Бывший. Цена твоей любви

Глава 20

Дом устало затих, только скорбь и тяжёлый дух похорон ещё незримо витали в воздухе тёмных, спящих комнат. Запахи табака, женских духов, спиртного, октябрьских хризантем. Казалось, что весь он пропах поминальным обедом и чужими людьми.

Портрет Дианы в гостиной, крупные головки цветов в вазе рядом. Остановился напротив, пытаясь в полумраке вглядеться в лицо на фотографии. Говорят, она была хорошей матерью для Миши. Любящей. Монстры вообще умеют любить?

В кабинете брата горел тусклый свет настольной лампы. Я решительно открыл дверь.

"Если любишь – борись! Хочешь чтобы простила – соверши подвиг, сделай что-то, что поможет вернуть её. Поступок, достойный мужчины. Докажи ей, что ты готов для неё горы свернуть."

Слова Федотыча подстегнули мою решительность. Именно это я и собирался сделать, а он только добавил уверенности, что я должен действовать. И пусть даже это будет против моей семьи, разрушит её, но Лира достойна того, чтобы восторжествовала справедливость.

Борис сидел за рабочим столом. Как ни странно, но без неизменного пиджака и галстука. Рукава рубашки закатаны, ворот расстёгнут, в руке тяжёлый стакан с виски. Словно снял свою броню и стал просто человеком. Уставшим, опустошённым, придавленным горем. Ни словом, ни действием не отреагировал на шорох открываемой двери, только поднял на меня пустой взгляд.

– Объяснишь? – бросил перед ним на стол папку с результатами генетического теста.

– Что это? – его лицо не выразило никаких эмоций. Ни любопытства, ни интереса, ни беспокойства. Не человек – робот.

– А ты почитай, брат. Очень занимательная штука.

Толстое дно стакана с глухим стуком ударилось о поверхность стола. Борис нехотя взял папку, открыл, внимательно изучил содержимое. И ухмыльнулся.

– Накопал-таки. Шустрый ты, брат. Как догадался?

– Родимое пятно.

– Пятно?

– Да. У Мишки на ноге. Точно такое же у брата Лиры. Только на руке. Ты знал?

Борис оттолкнул от себя папку и снова потянулся за стаканом.

– Лира рассказывала. – не стал ничего отрицать, оправдываться, показалось, что в его голосе даже облегчение просквозило. – Это у них семейное. Из поколения в поколение. Все мужчины помечены.

– Как, Борь? Как так получилось? Рассказывай, я хочу... должен знать правду.

Во мне снова закипала злость, желание тряхнуть брата за плечи, расшевелить, заставить хоть что-то чувствовать. Стыд, сожаление, вину.

Борис с силой растёр ладонями лицо, тряхнул головой и горько улыбнулся.

– Ты точно хочешь знать, Лёнь? И даже морду мне бить больше не кинешься? – горькая улыбка сменилась на ироничную и усталую.

Положил руки на стол и сцепил пальцы в замок, демонстрируя, что я само внимание.

– Не считаешь, что разговор немного не ко времени? Я сегодня жену похоронил. Может, выпьешь со мной?

– Сочувствую, но признаюсь честно – Лира мне важнее, чем твоё горе и твоя жена. О покойниках плохо не говорят, поэтому оставим Диану, земля ей пухом. Поговорим о живых. О Лире.

– Что ты хочешь узнать? – Борис устало потёр лоб.

– Всё, Борь. Давай, как брат брату. Хоть раз в жизни поговорим по душам.

– По душам я не умею. – с ухмылкой качнул головой.

Борис даже не подумал снять маску иронии, за которой прятал боль. Но я всё равно видел её. В его глазах. Пустых, потерявших разом и холод, и лёд, и хоть какие-то признаки жизни.

– А ты попробуй. Это несложно. А иногда и полезно облегчить душу.

– Хорошо. – Борис болезненно поморщился и растёр ладонью грудь в районе сердца.

Оно у него есть? Если болит, значит, должно быть. Может, сейчас тает кусок льда, который был у него вместо этого горячего, живого органа, просыпается, и оттого боль?

– С чего начать?

