Глаза открыл еле-еле. Голова ощущалась тяжелой, а веки будто свинцом налились. Таким же тяжелым ощущалось и все тело.
По лицу текло что-то горячее и липкое. Судя по металлическому привкусу — кровь.
Очень много крови.
Похоже, дело мое — труба…
Как ни странно, но страха, отчаяния и паники не было. Была лишь отстраненная фиксация происходящего.
Мозг как-то слишком хладнокровно фиксировал ситуацию: покореженную машину, металл отбойника, прошивший заднюю часть машины, свет фар приехавших скорых, мельтешение медиков, спасателей и очевидцев снаружи.
Попытки деблокирования покореженных дверей.
Боли, как ни странно, тоже не было. Хотя, по идее, должна была быть. Но я ее не чувствовал.
Я вообще не чувствовал ничего: ни рук, ни ног. Словно мое сознание заперли в начисто парализованном теле.
Но даже это не пугало. Эмоции тоже были заблокированы.
Донимать меня начал только холод. Ветер, проникающий в салон из разбитых окон, начал вымораживать до костей.
Снаружи по-прежнему суетились люди, спасатели начали снимать дверь. Я слышал голоса, явно обращающиеся ко мне, но не разбирал слов.
Наконец, водительскую дверцу вытащили, и меня обдало новой волной ледяного воздуха.
Я судорожно вздохнул, насколько позволяла перетянутая ремнем грудь, и закашлялся. Из правого уголка губ тут же потекла кровь.
— Mесьё, вы меня слышите? — надо мной склонился медик, мужчина лет тридцати пяти.
Он задал несколько вопросов, но, не добившись ответа, начал осторожно меня ощупывать.
Я по-прежнему ничего не чувствовал и не мог пошевелиться. Лишь голову смог повернуть в сторону.
С трудом сделал вдох, прикрыл глаза на минуту, а когда открыл их, то пораженно уставился на пассажирское сиденье…
Нет, этого не может быть! Этого просто не может быть!
Ее тут никак не могло быть. Но тем не менее я ее видел.
— Маша, — прохрипел я, глядя на светловолосую фигурку, сидящую рядом. Она реально была рядом и смотрела на меня.
Только вместо нормальной одежды на ней было одно свадебное платье. Даже без теплой пушистой накидки.
Волосы были растрёпаны, на бледном лице ни следа макияжа, а из голубых глаз горячим градом катились слёзы.
— Маша? — выдавил из себя с трудом. — Ты в порядке?
— Что вы сказали? — тут же насторожился врач, но мне сейчас было не до него.
Меня интересовала бывшая жена, непонятно каким образом очутившаяся у меня в машине.
Жена, которая сейчас, по идее, должна находиться в Питере.
Я плохо понимал, что происходит, был полностью дезориентирован. Не видел разницы между бредом и реальностью.
А Маша казалась такой реальной, живой, настоящей, что любой начал бы сомневаться в своем рассудке.
Вот и я усомнился. Поэтому начал звать ее, чтобы убедиться, что она не пострадала.
Но Машка не отзывалась, она просто смотрела на меня с болью и отчаянием в глазах, и плакала навзрыд.
Не знаю, как у меня получилось, но я все же смог приподнять руку. Я потянулся к Маше, почти дотронулся до кончиков ее пальцев, почти смог уловить их тепло…
Но в тот самый момент, когда я почти дотянулся до хрупкой ладошки, мир для меня померк…
Пришел в себя я уже в движущейся машине скорой помощи. Надо мной усиленно суетились медики: осматривали мое тело, проверяли реакции, что-то вкалывали.
Они о чем-то переговаривались, но заторможенный мозг не успевал переводить.
Над самым ухом что-то пиликало и пищало.
— Это же он, да? Тот русский хоккеист, которого не так давно купили Быки? — с запозданием, но до меня начало доходить, о чем говорили врачи.
— Судя по документам, да. — раздался второй мужской голос. — Эх, как его так угораздило? Только же матч недавно смотрели. Хорош был, чертяка. Такие шайбы клал. Жаль парня, такой талант был.
— Да он же еще не умер, Эл. Хорош причитать, — возмутилась женщина.
— С такими травмами, боюсь, живым не довезем, — сокрушенно заметил некто Эл. — Он же весь переломанный. Руки, ноги, месиво вместо колена. И легкое пробито однозначно, кровотечение внутреннее. Черепно-мозговая тяжелая, сами видите. Про кровопотерю уж молчу.
— Ты лучше за показателями следи, — вмешался первый мужчина, на бейдже которого было написано Венсан. — Амели, еще обезболивающих.
— О, смотрите, в сознание даже пришел. И показатели выровнялись.
Все трое снова надо мной склонились, опять начали расспрашивать.
Я же не мог различить их лиц, как и ответить на задаваемые вопросы, зато прекрасно видел Машу, сидящую в самом углу.
Она уже не плакала, лишь беззвучно шевелила губами.
«Не смей умирать» … — вот что я по ним прочитал.
— Маша, — тихо прохрипел я из-под маски, закрывающей лицо. — Машенька… Не уходи…
— Что он говорит?
— Зовет кого-то, похоже.
— Галлюцинации, это плохо. — нахмурился Венсан. — Состояние ухудшается. Третья степень смешанного шока. Скоро начнется агония. Бен, давление?
— Снова падает. 80, уже 70, 60… Пульс нитевидный, слабый.
— Амели, готовь адреналин и дефибриллятор, живо!
«Маша, не уходи» — шепчу беззвучно, ощущая, как сознание начинает затягивать тьма. Та тьма, из которой уже не будет выхода.
«Не уходи, пожалуйста,» — продолжаю шевелить губами, но все бесполезно. Фигурка бывшей жены исчезает, как туман с восходом солнца.
А тьма наваливается на меня и тащит на самое дно. И только откуда-то сверху доносятся странные крики.
— Давление не определяется! Пульс не прощупывается! Фибрилляция желудочков!
— Ами, дефибриллятор! 200, разряд!
— Нет реакции…
— Еще 200, разряд!
— Нет реакции…
— 300! Разряд!
— Нет реакции…
— Бен, интубируй, живо! Адреналин! Ждем… 360, Разряд!
— Ничего…
— ……
— ……
— Венсан, хватит… Пять минут прошло. Оставь. Его не вытащить. Время смерти…
— Ну уж нет! Сегодня никто у меня не умрет! Еще адреналин! 360!
— Вен…
— Разряд, я сказал…
— Есть! Есть отклик, появился ритм, по пока слабый…
— Отлично, продолжаем!!! Мы его вытянем, или пусть меня гром поразит!