах.

— О чем ты думаешь, малыш?

Он отводит взгляд и уже хочет уйти.

— Достань мне нож. Поострее. — встаю — Хочу, чтобы твои мысли были волшебнее, менее реальными, когда я отрежу тебе член, а то ты сдерживаешь себя.

— М-м-мис.

— Вон. Передай, что я приеду, как освобожусь.

— А-а нож. Принести?

— Блять. Если не уберешься с глаз в следующие три секунды, то тащи ко мне чертов меч Артура, чтобы я тебя обезглавила! — взрываюсь, надевая кроссовки, затем шагаю в дом.

Через три минуты начнется мой первый совет в качестве части Дома МакГрат, но мне глубоко плевать на их решения. Я хочу знать структуру, кто в подчинении, ресурсы. Это необходимо, чтобы обойти каждую из угроз или нейтрализовать изнутри.

Надела облегающую юбку и обязательно длинный жакет. Возможно, я параноик, что и погубит меня, но сейчас я сделаю все, чтобы не выдать свое положение. У меня два месяца, не больше. Я смотрела фотографии, и мне еще повезло, что живот не так сильно выделяется, одновременно с этим я волновалась за развитие малышей.

— Что на повестке дня?

Без стука захожу в кабинет деда. Советники резко поворачиваю голову, при каждом по еще одному человеку — телохранители или счетоводы. Глупо гадать, я знаю биографию каждого, как и людей, который оставила в Соудж-холле.

— Непрофессионально врываться по середине встречи. — говорит один из стариков.

— Забыла, что вход по дипломам Гарварда.

Удивлена, что мне выделили стул.

— Женщины. — усмехается самый молодой и все, кроме дедушки его поддерживают, МакГрат только наблюдает со скучающим выражением лица.

— Тогда я могу оправдать своими половыми органами отверстия в твоем теле, Льюис. — достаю пистолет из-под полы жакета — У меня повышенная раздражительность в ПМС. — оглядываю мужчин, кладя оружие на стол — Что планируете в ближайшем будущем?

— Выбивание долгов.

Добавляют детали.

— Мы можем подключить сербов.

— В лучшем случае, уйдем в ноль. — отвечают на мою реплику.

— Это образовательный процесс. Покажем остальным, что будет. Вук работает четко, но можно доплатить за извращение. — он говорил об этом, пока не упоминали Николая, но уверена, Бранкович профессионал — Он пойдет навстречу.

— Зачем ты с ним работала?

— Это не ваше дело. — усмехаюсь, поднимая один уголок губ.

— Ты потратила четыреста миллионов, Квин. Это наше дело.

— Мисс МакГрат, если не забыли. — спокойно, барабаня пальцами по металлу пистолета.

— Напоминаю, потому что ты не знаешь им цену: это огромные деньги. — с нажимом дед.

Он что-то знает о том, куда они пошли.

К слову было потрачено еще полмиллиона на переустройство системы безопасности Соудж-холла и преобразование подвала, в котором проводили свою последнюю неделю жизни плененные албанцы.

Я ненавидела насилие. Это было давно. Недели три назад? Может, дело в ДНК Николая.

— Каждый фунт с моего официального счета, как и тот же трастовый фонд. На мое имя. — давлю — И вам не заполучить их даже после моей смерти, как и всю империю МакГрат, которая по десяткам бумаг и на весь мир принадлежит мне.

Дед очень-очень прогадал, включив это в мой брачный договор.

— Так что… — заставляю себя улыбнуться на их, мягко говоря, недовольные лица — контракт с сербами.

После этого разговора дед готов распустить нас, пусть мне и не нужно его разрешение на то, чтобы покинуть эту комнату. Однако говорит:

— Тебя нужно представить, Квин. Раз ты стала частью бизнеса, то твоя… популярная фигура поможет получить дополнительную выгоду. Ты станешь новых лицом.

— О, потому что я женщина, точно. — изображаю скуку.

Прием не то, что мне нужно, если я хочу испариться.

— Вечер для наших главных кредиторов и партнеров. Проведем его в Соудж-холле.

— Моя территория. Это должен быть вопрос.

