Бывший. Цена твоей любви

Глава 17

– Лир, ну чего ты переживаешь? Всё же хорошо. Просто замечательно. – Катя с сожалением посмотрела на остатки сливочного крема на тарелке и неохотно, преодолевая себя, отодвинула её подальше. – Ты вернулась домой, всё вспомнила, жива-здорова, ну что не так?

– Всё, Кать. И память вернулась, и я домой, но такое чувство, что я снова потерялась. Не знаю, где моё место. Здесь, или в Подольске, или в Везле с Леоном. Вроде все родные: и вы, и тётя Марина с дядей Лёшей, и Леон, а я всё равно чувствую себя везде чужой.

– Сдурела? – Катюха дёрнулась, ножки стула под ней с мерзким звуком заскрежетали по кафелю так громко, что молодёжь, сидящая за соседним столиком, обернулась в нашу сторону. – Это нам-то с Гришей ты чужая?

Видимо, моя улыбка выглядела жалкой, потому что Катюха непонимающе захлопала ресницами и скривилась, будто собралась заплакать.

– Лир, ты чего? Мы же с Гришей любим тебя. Наш дом и твой тоже.

Вот оно. Это был уже не мой дом, а Катюхин, её и Гриши. Я была лишняя, мне было неуютно. Возможно, потому, что в нём сейчас хозяйничала подружка, а не наша мама. Или оттого, что не находила привычных с детства вещей. В какие-то моменты я накатывала тоска оттого, что чай мы теперь пили из незнакомых, расписанных под Гжель, чашек, а вместо маминой любимой герани на кухонном подоконнике в новеньких керамических горшках цвели фиалки.

– Лир, ты же не собираешься никуда уезжать? – зашмыгала носом подружка, потеряв интерес к пирожным. – А как же мы с Гришей? А если ты опять потеряешься?

– Не потеряюсь, Кать. – подбодрила подругу. – И не собираюсь я пока никуда.

Меня раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, я радовалась, что снова дома, нашла свою семью, вернула имя, которое мне дали родители, с другой, я чувствовала себя немного чужой, посторонней. Все вокруг жили обычной, размеренной, повседневной жизнью. А я ощущала себя отпускницей. Гостьей, приехавшей на время.

Брат советовал не переживать и ни о чём не думать. Легко сказать.

Катюха, с присущем ей энтузиазмом и неуёмной энергией пыталась отвлечь меня разговорами, загружала мелкими домашними делами, расспрашивала о жизни. Я рассказывала ей о Франции, о Леоне, каждый раз с затаённой радостью возвращаясь в своё прошлое, полное любви и тихого счастья. О Борисе и нашей с ним истории молчала. Первая любовь принесла мне слишком много боли.

Из-за вынужденного безделья и неопределённости чувствовала себя неприкаянной. Даже ежедневное общение с братом, бесконечные разговоры с Катькой не приносили душевного покоя. Я чувствовала себя лишней. Терзало чувство одиночества и тоска. Я хотела к Леону.

Мне снился наш дом в Везле, солнечные виноградники, озеро, на берегу которого мы впервые стали близки. Глаза Леона. В минуты страсти они становились насыщено-зелёными, тёмными, а когда он смеялся или просто радовался, их зелень делалась светлой, прозрачной, как спелый виноград на солнце. А если Леон огорчался или злился, то зелень его глаз поглощала серая дымка. Подавляла яркий цвет радости и счастья. В жизни это случалось редко, а в моих нынешних снах почти каждую ночь.

– Дай позвонить, Кать? – решила воспользоваться моментом Катюхиной слабости.

Телефон мне не вернули, пароль от ноутбука запретил давать брат. Только однажды я смогла украдкой позвонить Леону с Катюхиного, пока та возилась во дворе, а свой смартфон забыла на кухонном столе. Но Леон не ответил. Был вне зоны доступа.

Я чувствовала себя Рапунцель, запертой в высокой башне. Без общения с внешним миром. Гриша пару раз дал свой телефон, чтобы позвонить тёте Марине и дяде Лёше. И был категорически против моего общения с Леоном.

– Свалил в свою Францию – туда ему и дорога. Не будь дурой, сестрёнка. Он бросил тебя, выбрал брата. Забудь о нём.

Я не верила. Ни Борису, ни Грише. Не хотела верить.

– Подруга ты мне или кто? – надавила, глядя на Катькины душевные метания.

