Я скажу всё, что думаю,
Во мне бушует пламя, я устал от того, как всё было раньше… ©
Harry
Дерьмово, когда все так совпадает. Ты сидишь на кладбище и смотришь на холодное надгробье. «Здесь покоится…».
Здесь моя милая Джемма. Мой светлый кусок воспоминаний. Я помню тот день. Полностью.
У Джеммы поднялась в тот летний вечер высокая температура. Насчет беременности не знал никто, кроме меня и Зейна. Отец позвонил мне около девяти часов вечера, сообщив, что ей нехорошо. Я сказал, что немедленно приеду, хотя до этого торчал в офисе. Но Эдгар заверил меня, что паниковать не стоит. Спустя четыре часа он снова позвонил, попросил меня взять парней и съездить на сделку. Он сказал мне про Фьерро. Сказал, что тот прячет какое-то дерьмо в своем компьютере, и я, заинтересовавшись, немедленно вызвал Зейна, чтобы тот отвез Джемму в госпиталь. Отец попросил позвонить ему и немедленно отправить в наш дом.
Малик беспрекословно примчался на вызов. Но там, как оказалось позже, моей сестре совсем стало паршиво, и тогда отец приказал везти ее прямиком в Нью-Йорк. Зейн… Чертов мудак… он по какой-то причине вначале свернул из Бостона в Челси, помчавшись через тот самый мост. Блядский мост. Блядские тормоза. Я узнал об этом только сейчас, тогда экспертиза подтвердила несчастный случай. Знаю я эту продажную экспертизу, мать ее. Это все Эдгар. Сукин сын. Убил собственную дочь. Беременную…
Плевать, что он не знал об отношениях Зейна и Джеммы. Я сам не сразу об этом узнал. Он все равно все подстроил, все равно отправил Малика на верную гибель. Сука! Да он хотя бы всплакнул? Хотя бы один раз? Я не помню с похорон ничего. Вообще не помню. Я был в стельку пьян. Мать орала в комнате наверху после похорон, до тех пор орала, пока не приехал доктор и не всадил ей огромную дозу успокоительного препарата. Я около двух недель пил и шатался по клубам. Я не видел света. Все вокруг было погружено во мрак… Стоит ли вспоминать, сколько всего у нас было с Джеммой? Ее глаза всегда светились радостью. Она вообще была беззаботной и легкой. Конечно Зейн приметил ее. Только я до сих пор не пойму, почему он не сказал об этом Джен? Она сильная… Черт, она очень сильная. Тогда на мосту… Я открылся ей тогда на мосту, да. Мне не было стыдно от этого или еще что-то в этом роде. Я просто рассказал ей, что у меня тоже есть чувства, что я не бессердечная мразь. Хотя в отношении ее — да, я мразь и у меня нет сердца. Мне все время хочется сделать ей больно. Хочется видеть злость с ее черных глазах. Она…
Блять, как она смеялась, когда тот мудак упал на нее, в парке Бостона. Я вспомнил, как мы делали то же самое в лесу. Я упал на нее, вдавливая в снег. Тогда она вдруг стала такой…
Не знаю я, какой она стала. Мне все равно, окей? Я приехал на кладбище Гарден не для того, чтобы в мою башку прорывались мысли о ее сочных губах, запахе духов и гладкой коже ее груди, живота, бедер…
Мать твою, хватит! Веду себя, как дебил. Раз за разом мчусь в «Фелисити», трахаюсь черт пойми с кем, чтобы все равно в штанах продолжался пожар. Блять-блять-блять, ненавижу всю эту херню с эмоциями. Только секс, только голый секс, ничего более…
— Я назвал ее «ma poule», — сказал я вслух и, приподняв бутылку виски, добавил: — За тебя, Джемма.
Я сидел на холодном камне ее надгробия. Пить много не собирался. Мне еще в спортзал. Надо надрать зад этому Патрику… Ну, или Дженни, как вариант.