Это самая безопасная из моих территорий, я не хочу, чтобы в нее вторгались, изучали, но с другой стороны, я знаю, как обезопасить себя на территории замка.

— Хорошо, разошлите приглашение, устроим все в пятницу.

Сейчас мне нужно отдать приказ подготовить зал к празднику через три дня, получить количество гостей, найти платье, не слушая советы стилистов о похудении, и… встретиться с Ричардом.

Я невольно обхватываю себя руками, поднимаясь в офис жениха. Бывшего жениха. Его серые глаза полны злобы, которая никогда не была направлена на меня до сегодняшнего дня.

— Я знаю, что ты хочешь сказать. — говорю быстрее, закрывая двери его кабинета — Между нами больше нет соглашения, ты не привязан к жестокой бизнесменше, которая никогда не сделает тебя счастливым.

— Боже мой, что он с тобой сделал? Кем ты стала?

Ричард подходит ближе, сжимает мое лицо в ладонях. Я удивлена его жесту.

— Я знаю, что ты бываешь другой.

Родной запах, голос, рост, мягкие руки.

— Если мы разойдемся, то точно останемся одни, несмотря на увеличения… обоих. — говорит он.

Ричард тоже мне изменял. Я догадывалась. Но это не имеет значения, пока мы действительно подходили друг другу.

По словам Диккенса я понимаю, к чему он клонит.

— Я оставлю своего ребенка.

Не нужно знать, что это двойняшки. На данный момент во всем мире только четыре человека знают о беременности: два врача, я и Ричард.

— Ты связалась с мафией, Квин… вошла в другую семью.

Он всегда говорил, что есть только мы, и это было так.

— У меня новая семья, но не они.

— Что ты задумала?

— Я не смогу остаться надолго. Сделай мне последнее одолжение.

— Твою мать, Квин. — он трет лицо руками.

— Что бы ни говорил мой дед или другие, не ищи меня.

— Это не то решение, которое приняла бы моя Квин.

— Я не твоя с момента, как назвалась миссис Громов.

КВИН

Когда приземляюсь в Ирландии, то снова засыпаю одна, обнимая подушку руками и ногами. Горло разрывает от рыданий, но я пообещала себе, что буду держаться. Они рассчитывают на меня.

Снова беру телефон, чтобы найти фотографию Николая или посмотреть статьи об Атлантик-Сити, но тут же отбрасываю на пол, где устройство тонет в мягком ковре.

Мне стоит начать вставать пораньше, но я слишком часто без сил, пусть и пытаюсь это не показывать. Так что только в одиннадцать, одевшись потеплее, выхожу на стрельбище. Оно выглядит жалким, любительским в сравнении с тренировочной конструкцией на Острове Грома.

Я не надеваю очки или наушники, крепко держу оружие. В голове два воспоминания: подстреленный итальянец, целящийся в Павла; уроки стрельбы от бывшего мужа. Он отличный учитель, поэтому мне остается только оттачивать навыки.

Я встаю напротив первой мишени в двадцати метрах или около того, представляя одного из плененных албанцев. Из-за них я неделю не могла нормально одеваться и принимать душ. К тому же… вспоминаю состояние Николая, его сухие губы, обожженное лицо. Делаю несколько выстрелов. Средне. В районе шести-пяти. Вторая мишень, руки уже чуть дрожат после первых оглушительных залпов. Я вижу не круг, а того, кто хочет навредить мне, а следовательно и моим детям, о существовании которых еще две недели назад я не подразумевала. Еще несколько хладнокровных выстрелов: семь. Терпимо. Следующую… я особо не прицеливаюсь, пусть и вспоминаю наставления:

— Планка — мушка — мишень. Последняя должна расплываться. — Николай подходит со спины, касается губами моего уха — Наверное, так проще стрелять в людей, когда горизонт затуманен.

— Ты последний человек, которому позволено предполагать гуманизм. — фыркаю, уверенная, что возьму в руки оружие только для защиты.