– Конечно, подруга. – стушевалась Катюха, но тут же поджала губы. – Но мы с Гришей считаем, что тебе не нужен этот Леон.

– То есть, своего мнения у тебя нет? – разозлилась я. – Вторишь Грише, как попугай. Совсем подмял тебя, брат? И какое право вы имеете запрещать мне что-то, решать, с кем мне общаться? Я что, рабыня? Или в плену у вас?

Катюха совсем растерялась, заморгала часто-часто, на глазах блеснули слёзы. Всё-таки какая она дурочка влюблённая! Брат сумел воспользоваться этим, совсем подружку под себя прогнул.

– Ладно, Кать. Прости. – постаралась смягчить свой выпад. Ну что с неё взять? Раба любви, блин. Ещё и беременная.

На моей карте на имя Виктории были деньги. Куплю себе недорогой смартфон и симку, раз уж выбралась первый раз за долгое время в город.

– Зайдём по пути в салон связи?

– Да. Конечно. – подружка виновато опустила голову. Порылась в сумочке в поисках денег.

Раздражение утихало, оседало, как пенка на капучино, присыпанная сахаром вины. Зря я на Катюху налетела. Ну вот такая она. Мягкая, поддающаяся влиянию более сильных людей. Всегда такая была. А у Гриши, и правда, не забалуешь.

– Лир, прости, я правда не хотела тебя обидеть. Не думала, что это всё так серьёзно для тебя. – в тихом голосе подружки звенели слёзы.

Я не хотела быть причиной ссор между братом и Катюхой и с деланным равнодушием отмахнулась рукой.

– Забудь, Кать. Сама справлюсь.

Мне уже было не до этого разговора. Напряжённо смотрела на припарковавшуюся у здания напротив знакомую машину. Вышедший со своего места водитель открыл для пассажира заднюю дверцу автомобиля. Я замерла в тревожном, тяжёлом ожидании.

Изящная женская туфелька на высоком, тонком, как хирургический скальпель, каблуке опустилась на асфальт. Диана, приняв протянутую водителем руку, грациозно вышла из машины. Не обращая внимания на окружающую обстановку, обернулась к раскрытой дверце. Улыбаясь, протянула руку кому-то в глубине автомобильного салона.

Моё дыхание сделалось рваным, как и толчки сердца. Если я мечтала никогда больше не сталкиваться с ней и Борисом, то в этом городе, видимо, это не реально.

– Лира? – где-то на заднем плане глухо, как сквозь вату, слышался тревожный голос Кати. – Что с тобой? Тебе плохо?

Я медленно, как во сне, качнула головой, наблюдая, как из высокой машины неловко выбрался малыш, и сейчас, держа Диану за руку, весело, вприпрыжку шёл рядом с ней по алее к широкому крыльцу здания напротив.

Я уже не раз принимала решение быть сильной. Не оглядываться на прошлое, идти вперёд. У меня получалось. Иногда с трудом, иногда легко, если была чья-то поддержка. Я была сильной! Ровно до той минуты, когда начинала думать и вспоминать моего погибшего малыша. Тогда

боль возвращалась и скручивала меня в тугой узел, и не было сил противостоять ей.

– Лир, всё нормально? Мы идём? – расплатившись за чай и пирожные, Катя настойчиво теребила меня за плечо, а я не могла отвести глаз от сына Бориса и Дианы.

Малыш, подняв лицо к матери, что-то весело говорил ей. Диана ласково улыбалась сынишке и кивала в знак согласия. Присела перед ним, пачкая в пыли подол лёгкой расклёшенной юбки, и заботливо поправила одежду на малыше, застегнула молнию на детской курточке.

Они выглядели совершенно счастливыми и довольными друг другом. Мама и сын. Прекрасная семья. Для полной картины не хватало только Бориса. Чтобы он шёл с другой стороны от малыша и держал его за вторую руку. Мальчишка поджимал бы на ходу ноги, а родители поднимали бы его высоко-высоко, держа за две руки.

Картинка перед глазами стояла такая яркая, натуральная, что пришлось сморгнуть её, чтобы вернуться в действительность. Диана с малышом уже заходили в здание. Она терпеливо придерживала тяжёлую дверь перед сыном, а он что-то рассказывал, импульсивно и азартно размахивая ручками, и не спешил заходить вовнутрь.

– Лир? Куда ты смотришь? – Катюха проследила за моим взглядом и озабочено нахмурилась. – Кто это? Ты знаешь их?