— Нет, я уверен, она искала перевод, — продолжил я посмеиваться. Было холодно. Хорошо, что захватил кожаные перчатки, иначе сейчас пальцы примерзли бы к стеклу бутылки. Я сделал небольшой глоток, можно сказать, просто смочил губы. — Ты только представь ее лицо, сестренка, когда она перевела мои слова. Явно решила, что я назвал ее курицей, — мне стало искренне смешно, и я принялся заливисто хохотать. Поперхнулся холодным воздухом и закашлялся. — Ладно, Джемма, — сказал я, когда веселье улетучилось, а небо стало темнеть. Зажигались фонари. — Мне пора. Прости, что так редко прихожу. Я… мне как-то не по себе… Понимаешь? — я сомкнул пальцы перед собой, уперев локти в колени; бутылка стояла у моих ног. — Я не хочу говорить с этим камнем, мне нужна ты. Ты всегда смотрела мне прямо в глаза. Я помню, как тебе было стыдно, когда ты влюбилась в того урода из старшей школы. Ты так и не узнала, что это я сломал ему нос. Вот теперь знаешь. Прости, но он был реальным уродом. Нормальные парни не говорят о девчонках гадостей. Так что не думаю, что ты расстроилась бы, узнай кто накостылял ему, — и я вновь повторил, уже поднимаясь, — ладно, я пойду.
Наклонившись, я ухватил бутылку за горлышко, собрался было попрощаться, когда вдруг заметил проходящую по дорожке девушку с небольшим спортивным рюкзаком за плечами. Ее волосы были собраны в неряшливый пучок, а на ушах были белые пушистые наушники. Я узнал эту походку — немного твердая для женского пола поступь, и это означает, что девушка увлекается спортом; плавное покачивание бедер; ровная линия спины. Она никогда не сутулит плечи. Джен. Ее подбородок приподнят. Она всегда при мне делает так же, словно уверяет и себя, и окружающих, что она никогда не сдается.
Мне было интересно наблюдать за ней, ведь эта девушка обладала упрямством, которое мне нравилось подавлять в ней. Ее это страшно бесило, а я мысленно смеялся. Еще ее взгляд… Иногда он был жестким и открытым, а порой, как сегодня утром, теплым и смущенным. Я смутил ее, она часто при мне краснела, это нечто. Я понимал, что волную ее, но не мог увидеть ничего, кроме физического влечения. Было ли у нее ко мне что-то еще?
Дженни меня не заметила. Я стоял теперь в тени дерева, осторожно выглядывая из-за него. Расстояние примерно шестнадцать ярдов. Хорошо, что уже стемнело, она меня не увидит. Черт, да, я понимаю, что подслушивать в такой момент не слишком красиво, но я любопытная скотина, идет? Вот и все, значит, буду изучать ее слабости и… Паршивая мысль проскочила в голове, от которой стало горько во рту, и я сглотнул. Я вдруг подумал, что Дженни становится лишь сильнее в моих глазах, когда позволяет выбираться наружу своим слабостям. Это странно…
— Что она там бормочет? — прошептал я себе под нос, изо всех сил напрягая слух.
— …ты знал об этом? О, не думаю, — ветер донес до меня обрывок фразы, — Стайлс… на тренировку… Конечно, он все равно паршивый, но… Думаешь, ревнует? — «Что? Я? Я ревную?». — Мне жаль…
Я нихрена не разобрал. Она говорила слишком тихо. Привалившись спиной к дереву, скрывшись за толстым стволом, я задумался. Действительно, ревную ли я ее? Ну… э-э-э… Ну, это примерно так: я к ней немного привязался, она мне симпатична, но нет, я не ревную. Что такого, если мне хочется любому прикоснувшемуся к ней сломать челюсть? Пф… Это нормально.
Черт, Гарри, это НЕ нормально. Так что… Мудак ты долбанный, утешай себя дальше, но тебе нравится эта малышка…
— Я люблю тебя, милый… — снова порыв ветра принес ее слова.
Пошла к черту. Он мне совсем не нравится. Признается в любви тому, кто ее предал, извращенный ум, не иначе.
Незнакомая горечь во рту вынудила меня сделать еще глоток виски, на этот раз побольше предыдущего. После я прижался затылком к стволу, прикрыл глаза и выдохнул, отчаянно захотев курить. Теперь я делал это реже, собираясь завязать с сигаретами, но не думаю, что у меня выйдет.