В принципе так и вышло. Я убила осознанно только пару дней назад и чувствую по этому поводу ровно ни-че-го. Это был албанец, посмевший начать говорить о пытках над Николаем. Долгую часть выполнил один из трех мясников, мой фаворит, а мой выстрел положил конец жизни и страданиям ублюдка.

И все же я напрягаю руку настолько, что рана пульсирует, спускаю курок. Единожды. Неровная десятка. Последняя мишень — я сама, пустившая сваю жизнь кувырском. Я бы феноменально попала сама себе между глаз, если бы у меня не было навязчивой мысли и цели.

Дрожащими руками достаю телефон и открываю приложение через теневой сервер. Я запустила четырехступенчатый механизм по обмыванию собственных денег четыре часа назад. Серьезно? Двадцать два миллиона? Нужно увеличить эффективность на… двадцать один и семь десятых процента, если верно посчитала в уме. Панама, Каймановы острова, Сингапур и Франция. Когда моешь деньги мафиози — спускаешь рукава, но за своими нужен глаз да глаз. Мне нужно минимум шестьсот миллионов к середине следующего месяца, чтобы я могла без лишних мыслей уехать в Гонконг.

У меня полно дел.

Об этом напоминает и состояние Соудж-холла, тотальная подготовка к приему, на котором будет тридцать девять человек. Мне нужно засесть за изучение личностей.

Проверенная организатор скачет по дому с гарнитуром и рацией. У нее осталось не более тридцати пяти часов на то, чтобы создать идеал, а для этого… придется все нахрен переделать.

— Мисс МакГрат. — улыбается блондинка.

Я снимаю перчатки, в которых была на улице, бросаю на нее взгляд. Женщина тут же становится бледнее этих убогих драпировок.

— Скажи, я похожа на человека, который считает, что слоновая кость и орхидеи отлично подойдут для консервативного вечера?

— Не думаю, мисс…

— Правильно. — бросаю брезгливый взгляд на открытый зал — Потому что у меня есть вкус. Я хочу алые шипастые розы. Не бархатные, не, упаси тебя Бог, французские. Если сомневаешься в палитре, пусти себе кровь и найди цветы в оттенок. Свежайшие, но чтобы не задохнулись от аромата. — изгибаю бровь — Ты подашь признаки жизни или тебе поискать место в миле от семейного кладбища?

— Да, мисс МакГрат. Все будет сделано…

— Красный, черный и белоснежный, не стесняйся, если получится ближе к поминкам, чем деловому вечеру.

Поднимаясь на свой этаж, зарываюсь пальцами в волосы. Я скучаю по идиотским розам, по приказам, людям, свежему воздуху, открытым галереям. Слышала, Остров и дом восстановлены. Интересно, многое ли изменилось? И что стало бы… не будь нападения итальянцев? Я профессионал в причинно-следственных связях, расчетах, но сейчас не могу даже представить это, слишком больно, слишком сожалею. Через мелкие закрытые счета я отправила деньги некоторым членам острова — в заведение, где приглядывают за больной матерью Валентина, без уведомления пополнила скудный образовательный фонд его братьев. Наташе подарок на день рождения не починив, а заменив ее машину на такую же, но новую. Ей слишком нравится эта модель. Я вспоминаю такие мелочи почти каждый день, и хоть какое-то замаливание грехов — лучший час в сутках.

НИКОЛАЙ

Она ходила к психиатру, поставившему ей рецидив депрессии. Это не все, что мне удалось узнать о ее личной жизни в Европе. Квин почти никогда не проводила ночи со своим блять женихом или нет Диккенсом.

Я смотрю на фотографии со моим Львенком и внутри больнее, чем от… это никогда не сравниться, потому что даже во время пыток мне удавалось сомкнуть зубы, не произносить ни звука, но теперь я откровенно рычу, шиплю и вою. Она сводит меня с ума. Женщина, бросившая меня и всю Братву на растерзание подготовленным итальяшкам, а затем пришедшая в албанское пекло за мной. Чувство вины и только… я видел в ее голубых глазах что-то еще помимо сожаления.

— И ты серьезно не думаешь, что это ловушка? Мне это не нравится.

