Арсений
Я помню мгновенья,
И свечи горели, в твоих отражаясь глазах.
С тобою мы вместе по небу летели,
Я нёс тебя ввысь на руках.
И пусть с тех высот неизменно мы пали,
И пусть нам их вновь не найти,
Я смог без тебя бы подняться едва ли,
Спасибо, за то, что ты есть.
Всю ночь мне снилась Машка. Единственная. Неповторимая. Моя.
И в этом сне мы, наконец, не ругались.
Мы смеялись, танцевали и занимались любовью без устали. Сплетались в объятиях и полностью растворялись друг в друге.
В этом сне мы были безгранично счастливы. В этом сне мы были вдвоем в целом мире.
Не было обид, печалей и слез. Не было тревог, страхов и сожалений. Не было изматывающей душу тоски и безнадёги.
Только мы. Только слияние тел и душ. Одна на двоих идиллия.
Жаль, что ночь пролетела так быстро, и на смену блаженному сну пришла жестокая реальность.
Болезненный стояк, ноющее колено, раскалывающаяся голова и жуткий сушняк — все эти сомнительные прелести стали спутниками моего нового дня.
А еще навалились воспоминания.
Наш с Машкой танец. Ссора и совершенно убийственный поцелуй, который вытряс из меня всю душу.
И эти треклятые засосы, которые я ей наставил.
Да, трижды прав был Витёк, когда говорил, что не стоит мне приближаться к бывшей жене. Что надо наблюдать со стороны, присмотреться хорошенько.
Что нужно составить план, и уже по нему действовать.
Но я свой план успешно скурил еще в самом зародыше.
Не смог сдержаться. Выше моих сил было смотреть на то, как мою Маруську танцует левый мужик.
Вот и сорвался. Стоило Вите, сторожившему меня как верный цербер, уйти танцевать с женой, как я сорвался и потопал к Машке.
Хотелось хоть пять минут подержать ее в своих объятиях. Вдохнуть родной запах. Стереть с нежной кожи прикосновения чужих рук.
Думал, позволю себе эту маленькую слабость, потом отпущу Машку и вернусь за свой наблюдательный пункт.
Только какой там.
Стоило обнять любимую, почувствовать, как она краснеет и дрожит в моих руках — и всё, понеслась звезда по кочкам.
Остапа унесло так, что остановить его бы не смог даже несущийся на полной скорости грузовик.
Ноги сами собой понесли меня к жене, а руки закрыли дверь дамской уборной. А потом мои мозги совсем отказали.
Черт, меня даже в молодости так не штырило, как в тот момент. Особенно сильно вставило, когда Машка начала мне отвечать.
Да еще так страстно. И пофиг на прокушенную губу. Боли я даже не почувствовал.
Зато ощутил всю сотню оттенков райского наслаждения.
Кукуха от этого всего моментально улетела отдыхать на юг, а я добрался до тела обожаемой женщины.
Чуть не завыл, когда добрался ее до груди. Такой идеальной в своем совершенстве.
А потом был нокаут…
Когда Маруська сначала кончила, а потом призналась, что я единственный мужчина в ее жизни.
От такого признания у меня выпрямились последние извилины.
Захотелось сграбастать мою девочку в охапку, утащить в свою берлогу и там любить до потери пульса.
До тех пор, пока она не признается, что любит и хочет только меня.
Но вместо этого Маруська встала на дыбы и заявила, что сейчас вернется к своему удоду, и этой же ночью ляжет с ним в койку.
Ну и меня накрыло от этих слов. Сорвался. Действуя почти на голых рефлексах, пометил мою девочку засосами.
Как животное себя повел, да. Признаю.
И для Машки это стало последней каплей. Сначала нарычала на меня, а потом резко сникла вся, словно где-то внутри сломался железный стерженечек.
У меня сердце заледенело, когда увидел ее равнодушное, пустое лицо и потемневшие от слез голубые глаза.
Ведь не хотел же так. Но наломал дров и снова причинил ей боль.
Хотел увезти ее домой, и там поговорить, извиниться, но тут вмешался Степанов. Он отстранил меня от Машки, а мне пришлось послушаться и наблюдать за ней со стороны.
И так дров наломал. Хватит уже.
Витька отвез Маруську домой, а потом приехал, дал мне по шее, обозвал мудаком и отправил отсыпаться.
И вот наступило безрадостное утро… Вокруг тонны дерьма, а у меня даже лопаты в руках нет.
Приплыли…
— Что, герой, осознал всю тщетность и безнадежность бытия? — спросил друг, когда я выполз к завтраку.
Чувствовал себя при этом так, будто меня кто-то проглотил, пожевал, а потом выплюнул.
— Отъебись, Вить, — поморщился я. — И так херово. И морально, и физически.
— А Машке твоей думаешь лучше сейчас? За каким хреном ты к ней полез вообще? Я тебе что говорил?
— Наблюдать со стороны.
— А ты к ней в трусы полез в общественном месте. Еще и засосов наставил. Гений постельного фронта, бля. Надо было драку еще устроить с ее ухажером. Чтобы уже окончательно себя под высшую меру подвести. Полный флеш-рояль.
— Да знаю я, — шиплю, вспоминая расстроенное личико бывшей жены. — Повел я себя как урод. Что делать-то теперь?