Гравий захрустел под ее ногами, когда она прошла мимо и направилась к воротам. Я следил за ней глазами, буравя тяжелым взглядом спину, а когда Джен скрылась из виду, я вышел и приблизился к могиле Зейна. Постояв немного, глядя на серое пятно надгробного камня, выделяющееся в темноте, я прохрипел:
— Так и быть, за тебя тоже выпью. Покойся с миром, Малик, — проскрипел я зубами и пошел прочь из этого места.
Хорошо, что машину оставил в переулке, иначе Джен раскусила бы меня. Не хотелось бы сталкиваться с ней на кладбище. Это слишком личное. Пусть я рассказал ей много о себе, но видеть все то, что я чувствую, она точно не должна.
Да, дерьмово, когда все так совпадает…
Jenny
Я снова ходила к нему. Зачем я это делаю? Зачем мне это нужно? Я не хочу прощать Зейна, но это как раз та ситуация, когда об умершем человеке невозможно подумать, как о ком-то плохом.
— Джен, ты готова? — в раздевалку весело влетела Хейли, которая пришла на тренировку вместе со мной. Мне не составило труда уговорить ее, стоило лишь упомянуть Стайлса, который тоже собирался прийти. Она ведь не пропустит такое зрелище. — Опять грустная мина, — скривилась Стоун. Ее тонкую фигурку обтягивали черные лосины «Adidas», такие же, как мои, и серый топ. Идентичный комплект был на мне, мы вместе покупали. Только мой топ был черным.
— Так-так-так! Разминаемся! — захлопал в ладоши Патрик, когда я вышла вслед за Хейли в зал. Меня сразу напрягло то, что здесь было так много парней. Издевательство. Сегодня что, день скидок? — Дженни, ты записана на кикбоксинг, я видел твое имя в списке.
— Да, так и есть, — улыбнулась я тренеру, а тот с серьезным видом осмотрел меня, будто прикидывая, потяну ли я данный вид борьбы, и проговорил:
— Хорошо, разогрейся и попробуем.
— Поверить не могу, — пропищала Хейли, шутливо ударив меня кулаком в живот. — Ты будешь драться. Это же та-а-ак сексуально. Поскорее бы пришел Стайлс. Пусть увидит, какая бы бойкая.
Я закатила глаза, выразительно цокнув.
Вскоре Патрик поманил меня рукой в сторону ринга, куда я взобралась уже в абсолютном оцепенении. Тренер помог мне со всей этой ерундой, которую нужно намотать на кисти рук, после чего зашнуровал мои перчатки и проговорил, взяв за плечи:
— Главное, дыши ровно, поняла? — я закивала. — В лицо бить сегодня не буду, — обнадежил он, — но имей в виду, это жесткий вид единоборств, потому я, в первую очередь, покажу тебе парочку приемов с задействованием ног. Смотри… — «О, ноги! Я это больше люблю. Никогда не могла усмирить страх перед переломами костяшек пальцев. Не могу даже подумать, как дерутся парни. Жуть». — Так, — внедрился в мой лихорадочный поток мыслей Патрик, внимательно глядя мне в глаза, — ты должна твердо стоять на ногах. Почувствуй почву под собой, поставь ноги на ширине плеч…
— Я об этом знаю, — пробормотала я, — отец учил меня.
— О, тогда еще лучше, — кивнул мужчина. — Значит, встань вот так, — он показал, — и перенеси вес на правую ногу. Она будет опорной. Руки перед собой согнуты в локтях, так ты блокируешь удары, защищая лицо. — Обожаю, когда во время тренировки включают мощную тяжелую музыку, это гонит кровь по венам с бешеной скоростью. Мое сердце загрохотало сильнее. — Теперь медленно подними правую ногу, держи свое тело… Джен, почувствуй мышцы. Все должно напрячься. Напряги пресс. Так… Хорошо… — рука Патрика легла мне на коленный сгиб правой ноги, когда я подняла ее, чуть наклонившись вбок, — вот так, отлично, держи ее. Смотри, — он отошел назад, отпуская меня, и показал, куда ударит моя нога, если я врежу ему с такой позиции. Меня будоражила вся эта ерунда. Я буквально захотела тут же использовать этот прием ногой. — Ты попадаешь мне в плечо. Если нога выше, вырубишь человека одни ударом в голову. Но это можно блокировать, потому я покажу тебе ту же позицию, но ты при этом делаешь вот так…
Патрик так эффектно изобразил прием «вертушка», что мои губы расползлись в восхищенной улыбке. Тренер довольно хмыкнул, и помог сделать мне то же самое, но в замедленном действии. Я поняла одно точно: главное, все это вытворять в ярости. Тогда уж точно удастся снести врагу челюсть…
Я слишком кровожадна?..