Почти все люди Братвы вернулись в Атлантик-Сити за исключением пары близких солдат, восстанавливающихся после Албании, меня, сестры и Сергея.

— А мне твоя волосатая рука на пояснице моей сестры, но я же блять держу язык за зубами. — огрызаюсь на некровного брата.

Мы втроем заезжаем на территорию особняка, замка, дворца. В таком месте и должна жить Квин, подходящее аристократическое название и мох между камней, который хозяйка наверняка контролирует. Она показывает всем свое совершенство, собранность, но я знаю каждый участок ее чувств и тела, чтобы убедиться — она действительно совершенна, но в другом. Я хочу схватить ее, прижать к стене, чертовски громко орать за то, что она ушла. Мне плевать за предательство, но она не должна была оставлять меня и уж точно говорить о расторжении брака.

— Из тебя сейчас повалит дым.

Когда выходим, Анна стоит между мной и Сергеем, положив руки на сгибы локтей обоих.

— Это… похоже на нее. — говорит в наше молчание Анна, когда нас проводят внутрь зала.

Красные, как чуть спекшаяся кровь, розы. Даже на самый коротких, прикрепленных к стене, есть шипы. Да, это она.

— Как и десятки криминальных авторитетов мира. — бормочет Сергей.

Ни миссис Громов, ни ее ауры нигде не ощущается — все слишком напряженные, но не взволнованные. Даже не смотрю в сторону Свича МакГрат, от чьего имени пришли приглашения. Здесь мало при ком есть спутницы и спутники, но при каждом по одному телохранителю, которым указано стоять по периметру комнаты, не бродя среди гостей. Только из-за этого я позволил Сергею сопровождать сестру. Анна впервые закатила истерику. Я растил ее с подросткового возраста, но она еще никогда так не кричала и не стояла на своем, только бы поехать и увидеть Квин своими глазами. Она догадывается и не верит в то, что ирландка нас сдала.

Скрытые за черной тканью двери открываются, и… моя женщина не могла появиться иначе. Она молча, словно никто не повернул голову в ее сторону и не разглядывает эти ноги, за что я прирежу даже доверенное лицо якудза, проходит в зал.

На ней длинное бордовое бархатное платье с двумя крупными розами у бедра и груди, скрывающие большую часть ее корпуса. С каждым шагом разрез платья открывает ее ногу до середины бедра и выше. Я замечаю в том месте ремешок-кобуру.

— При ней пистолет. — шепчет Сергей.

— Не смотри на нее. — приказываю.

Любимые волосы карамельно-медного цвета неестественно идеальны, как и макияж. Нужно срочно испортить ее накрашенные губы.

— Приглашаю на ужин, господа. — едва ли оборачивается к присутствующим — Если трусите, то вам стоило взять с собой ланч, как школьникам. Все проделали долгий путь.

Кто-то смеется, идет в следующую комнату по холлу, когда Квин замирает и смотрит назад — прямо на меня, не двинувшегося с места. Она не знала, что я здесь — понимаю, как бы хорошо она не умела скрывать чувства. Ей страшно. Она думает, я пришел придушить ее? Это было только в нашей комнате, на моем катере, ее… мы не так много это практиковали. И все же. Когда я очнулся в Сербии, то чуть не прикончил вырубившего меня Вука, но и не думал причинять боли Квин, как бы сильно она ее не заслуживала за моих людей.

— Где Диккенс?

Единственная отличная реплика Сергея за вечер. Квин и ее дедушка во главе длинного стола, рядом Советники, и ни намека на дружка-англичанина.

Рассадка на удивление свободная, так что мы садимся не так близко, чтобы Квин приходилось поворачивать голову, но чтобы она видела периферийным зрением. Я готов просто смотреть на нее. Пока. Сейчас тем же занимаются остальные — она гвоздь программы, вечер-представление нового члена правления ирландского Дома. Это действительно было бы ее чертово место, не будь Квин моей женой.

КВИН

Николай здесь, кого-то подменили им, Анной и Сергеем. Присутствие Громовых дезориентирует, что некстати в нынешней обстановке. Все смотрят на меня. От женщин-боссов синдикатов до едва не превращающихся в пыль пенсильванских наркобаронов. Они серьезно проделали такой путь?

