Черная бабочка

Глава 43. «Моя женщина с татуировкой черной бабочки»

Harry

Я похож на мальчишку. Стою в душе под струями воды, опустив голову и думая над тем, как все прошло в гостях у Хлои. Думаю о ее словах: «Если ты чего-то хочешь, Гарри, ты это получишь. Главное, разберись, что тебе нужно. А я буду наблюдать и, знай, моя дочь останется моей дочерью, а ты можешь исчезнуть. Не делай этого, Гарри, если потом собираешься вернуться. Дженни не вынесет второй попытки».

Признаться, страшные для меня слова. Не думал, что умолкну на весь остаток вечера. Даже приехав сюда, в этот дом, даже слушая мягкий голос Джен, болтающей по телефону с Хейли, я все равно ощущаю холодок, бегущий по спине. Потому и не выхожу из душа. Джен тоже притихла. Я больше не слышу ее. Нужно выйти. Знаю, что должен. Но, серьезно, я сейчас как мальчишка.

Я эгоист? Да, я эгоист, потому что хочу слышать признания Джен, а сам молчу. Она наверняка ждет от меня какого-то жеста, но я не уверен… Чувства есть. Не уверен в том, что имею право сказать это вслух. Что если я все разрушу?

Когда выхожу в спальню в одних брюках поверх голого тела, замираю на месте. Становится не по себе.

Что за черт со мной творится?

Смотрю на аккуратно заправленную кровать, как ненормальный, внутри содрогаясь от мысли, что Дженни могла здесь быть с Зейном.

Она заходит в комнату и тоже останавливается. Чувствую ее взгляд и перевожу на нее свой тяжелый взор. Не могу этого скрыть.

Не боится меня, лишь прищуривает глаза и скрещивает руки на груди.

— Гарри? — говорит она вопросительно.

— Как твоя лодыжка? — невпопад спрашиваю я, вспоминая о том разговоре про поход к доктору. Я узнал, какие у нее проблемы. Я все о ней должен знать.

— Лодыжка? — Дженни фыркает, разводя руками. — Доктора пытал?

— Джен, не говори ерунды. Я просто хотел…

— Не бери в голову, — отмахивается она, проходя мимо меня, но я ловлю ее за руку, тяну на себя.

— Прости. Ладно? Я волновался. Это же нормально, верно?

Думает, сглатывает, смотрит мне в глаза. Сразу же ноги наливаются свинцом.

— Не хочу ссориться, — кивает она.

— И не будем.

Прежде чем я понимаю, что происходит, эта непредсказуемая женщина отталкивает меня к кровати. Но я не поддаюсь. Ухмыляюсь и, нагло ее обойдя, встаю спиной к комоду, немного присев на край. Скрещиваю руки на груди, наблюдая за Джен. Пусть первая делает шаг ко мне. Если решится, значит, это та самая Дженни Дэвис, которая ничего не боится и падает в омут с головой.

Она стоит на месте, но я тут же стискиваю челюсти, когда она, не прерывая зрительного контакта, медленно потягивает пояс своего халата. Развязывает его, и ткань бесшумно соскальзывает на пол. Сглатываю, но мысленной пощечиной вынуждаю себя стоять на месте. Не напрасно.

Джен, моя обнаженная Джен, медленно приближается с решительным блеском в глубине глаз. Но я чувствую ее некоторую неуверенность. Пытаюсь отогнать мысли о том, что Малик был ее первым мужчиной. Не лучшее время думать об этом.

Я готов вынести все, что угодно. Только не это.

Дженни мягко разводит мои руки в стороны, и я опираюсь ими на комод, после чего ее проворные пальчики скользят по моей груди, порхают по напряженному прессу, и Джен, опускаясь, легонько касается губами моего живота. У меня в глазах рябит от того, что я сейчас смотрю на Дженни, стоящую передо мной на коленях, Дженни, которая, дышит на мою кожу, невинно скользя ладошкой по брюкам, совсем рядом с ширинкой. Я снова умираю в ее руках. Сколько это будет продолжаться?

Дергаюсь.

— Нет, — говорит она, перехватывая мои запястья. Снова покоряюсь ей, возвращая руки на место.

Смотрю на то, как она прикусывает губу, не решаясь продолжить. Вероятно… Да очевидно, это ее первый подобный опыт! Я не намерен принуждать. Когда-нибудь она сама решит, как ей больше нравится. Но я все еще жду, что она будет делать. Мягко касаюсь пальцами ее скулы, и она, вскинув на меня глаза, медленно расстегивает мои брюки. Глубоко втягиваю воздух ноздрями. Мне слишком хорошо, даже несмотря на то, что Джен почти не касается меня.