В общем, спустя минут двадцать тренировки я была красная от всех этих взмахов ногами и руками. Патрик учил меня держать удар. Рассказывал много всяких интересных штук, поворачивал меня, раскручивал, беспощадно заламывал руки. Я не пискнула, но рычала, как бешеная. Это было чертовски больно и кое-кого мне напоминало.
— И вот так! — выдохнул мне на ухо тренер, обхватив со спины.
— Эй! — окликнул знакомый голос, и мой моторчик подскочил к горлу. Мы с Патриком синхронно повернули головы. — Убери руки, приятель.
Гарри… Ну, мне нечего сказать, кроме того, что я пялилась на него, так же как Хейли, сидящая на скамье. ВОС-ХИ-ЩЕ-НИЕ. Черные джоггеры и совершенно обнаженный торс. Где умирать? Тут можно? Если так дальше пойдет, я просто накинусь на него. Тише-тише, Дженни, остынь. Просто он много тренируется, именно поэтому у него такой идеальный пресс, под идеальными рисунками бабочки и веточек с листьями, что тянутся в разные стороны от низа живота. Такие же идеальные… Эм… Я прервала свои мысли, немедленно вырываясь из рук Патрика, на которого исподлобья смотрел Стайлс, когда, поправляя боксерские перчатки на своих руках, приближался к нам.
Нет, ты серьезно? Мы будем драться? Что-то это паршиво, не находите? Или он это к Патрику идет?
— Гарри, привет, — обрадовался Патрик, и я только закатила глаза, думая, что не стоит удивляться, ведь Стайлса знают все. — У этого парня сильнейший удар правой, признанный мастером спорта по боксу, — уже мне объявил тренер, а я развела в ответ руками.
— Мне сразу упасть на пол? — съязвила я.
Конечно глаза Стайлса горели лютым огнем, что предвещало мою погибель во всех смыслах. Особенно в физическом.
— Давай! — похлопал парень в перчатки, улыбаясь мне. — Патрик, будь поблизости, если эта ненормальная вырубит меня. Обещаю смертельно не бить, — хохотнул Гарри, — а тебе разрешаю.
Мне конец. Я сейчас унесу отсюда свои ноги. Как же страшно…
Было поздно что-то предпринимать, потому что Стайлс принялся атаковать, наверняка уменьшив силу своих ударов трижды. Мне было немного неприятно от того, как он попал в мое солнечное сплетение, и я резко выдохнула, немного согнувшись. Это разозлило меня, чего, конечно, и добивался Гарри. Я налетела на него, и мой первый удар угодил в его подставленное предплечье. Он отлично блокировал все, что я там слабо ему наносила. Самой стыдно стало. Тогда, загоревшись желанием, накостылять Стайлсу, я ударила его ногой в бок, чего Гарри, вероятно, ожидал, но позволил мне это сделать. Его снисходительная улыбка вывела меня из себя полностью. И мои действия мало стали похожи на бой, это больше походило на истеричные попытки нарваться на чужой кулак. Стайлс дважды ударил меня в ответ: в плечо и по руке, которую я, к счастью, успела подставить. А после меня ослепило от того, как он врезал мне в живот.
Серьезно? Серьезно?!