– С самого начала.

Брат потянулся за пузатой бутылкой, стоящей на краю стола. Плеснул из неё в свой стакан.

– Ну причину, по которой я женился, ты знаешь. – качнул бутылкой в мою сторону. – Может, выпьешь? Разговор долгий.

На отказ только пожал плечами и сделал большой глоток. Даже не поморщился.

– Последние годы отец терял хватку, неразумно вкладывал деньги в заведомо провальные проекты, и наш бизнес шёл ко дну. После его смерти остались только долги и обязательства. Женитьба на Диане была прекрасным способом поправить дела. Её отец готов был покрыть наши долги. – Борис зло ухмыльнулся и сделал ещё один глоток виски. – Но у него было условие.

Борис замолчал. Качнул опустевший стакан, глядя на подтаявшие в нём кубики льда.

– Наследник? – я скрипнул зубами.

– Наследник. – брат согласно кивнул. – Ему нужен был внук. Диане доверить свой бизнес он не мог. Она была просто избалованная дочь, ничего не смыслящая в делах. Ему нужна была страховка, что деньги останутся в его семье. Внук.

– Тогда почему не родили своего? Диана не хотела портить фигуру? – я зло ухмыльнулся. С неё станется. Своей внешностью покойница занималась с фанатичной одержимостью.

– Она была бесплодна. Ошибка молодости. Аборт в шестнадцать лет. Тесть, конечно, не знал об этом. Я, когда женился, тоже.

– Два года я старательно работал над этим. А Диана знала о своём диагнозе и молчала. Не понимаю, на что она надеялась. – Борис ухмыльнулся, тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла. Повертел стакан, не зная, чем занять руки. – Тестю становилось всё хуже, и уже было понятно, что ему осталось совсем немного. Он пригрозил, что отпишет бизнес и всё своё состояние племяннику. Устроил выволочку Диане. Тесть, как и ты, считал, что она просто не хочет портить фигуру. Мне даже пришлось защищать её, заверять, что мы стараемся.

Брат зло ухмыльнулся. Отставил стакан и, положив локти на подлокотники кресла, сомкнул пальцы в замок.

– Дианка рыдала. Я успокаивал. И тогда она призналась мне, что бесплодна. Это был тупик.

Борис поджал губы, смотрел сквозь меня, полностью уйдя в воспоминания, а я молчал, боясь спугнуть эти мгновения откровений.

– Мы решились на суррогатное материнство. Всё делалось в глубочайшей тайне. – нервный смешок прозвучал издёвкой. Над собой, над прошлым, над их с Дианой решением. – Как только всё получилось, мы объявили, что Диана беременна и она уехала в Испанию. "Вынашивать". Подальше от глаз родственников.

– А Лира?

– Мы познакомились случайно. – лицо брата вдруг просветлело, улыбка из злой и усталой на секунду превратилась в нежную.

Он любил её, сейчас, глядя на резкие метаморфозы, происходящие с его лицом, я понял это. Никогда раньше не видел, чтобы глаза Бориса вспыхивали от переполняющих его эмоций. И как бы он не пытался прятать свои чувства под бронёй холодности, глаза его выдали.

– Столкнулись на улице, я сбил её с ног. Извинился, и сам не знаю почему, пригласил её на ужин. – пожал плечами, удивляясь себе самому.

– Понравилась. – внутренне корёжась, подсказал брату очевидное.

– Лира зацепила с полувзгляда. – тихий голос Бориса наполнился мечтательностью, а я чувствовал, как внутри меня скрежещут по потрохам отросшие на щупальцах ревности, когти. – Она была такая юная. Нежная. Скромная. Совсем не похожа на Диану.

Чувствовал, как щупальца потрошат меня. Сцепил покрепче зубы и сжал кулак. Нужно выдержать и выслушать всё до конца.

– А что стало с ребёнком от суррогатной матери?

– Эта дура потеряла его. – Борис зло хрустнул пальцами. – Решила прокатиться на самокате по набережной и столкнулась с ещё одним таким же чокнутым самокатчиком. Срок был совсем маленьким, и она прекрасно себя чувствовала, подумала, что прогулка на самокате не может навредить беременности.