— Где Ричард? — как бы невзначай спрашивает дед, когда покончено с основным блюдом, и мы начинаем двигаться, развлекаясь музыкантами и разговорами.

— Ты же не думал, что он останется, узнай, во что ввязывается. Я слишком уважаю его, чтобы переубеждать.

— Что между тобой и Громовым?

На этот вопрос я не смогу так быстро найти ответ.

— Зачем ты его пригласил?

— Он стал крупной картой, когда ты наладила трафик Атлантик-Сити через банк.

— Отлично. Значит, теперь я и бывший муж — крепкие партнеры.

— Мне нравится видеть, как у тебя не получается лгать и держать себя в руках. Это как поймать птицу из Красной книги.

— Достаточно на сегодня комплиментов.

Я позорно сбегаю от Свича МакГрата, смехотворно попивающего виски собственного производства, что делают и Советники неподалеку.

В зале с одними из самых влиятельных и смертоносных людей планеты мне… не страшно. Я ничего не чувствую, пока взгляд не находит Анну. Замечаю, как мои плечи невольно опускаются от облегчения. Николая нигде нет, но я его чувствую.

— Мы словно на презентации, которая делает событие из очередной киски за столом взрослых. Все для того, чтобы скорее подсунуть ее под лучшего из нас.

Я слышала разговоры, но то был шепот, который был предназначен для моих ушей. Это же — смех у постамента с цветами. Ненавижу румын.

— Почему всех так волнует, что у меня яйца железнее ваших? — направляю пистолет на Кроноса, главу румынской мафии, ему тридцать два, год назад женился и переехал из столицы в коттедж в лесу — Что эволюция сделала с мужчинами, что у них исчез инстинкт самосохранения?

Мой голос то строгий, то насмешливый.

Кронос настолько же быстро направляет пушку на меня, справа движение — Николай держит румынка на мушке.

— Я сама. — бросаю Громову, на что Кронос усмехается.

— Девочка, я выстрелю в тебя быстрее, чем ты успеешь подумать о том, чтобы нажать на курок.

— С той же скоростью разрушится и твоя чертова империя и домик в Сучава. — мне приятен вес пистолета, я почти не дрожу из-за направленного на меня дула — Пит Каллиста.

Кронос хмурится. Это его тесть-мафиози, с которым был заключен мир посредством брака.

— Ему плевать на собственную дочь, но не на твои новые долги.

Опускаю пистолет и подхожу к Кроносу почти вплотную, чтобы его пистолет упирался мне в плечо.

— Он лижет мои туфли каждые двенадцать часов, пока я позволяю ему есть из моих рук и не четвертовать тебя. — произношу прищурившись, стараясь разглядеть страх в глазах здорового мужчины, но мне не нужно и стараться, затем говорю громко — Разрядим обстановку. — похлопываю Кроноса по груди, когда сама же опускаю его руку с оружием — В саду будет шоу, подыши свежим воздухом, а то слишком напряженный.

У меня в руках, мать его, каждый из присутствующих. И если я “забуду” отправить уведомление хоть одному информатору, кто-то из клиентов МакГрат пойдет ко дну. Это временная мера, на конкретно такой случай.

Я натренированным движением убираю пистолет и касаюсь пустого безымянного пальца, когда большая часть людей отмирает — им не впервой, и идет в сад или просто отвлекаются. Дедушка дымит сигарой, коротко кивает головой, словно я послушная девочка. Черт.

Смотрю направо, где все еще стоит Николай. Его руки сложены на груди, но в одной все еще оружие, а палец на курке. Мне нельзя этого делать, так что я…

— Зачем ты носишь эти стекляшки, Львенок?

На мне настоящие рубины, но ничего не пойдет в сравнение с качеством огранки камней Громовых, даже это колье, купленное до представление в Christie's.

Меня убивает его голос.

— Квин.

Поворачиваюсь к Анне, словно она спасательный круг.

— Привет.

— Мы можем…

Это тоже не лучшая из идей, но я киваю девушке, согласная на любое общество, только бы подальше от каменного изваяния под именем Николай.