Мой идиотский удар по его колену, после чего я просто обхватила талию парня и принялась беспорядочно его молотить. Он смеялся, вырываясь, смеялся громко и хрипло, я ненавидела его в этот момент. Он унижал меня, бессовестный. Все смотрели на нас, как на чокнутых. И вдруг, когда Гарри отлепил меня от себя, произошло чудо. Меня как раз спас его смех, я со всей дури влепила ему прямо в челюсть, от чего голова Стайлса откинулась назад — жаль, его волосы собраны в пучок, вышло бы как в боевиках — и парня немного пошатнуло. На миг зависла тишина, а после все загоготали, вразнобой хлопая в ладони. Получи, гад. Вот так тебе.
Меня согнуло пополам, когда я, увлекшись аплодисментами, пропустила удар под дых. Упав на колени, я судорожно хватала ртом воздух, но все же смогла выпрямиться и уставилась на Гарри, прижимая к животу руку в перчатке.
— О… — выдохнула я, заметив капельку крови на его губе, и как дурочка подалась к нему, — прости…
Опасность!
— Гарри! — закричала я на весь зал, потому что этот ненормальный и очень раздраженный парень резко ухватил меня за руку и стащил с ринга, а там и вовсе, взвалив себе на плечо, понес прочь. — Куда… Стайлс! Да отпусти ты!
Хейли хохотала, как истеричка. Собственно, хохотали все. Мне от укачивания стало дурно.
— Я испорчу… твою… спину… — с придыханием проговорила я и посмотрела ниже, — ого, Гарри, у тебя такая…
— У тебя тоже, — хохотнул Стайлс, шмякнув по моей пятой точке перчаткой.
— Куда… ты… меня… тащишь?
Я огляделась, поняв, что мы вошли в мужскую раздевалку.
— Эй! Ты же не собираешься сделать что-то плохое, правда? Га-арри?
Он неожиданно поставил меня на ноги, и я ринулась было убежать, потому что стояли мы в мужском душе. Сердце ухало и ухало вниз, вдалбливая в мою голову одну-единственную мысль: взгляд Стайлса, зубами развязывающего шнуровку своих перчаток, слишком однозначен.
— Тише! — скомандовал он, наконец, сорвав правую перчатку, после чего снял и левую. Я тоже, настороженно косясь на него, развязала и свои, при этом путаясь и нервничая.
Гарри оглянулся на дверь, снова схватил меня за локоть, перетащил за угол, туда, где были кабинки и нас вообще не должно быть видно. Вероятно… только слышно… Потому что, рывком вдавив меня в скользкую стену, Гарри, игнорируя воду, которую открыл, припал своими губами к моим. Я не сдержала вздоха облегчения. Я так хотела его губы, что голова кружилась. Он осторожно, стараясь быть мягче, но все равно нервно торопясь, опустился передо мной на колени и потянул мои лосины вниз, спуская их, после чего сбросил мои кроссовки. Меня не то что трясло, меня колотило. Гарри поднялся не сразу. Он медленно гладил мои бедра, касался губами колен — одной, затем второй, — он был таким нежным, что мое сердце обещало разорваться. В голове гудело, но вода немного приводила в чувства, однако я хватала и хватала ее ртом, после мягко выплевывая вместе с воздухом, когда пальцы Гарри скользнули к бедрам…
Стайлс снова выпрямился, коротко поцеловал, снял с меня топ и опять принялся целовать, но на этот раз глаза, нос, скулы, подбородок. После губы. Его пальцы… они ныряли в мои волосы… он был чертовски нежным.
— С меня хватит… Дженни… хватит… — прохрипел он в мою шею, пальцами скользнув к самому низу моего живота, и поцелуй Гарри стал почти невесомым, когда он словил вздох, что выдохнула я, ощутив его пальцы на самом чувствительном месте. Глаза закрылись сами собой, а ноги подкосились. Но Гарри держал меня, прижимая к стене.
Я не знала, что значат его слова, говорил ли он о нашей ситуации в целом или же именно об этом вечере, но я не особо в этот момент заморачивалась. А потом и вовсе потеряла голову, потому что Стайлс наклонился, и его мягкие горячие губы обхватили мой сосок. Пришлось прикусить язык, чтобы не закричать от острого удовольствия. В глазах потемнело. В горле пересохло. Тело стало слишком чувствительным.