— А я откуда знаю? — Витя дергает плечом. — Машка видеть тебя не желает. Просила передать, чтобы ты не приближался. Иначе пойдет на какие-то крайние меры.
— Отца, наверное, имела в виду. Игоревич с большим удовольствием размажет меня по асфальту, если Машуня пожалуется.
— Прости, дружище, но на его месте я бы тебя тоже хорошенько ушатал. Заслужил.
— Заслужил… — подтверждаю я. — По всем фронтам заслужил. Но не смог я сдержаться, понимаешь? На моем месте ты бы тоже не сдержался…
— На твоем месте я бы не оказался. Что я, идиот, что ли, с Леськой моей разводиться? Это тебе моча в голову ударила под напутственные слова папаши.
— Знаю, я идиот.
— Клинический просто. Я не знаю, Сень, что еще сказать. Вчера ты меня не послушал, так пожинай теперь плоды. Маша от тебя закроется теперь. Это как пить дать. И чем дольше будешь давить, тем сильнее она будет отдаляться.
— А если извиниться? — вскидываю на друга глаза. — Ну нужно же хоть что-то сделать.
— Попробуй. Хуже точно не будет. Только не ломись к ней домой, бога ради. Цветы пошли, или еще что-то.
— Пожалуй, так я и сделаю.
По дороге домой я заехал в цветочный и купил Маруське букет роз. Она их обожала раньше. Не думаю, что вкусы поменялись.
А потом отправился «на базу». Работу никто не отменял. Скоро начинался сезон, и мне нужно было быть с командой.
Уже вечером, когда освободился, обнаружил, что Машка внесла мой номер в ЧС. Похоже, извинения не прокатили.
Машку я обидел очень сильно.
Захотелось поехать к ней домой, постучаться в квартиру и… Нет, на этом моменте я себя стопорил.
Так нельзя. Если буду напирать, сделаю только хуже. Попер вчера напролом. Итог налицо.
Маруське надо дать время остыть. Чтобы улеглись эмоции. Заодно и хоть какой-то план придумать.
Да и мне выдержку бы потренировать. А не кидаться на нее с поцелуями с порога. Такая тактика не прокатит.
Не с Машкой, и не после того, что между нами было.
Вечером долго катаюсь по городу. Стараюсь отвлечься и не думать о том, что моя девочка может быть сейчас в постели с другим.
Изо всех сил гоню от себя эти мысли. Чтобы окончательно не двинуться.
Нет, этого точно не может быть. Раз за шесть лет Машка ни с кем не смогла переспать, то и сейчас вряд ли ударится во все тяжкие.
Даже назло мне не сможет. Она ведь не такая.
Только это соображение и помогало мне держаться всю следующую неделю. Я работал, плотно сжав зубы.
И изо всех сил старался не сорваться и не поехать к бывшей жене. Время и план, мне нужны время и план.
Пришедшее в четверг вечером сообщение чуть не отправило меня в нокаут. Если бы в это время был на дороге, точно бы врезался в кого-нибудь.
«Хотел поговорить? Давай.»
Печатаю ответ дрожащими пальцами. Осознанно даю ей право выбора. Так Машке будет комфортнее:
«Когда и где?»
«Завтра в шесть в «Алых парусах». Устроит?»
Улыбаюсь во все тридцать два. Алые паруса — памятное для нас место. Это небольшая, но очень уютная кофейня недалеко от Дворцовой площади.
Машка привела меня туда на пятое или шестое наше свидание. Да и потом мы регулярно туда наведывались.
Что это — знак? Что еще не все для нас потеряно? Ведь не просто так Машка выбрала именно это место для встречи.
Надежда вспыхнула в душе с яростной силой, и я поспешно начал печатать. Еще более дрожащими пальцами.
Только с пятого раза удалось набрать сообщение без опечаток.
«Устроит. В шесть часов буду на месте как штык.»
Сообщение уходит, и повисает молчание. И я не выдерживаю, отправляю вдогонку еще одно.
«Маш, ты в порядке?»
«Да»
Сухо и лаконично. Впрочем, хотя бы так. Дальше с расспросами не лезу, чтобы не спугнуть.
Не хочется, чтобы Маша отменила встречу. Это же такой шанс. Если его упустить, то следующего можно будет ждать очень долго.
Поднимаюсь и подхожу к панорамному окну. Утыкаюсь лбом в стекло и рассматриваю потрясающую картину ночного города.
Почему-то вспоминается-то свидание на крыше. И первый сладкий поцелуй… После которого Маруська ошарашила меня признанием о своей невинности.
Господи, столько лет прошло, а воспоминания такие яркие до сих пор. Живые…
Потому что я и правда люблю. Влюбился тогда и люблю до сих пор.
Чертов развод был сделан в период помутнения рассудка, не иначе. Будь он трижды проклят.
Как я мог позволить отцу меня заморочить? Ну вот как? Как мог ослепнуть в мгновение ока и решить, что между мной и Машкой только секс, и больше ничего?
Хочется обзывать себя последними словами, только это не поможет. Не вернет мне жену и шесть потерянных лет.
Машка, Машенька, Маруська… — закрываю глаза и шепчу в пустоту. Будто жена может услышать меня на расстоянии. — Прости меня за все, девочка моя. Дай нам еще один шанс. Последний. На этот раз я не облажаюсь, клянусь…