— Ты не представляешь сколько произошло за эти три недели.

Три недели без них. Без него.

Мы заходим в малую гостиную, включаю только пару ламп, оставляя нас в полумраке.

— Ник решил, что части, которая не живет в Атлантик-Сити лучше подождать во Флориде. На всякий случай. Нужно было убедиться, что Остров в пригодном виде, ну и, что итальянцы усвоили урок.

— Усвоили? — облизываю пересохшие губы.

Анна говорит с такой энергией, словно рассказывает сплетни лучшей подруге.

— Это была паранойя Ника, Сергея и Павла.

Она поправляет прическу рукой, вынимая шпильку. Я захожу за спину, чтобы помочь закрепить аккуратный пучок.

— Они убили каждого, Квин. — замираю, радуясь, что никто не видит моего лица — Он убил. Никто не ступит на Остров без согласия Главы.

— Но это из-за меня. — произношу одними губами.

— Предполагала…

Поворачивается.

— Не было и дня, когда я не жалела об этом. Мне не следует говорить, потому что это ничего не значит.

— Он хочет, чтобы ты вернулась.

— Этого не будет.

— Это значит, что тебе все равно, и ты вернешь кольцо моей матери?

В ее словах ни капли надежды, только намек на мою ложь.

— Матери?

— Обручальное. Сапфир.

— Николай предлагал мне шесть или восемь колец и все миссис Громов?

— Оно было одно, “парадное”, оставленное ею дома.

— Я… мне нужно будет сходить за ним наверх.

— Квин. — она берет меня за руку, смотрит на предплечье, которое чуть прикрывает большая декоративная роза, на нем все еще след от пули — Не надо.

— Я не смогу вернуться. Не смогу смотреть всем в глаза, жить с Николаем, который не сможет мне доверять.

— Никто не узнает, а Ник… ты спасла ему жизнь в Албании, он любит тебя до безумия, так что вернись ради моего брата.

Кладу руку на пальцы Анны, сжимающие мое запястье.

— Я за кольцом, дай мне пять минут.

Она отпускает меня.

Добираюсь до второго этажа во время одного из важнейших приемов в моей жизни, петляю по коридорам, чтобы ворваться в комнату и дать себе хотя бы малейшую передышку, прислонившись спиной к двери. Мне нельзя задерживаться, так что я распахиваю глаза и заставляю тело собраться.

— Все в порядке. — шепчу под нос, когда захожу в гардеробную — Мы в абсолютном порядке, пока у нас есть оружие, идеально подходящее каждому.

Информация. Деньги. Пули. Читай: власть.

— Спустимся и забудем как страшный сон.

Поднимаю тройное дно у подушки с ювелирными украшениями, чтобы достать аккуратное кольцо с сапфиром, внутри которого маячок, поэтому оно не станет реликвией моей новой семьи или чем-то в этом роде. Не смогу забрать с собой в путь.

Я надеваю кольцо, чувствуя себя полноценно, крутя его пальцем той же руки в успокаивающем жесте. Подставляю руку под свет гардеробной. Сапфир идеально меняет глубину цвета.

Это просто хороший камень, Квин. У тебя таких десяток.

Со вздохом берусь за кольцо, намереваясь снять, когда грубые ладони скользят по оголенным участкам моих плеч и рук. Меня бросает в дрожь от первичного испуга и близости Николая.

Стресс. Мое тело и дети на удивление крепкие, если продолжают переживать такое.

— Ты не должен быть здесь.

— Я должен быть рядом. — разворачивает к себе — Это должно быть на тебе. — говорит о кольце — И ты должна быть на Острове.

Отталкиваю его, смеюсь.

— Я ничего не должна. Хочешь пойти по кругу? — усмехаюсь — Только теперь под по-настоящему строгим конвоем?

— Ты никогда не была пленницей!

— Ты все усложняешь. — перевожу взгляд на стену — Теперь мне придется искать новых телохранителей, если прежние не обнаружили тебя.

— Вернись. — это приказ.