Вторая грудь подверглась той же пытке, я сползала по стене, но Гарри быстро вернул меня в прежнее положение, приспустил свои джоггеры…
Клянусь, он был прекрасен в момент, когда, без труда меня подхватив, осторожно подался вперед. Он был просто невероятно прекрасен в этот миг, медленно погружаясь в меня, от чего я просто шумно выдыхала, не имея сил втянуть воздух обратно. Мои пальцы вцепились в его широкие напрягшиеся плечи, а после я провела ладонями по его мужественному лицу, убирая мокрые пряди волос, выбившиеся из пучка. Он правда сдерживался. Всеми силами. Двигался медленно, глубоко, немного непривычно и больно для меня, но я не соображала ничего, потому что это был он, потому что мне было хорошо в его руках.
Гарри покусывал мою кожу, порой чересчур сильно, но тут же проводил по болезненно пульсирующему месту языком. Я упиралась затылком в скользкую стену, которая холодила мне спину, и смотрела ему в глаза. Он теперь тоже не отрывал взгляда от меня. Смотрел и смотрел, наращивая темп. Мы уже были не одни. Кто-то вошел в душевую. Я от страха расширила глаза.
Гарри хмыкнул, заметив мой испуг, и хрипло выкрикнул:
— Проваливайте!
Раздался мужской смех и присвистывание. Я вспыхнула со стыда, но Стайлс шепнул:
— Все в порядке. Не бойся.
К счастью, свидетели наших деяний ушли.
Но следом опять захлопали двери, донеслись голоса, и Гарри, накрыв мои губы своими, так, чтобы я едва могла дышать, не то чтобы завопить от удовольствия, задвигался быстро и резко. Мои глаза слезились, и я отчаянно втягивала воздух носом, а после Гарри уткнул мою голову в свое плечо, немного подбросил вверх, чтобы взять поудобнее, и мои ноги обвили его талию, когда Стайлс убрал руки, переместив их мне на ягодицы. Он шумно дышал мне в шею, дважды я поймала его приглушенный стон, и вот именно от этих звуков внутри меня все содрогнулось.
Я провалилась в бездну под названием Гарри Стайлс. Стремительный и целеустремленный парень, который взял меня почти на глазах у всех. Только он мог так поступить.
Я прикрыла глаза, снова откинув голову, и сильно всадила ногти в его плечи, почувствовав пульсацию внутри, перед глазами замелькали белые пятна, а с губ все равно сорвался стон, который Гарри тут же приглушил своими губами. Я почти кусала его, дрожа и выдыхая через нос. Меня всю трясло, когда парень, оторвавшись от моих губ, резко вышел, отчего я повисла на нем, уже совсем ослабшая и безвольная. Стайлс уперся одной рукой в стену рядом с моей головой, второй придерживая меня за талию. Его дыхание опаляло мои глаза. Мои закрытые глаза. Мир обещал стать другим. Ведь все, что случилось, несмотря на стремительность и спешку, было потрясающим. Это действительно потрясло меня до глубины души. Я правда не смогу без него. Он другой.
Это не из-за секса. Это из-за того, каким был Гарри. Он сейчас, упираясь в эту стену уже обеими руками, потому что поставил меня на пол, с этой опущенной головой, с этими приоткрытыми чувственными губами, по которым стекала вода, был беззащитен. Он выглядел так, словно сам понял, что открылся мне.
Я затаила дыхание, когда он медленно поднял на меня глаза.
Удар сердца.
Второй.
Третий.
Ком в горле.
Малахитовая сияющая зелень, большие зрачки, подрагивающие губы. Взгляд в душу. Взгляд в самую суть. Он так беззащитен, словно напуган.
— Я…
— Джен, нужно одеться.
И я подчинилась. Напялила неприятную мокрую одежду, повернулась в нему, тоже одетому в свои штаны. Мой вздох облегчения. Он все еще здесь. Но его взгляд изменился. Уверенный в себе.
Теплые пальцы на моей скуле.
Наклонился.
Губы почти невесомо прижались к моим: очередное доказательство — я теперь не уйду.
Снова глаза в глаза.
— Еще увидимся.
Холод пробирал до костей.
— Хорошо.
Гарри улыбнулся, посмотрев на меня дольше положенного. Кивнул. Его широкая спина, покачивающиеся плечи. Он ушел.