– И ты решил использовать Лиру.

– Это был крах нашего плана. Мы уже оповестили отца Дианы. Он ждал.

– Что стоило вскружить голову молоденькой девчонке? Подарки, цветы, ухаживания, красивая жизнь. – я цедил сквозь зубы продолжая беситься, представляя, как брат обхаживает мою певунью.

Картинки были красочные, яркие настолько, что пришлось зажмурить до чёрных мушек глаза, только бы не видеть этого.

– Да. – спокойно, словно разговор шёл не о Лире, а о совершенно чужом человеке, подтвердил Борис. – Я решил, что заделаю ей ребёнка. Новую суррогатку искать времени не было, а Лира молодая, здоровая. Потом дам ей денег. Надавлю, если придётся. Уговорю.

Я слушал и не верил своим ушам. Как далеко может заходить подлость, жажда денег. Как легко брат решил судьбу молоденькой девочки, отвёл ей незавидную роль.

– Соблазнить её не составило труда. Лира, как любая женщина, купилась на красивые ухаживания, внимание, цветы и подарки.

По моим меркам, цинизм Бориса зашкаливал, просто сбивал с ног. Я смотрел на брата и всё больше поражался его беспринципности, алчности. Родные ли мы вообще? Может, один из нас приёмыш, как Мишка? Складывалось впечатление, что в нас с Борисом бежит разная кровь.

Брат словно не видел, не чувствовал моего желания вцепиться и вытрясти из него его подлую, чёрную душу.

– Лира была совершенно неопытна и доверяла мне. Я соврал, что предохраняюсь, а она поверила. И очень быстро забеременела.

– Какой же ты гад! – не удержался, просипел сдавленным от бешенства горлом. Сжал кулаки до ломоты в пальцах. – Подлый, циничный мерзавец.

– Да, я такой. – скривился в угрюмой ухмылке Борис. – Продумываю на сто шагов вперёд. Только здесь не рассчитал. Сам влюбился, как ненормальный.

– Влюбился? – я задыхался от гнева. – Разве с любимыми так поступают? Ты себя только любишь. И деньги.

– Представь себе, влюбился. – Борис положил сомкнутые в замок руки на стол и всем телом поддался ко мне. – Ты же знаешь, какая она. Как живой родник. Чистая, звонкая, искрящаяся. Полная жизни. Она одна на миллион такая. Рядом с ней я был живым. Первый раз в жизни почувствовал себя любимым, нужным. Не потому, что богат или умею делать деньги, не как источник доходов, а просто мужчина.

– И предал её! – схватил за грудки, сминая в кулаках хрустящую, отутюженную ткань рубашки. – Ты не просто предал, ты продал её! За наследство тестя! За вонючее бабло! За Диану свою, полоумную!

– Я не хотел забирать у неё ребёнка! – Борис отбросил мои руки, оттолкнул и сам откинулся на спинку кресла. – Я передумал. Искал выход. И нашёл бы, но не вовремя вмешалась Диана.

– Я сам виноват. Настолько увлёкся, что совсем отдалился от Дианы. Не отвечал на звонки, стал реже летать в Испанию. Вся моя жизнь вертелась вокруг беременной Лиры. – Борис устало прикрыл глаза, потёр дрожащей рукой лоб. – Диана была чертовски ревнивой и подозрительной. И настолько взбалмошной, что наплевала на конспирацию и сама вернулась в Россию.

Я следил за каждым его движением. Видел, что ему тоже непросто давался этот разговор. Борис как бы ни пытался спрятать свои чувства под маской хладнокровия, они прорывались неосознанными движениями. Тело предавало его.

– Сняла квартиру рядом с домом, в котором мы жили с Лирой, и следила за нами несколько дней. Потом не выдержала, дождалась когда я уйду, и заявилась прямиком в нашу квартиру. Избила Лиру.

"Наша квартира". По горлу расползалась горечь. Жгучая, разъедающая. Ревность, боль за мою певчую птичку, желание врезать по холёной морде братца, всё перемешивалось в огнеопасный коктейль и грозилось разнести и кабинет, и Бориса, и меня.