— И что будет дальше? — удивлена собственным вопросом — Что ты заставишь меня делать, чтобы не выходить из твоего поля зрения и не контактировать с другими?

— Зачем мне это, если я знаю, что ты не навредишь ни Братве, ни ближней семье. — заставляет смотреть на него — Ты предупредила о неизвестных итальянцам туннелях, наняла долбанных сербов, чтобы освободить мою команду… Пуля. — хмурится — Ты сильно пожалеешь, если еще раз постарадаешь за меня. — едва касаясь водит пальцем по раненому предплечью.

На Николе, кажется, почти все зажило, хотя многое скрыто идеальным костюмом, лицо уже не такое опаленное, руки со знакомыми шрамами.

— Это ничего не меняет, меня гложила вина, но не сожаление. — лгу в карие глаза — Я не хочу всего этого, но не смогла бы нанять сербов для поисков, если бы не стала частью Дома.

Он громко выдыхает, услышав невольное признание. Николай — одна из причин, почему я во все это влезла.

— Я тебя люблю, Королева. Ты знаешь, что я всегда у твоих ног. Поехали домой. Я не могу находиться там без тебя.

— Ты слышишь, что говоришь? Ты умоляешь предательницу снова встать тебе за спину с ножом в руке.

Любит. Вот почему он это говорит. Меня разъедает. Если и я признаюсь мужчине, он посчитает это за согласие и утащит без лишних разговоров.

— Я не хочу, чтобы из этого рта вырывалась очередная ложь. — проводит пальцем по моей нижней губе — Что нужно, чтобы по окончанию вечера, мы сели в самолет в один конец в Атлантик-Сити?

— Я подумаю, если твоя семья захочет, чтобы я осталась: Анна, Павел, Сергей.

Это не то, что я планировала. Мне не удастся сбежать от Громова вновь. Я и так полезла под пулю, подвергнув детей и себя огромному риску. На Острове безопасно, пока не появятся очередные жадные мафиози. Николай не сможет нас защитить, насколько бы смертоносен ни был, но я не могу сделать и шага от Громова. Это нездорово, и я не принимаю таблетки.

— Они хотят этого, если хочу я.

— Не заставляй расписывать условие в юридической форме. Они должны — сглатываю — принять меня без твоего давления.

— Отлично, тогда мы едем в Атлантик-Сити, чтобы ты убедилась в решении Павла сама.

Ну конечно. Остальные же здесь.

— Или мне хватит отказа Сергея и Анны.

Сестра Громова просила вернуться ради Николая, но хочет ли она действительно жить со мной под одной крышей? Сергей всегда был ко мне… равнодушен, как впрочем и ко всему миру помимо своей семьи, в которую мне никогда не войти.

Я до безумия хочу еще раз увидеть Остров. Это опасно, неправильно, я стала одной из Глав Дома МакГрат…

— Они скажут обратное. — проводит рукой по моей щеке, пытаюсь не ластиться — Ты ходила к психиатру.

Замираю. Что он еще знает?

— Я хочу, чтобы тебе стало лучше, Королева.

— Не говори на русском, я ирландская королева. — звучу потеряно.

— Ты королева всего гребанного криминального мира, Квин. А теперь ты приструнишь еще пару мужчин, и мы поедем домой.

Я открываю рот, чтобы согласиться, кивнуть, но вовремя себя останавливаю.

Я один из четырех членов Совета Дома МакГрат, так что могу приезжать изредка, без меня бизнес не рухнет. И я не так уж сильно люблю Ирландию или Великобританию, всю жизнь провела в Нью-Йорке, а вторую жизнь в Атлантик-Сити…

Что я творю?

— Чтобы убедиться, мы поедем…

Не рискую произнести это слово вслух: “домой”.

У меня собрана сумка, с которой я постоянно летаю по миру, оставалось забросить в нее кольцо, увидеть обеспокоенные лица Ларри и Джона, которых я не могу взять с собой, но предупреждаю об отъезде в последнюю минуту. Никому более не нужно знать, что я поеду в Америку на испытание. Я действительно хочу увидеть место, изменившее меня… последний раз. Но разум подсказывает, что цель у меня совсем иная.