С трудом отвела глаза от двери, за которой скрылись Диана с сынишкой, и проглотила ком в горле. В висках пульсировала взбесившаяся кровь, сердце вместе с болью рвалось наружу, пробивая рёбра.

Изо всех сил сжала кулаки и прикусила щёку изнутри, усмиряя разбушевавшиеся эмоции. Боль, невольную зависть и ревность к их счастью, свою тоску по погибшему малышу. Мой сынок сейчас был бы примерно такого же возраста. Также скакал бы вприпрыжку по аллеям южного парка, болтал без умолку и собирал для меня букеты из опавших листьев.

На негнущихся ногах вышла из кафе. Тело не слушалось, все мышцы свело в болезненном спазме.

– Что там? – кивнула на здание на противоположной стороне улицы, не в силах оторвать взгляд от давно закрывшихся дверей.

– Там? – подружка озабоченно смотрела в телефон, проверяя время, и даже не подняла головы. – Какая-то частная клиника. Дорогущая. Пойдём, Лир. Скоро Гриша домой вернётся, а нам ещё в сотовый зайти нужно.

Дома закрылась в своей комнате. Забралась на кровать, села поудобнее, подоткнув подушку под спину, и в сомнениях, уставилась на светящийся экран новенького телефона. Позвонить или написать? Ответит? А если Борис был прав, и кольцо Леон вернул, как отступной подарок? Тогда не ответит.

Сейчас услышать родной, тёплый голос хотелось до слёз. Чтобы утешил, успокоил, как всегда, внушил уверенность в себе, в нас. Я скучала по Леону. Мне так не хватало его спокойной, надёжной силы. Его нежности, заботы. Не знаю, чтобы я сейчас отдала, только чтобы уткнуться носом в твёрдую грудь, вдохнуть его запах, почувствовать себя дома.

По памяти ввела пароль к своей учетной записи и вошла в облако. Открыла файл с сохранёнными фотографиями.

Здесь была вся недолгая история последних четырёх лет, а главное, здесь лежали самые любимые фотографии моего Леона. Тогда ещё моего, сейчас уже не знаю.

Медленно листала кадр за кадром. Вот Леон за рулём маленького трактора, тянущего за собой прицеп, гружённый ящиками и корзинами с виноградом. Улыбается белозубо, сдвинув козырёк кепки набок, подмигивает мне. Леон не гнушался никакой работы, говорил, что ему в кайф дни напролёт проводить на виноградниках.

На этой, – Леон сонно прищурился, а на губах немного ленивая, но многообещающая улыбка. Я ухватила самый первый момент пробуждения. Это было замечательное утро, наполненное солнцем, тягучей негой, неспешной лаской и нежностью.

Ещё одна любимая – Леон стоял по пояс в воде. Закатное солнце окрасило в цвет тёмного золота широкие плечи, красивую спину с чётко прорисованными рельефами мышц и ложбины позвоночника. Капельки воды на кончиках волос, на плечах, на покрытых мурашками бицепсах рук. Он смотрел вдаль, на покрытую рябью водную гладь озера, на заросший осокой противоположный берег. Что там привлекло его, я не обратила внимания, любовалась на красивого парня, стройного, великолепного, как неземное божество.

Много наших общих фотографий, селфи. Везде мы смеёмся, целуемся, обнимаемся. Мы были абсолютно счастливы, веселы и беспечны. Наслаждались друг другом и каждым днём.

Всё разрушено, растоптано всплывшей правдой о моём прошлом, о постыдной, скандальной связи с его женатым братом. Пусть я не знала о том, что Борис несвободен, это не делало наши с ним отношения менее непристойными.

Зажмурилась до чёрных мушек в глазах, до ярких, расплывающихся пятен под веками.

В конце концов, стоило всё-таки попробовать. Набраться смелости и написать Леону. Мне нужно поговорить с ним, рассказать. Уверена, что Борис и Диана объяснили, почему так отреагировали на меня, в чём причина. Но ведь была ещё и моя версия.

“Леон, это мой новый номер телефона. Позвони как сможешь. Лира.”

Нажала кнопку “отправить”. Сообщение было моментально прочитано, но ответа не поступило. Несколько долгих минут напряжённо гипнотизировала экран. Наконец, пришло уведомление о полученном СМС. Дрогнувшем пальцем ткнула в иконку “прочитать”.

“Лира, ты родила от Бориса ребёнка?“

Закусила губу.

“Сына. Но малыш умер при родах.“

Значок погас. Леон вышел из переписки.