– Роды начались внезапно, на два с половиной месяца раньше срока. Я прилетел, как только Лира позвонила. Она плакала. Я смотрел на её разбитые губы, на ссадины на лице и хотел придушить Диану собственными руками. – Борис с хрустом сжал кулаки, скривился в злобной гримасе. – Я ненавидел жену в тот момент.

– Почему же отдал ей ребёнка? Ты не боялся за сына?

– Дианка думала, что Лира – та самая суррогатная мать, которой подсадили эмбрион. И что Мишка – её родной сын. Она любила его.

– Так любила, что чуть не убила?

Кажется, я уже перестал удивляться насколько безбашенной была Диана. И тому, что Борис и сейчас пытается её защищать.

– Знаешь, Мишка же родился очень слабым. У него были проблемы с дыханием. Он почти два месяца провёл в детском отделении, в реанимации. За его жизнь боролись лучшие неонатологи столицы. Диана всё время была с ним. Если не пускали к малышу – сидела под дверями. Она очень хотела ребёнка, мечтала о нём. – в голосе брата, вдруг, появились нотки оправдания. – Мы и сюда перебрались из Москвы только из-за Миши. Ему не подходил столичный климат. Здесь, у моря, у него совсем прекратились приступы. Диана была согласна хоть в тьмутаракань, лишь бы сыну было хорошо.

– Борь, ты должен вернуть Лире сына. – прервал его хвалебные речи о жене.

Брат заткнулся, словно на полном ходу врезался в стену. Скрестил руки на груди, моментально превращаясь в себя прежнего – жёсткого и хладнокровного дельца.

– С чего это? Миша – мой сын и никому отдавать я его не собираюсь.

– Но Лира должна знать, что её ребёнок жив и здоров.

– Зачем? Прошло четыре года, она похоронила его и давно оплакала.

– Это для тебя прошло четыре года, не для неё... Она была Викторией и ничего не помнила благодаря твоей жене. – напомнил я о том, что сделала Диана – Лира должна знать, что Миша её сын.

– И как ты себе это представляешь? Приведёшь её сюда и покажешь Мишу? “Лира, познакомься – это твой сын”?

– Да. Только скажешь ей это ты.

Что-то мелькнуло в глазах Бориса. Словно его осенило. Посетило озарение.

– Приводи. – медленно кивнул и опустил взгляд, пряча под прикрытыми веками свои мысли. – Если тебе её не жалко.

Нутром почуял, что брат снова что-то задумал. Обидеть Лиру я ему не позволю.

– А тебе? Тебе было её жалко? Как ты жил все эти годы, Борь? Как спал? Спокойно? – знал, что взывать к его совести бесполезно, но, чёрт возьми, хоть какие-то зачатки этого чувства у него должны быть? – Как вы с Дианой жили? Совесть не мучила? Отнять ребёнка и убить его мать, чтобы не мешалась под ногами?

– Я не убивал её. – прорезалась сталь в его голосе. – Я её любил. И если бы Диана не вмешалась, не стал бы забирать Мишку. Я уже был готов оставить его Лире. Я придумал бы что-то ещё. Но Диана сообщила отцу, что родила. Сразу. Прямо в роддоме, пока Лира была под наркозом.

Если это любовь, то я Юрий Гагарин! Меня рвало на части от его слов.

– С любимыми так не поступают! Слишком дорого обошлась твоя “любовь” Лире. – мой голос скрипел, я с трудом удерживал себя, чтобы не врезать брату ещё раз. – Ты пошёл на поводу у Дианы. Сломал жизнь молоденькой девочке, а твоя жена пыталась убить её! Ты доверил ребенка Лиры алкоголичке и истеричке!

– Она не пила тогда. – повысил голос брат. – Да, была взбалмошной, но не пила! Это началось потом. Я только сейчас понял, что с Дианой происходило. Это была не только ревность. Она совершила преступление и её мучила совесть.

– Вот это навряд ли. – я усмехнулся. – Скорее страх. Боялась, что правда рано или поздно всплывёт. Про то, что у вас обоих отсутствует совесть я уже давно понял.