Она стягивает брюки с моих бедер, не поднимая глаз. Я нервно переступаю с места на место, сбросив одежду окончательно, и ловлю ее заинтересованный взгляд.

Сглатываю. Ни к чему не принуждаю.

Ее чувственные губы сами неумело и мягко обхватывают головку, и я, закрыв глаза, издаю нечто подобное стону. Но смахивает на рычание. Пальцы непроизвольно погружаются в ее волосы, когда Джен позволяет мне скользнуть немного глубже. Я осторожно подаюсь бедрами вперед. Так, чтобы не спугнуть ее. Она смелая. Моя смелая Джен Дэвис.

Понимаю, что она хочет сделать мне хорошо, но я против, если ей это претит. Но, опустив глаза вниз, я встречаю ее горящий огнем взгляд, и, клянусь, мне делается дурно от нахлынувшего желания. Либо мы сейчас заканчиваем все это моим удовлетворением, либо я немедленно перенимаю инициативу и делаю хорошо ей.

Голова гудит от пульсирующей крови. Во рту пересыхает. Губы Джен сводят меня с ума своими более смелыми движениями. Теряю контроль, когда ее пальчики обхватывают основание, а язык начинает поддевать чувствительную кожу, при этом рука Джен начинает медленно двигаться. Я на грани. Наверняка сейчас все закончится, уже чувствую эту тяжесть, что собирается внизу живота. Но пока не сопротивляюсь. Хочу продлить момент. Слишком хорошо. Запрокидываю голову, морщась и хрипло выдыхая воздух, снова перевожу взгляд на нее. Видит, каково мне сейчас, прибавляет скорости своим движениям, прикрывая темные сверкающие глаза. Вот-вот кончу. Не могу допустить этого. Потому, не давая Дженни возможности воспротивиться мне, бормочу: «С этим как-нибудь в другой раз, детка», и поднимаю ее. Подхватываю под ягодицы и усаживаю на комод, рукой снеся косметику. Ох, прости, милая, я потом куплю тебе новый флакончик духов.

Замираю, застыв прямо перед ней, потому что вдруг осознаю, это наш первый раз после стольких месяцев. Я не имею права торопиться.

Вдыхаю через нос, прикрывая глаза. Мои руки по обе стороны от бедер Дженни. Не смею трогать ее.

— Эй, — она шевелится и касается моей щеки своими дрожащими пальчиками. Открываю глаза, смотрю на нее с мольбой. — Гарри, все хорошо, правда.

Слабо улыбаюсь ей в ответ и, придвинувшись ближе, целую. Затем подхватываю на руки и несу на кровать. Вместе падаем, она на мне. Не сопротивляется, напротив, ей нравится. Я вижу, как нежно она улыбается, прежде чем сесть сверху. Приподнимаю, решая перенести все ласки на второй раз, потому что она тоже готова принять меня, Джен тоже не хочет ждать. Огонь, что горит между нами, не сжигает, он согревает, и я ощущаю как в груди разливается тепло. Бедра Дженни плавно опускаются, когда я вхожу в нее. Она тихо всхлипывает, запрокидывая голову, обнажая горло, на которое тут же ложится моя ладонь, после соскальзывает ниже к ее груди, мягко потягиваю сосок, играю с ним пальцами. Джен стонет. Я не свожу глаз с ее порозовевшего лица. Она наклоняется ко мне, когда я приподнимаюсь, напрягая пресс, и припадает к моим губам. Касаюсь языком ее языка, сильнее прижимая девушку к себе, тяжело дышу, позволяя воздуху вырываться из горла вместе с сиплым стоном. Я тяну Джен на себя, она обхватывает мое лицо ладонями. Ее прикосновения слишком нежные, слишком интимные и любящие. Хочу ее всю без остатка. Себе и никому другому.

Я зверею от этих мыслей, и Дженни ощущает перемены, когда мои руки сильнее сжимают ее бедра. Я все резче приподнимаю упругие ягодицы Джен, и она уже не скрывает удовольствия. Не стыдится его. Не стыдится нас и наших чувств. Наших чувств.

Мне нужно больше. Я приподнимаюсь, принимая сидячее положение, а после и вовсе переворачиваюсь вместе с Джен, опрокидывая ее на кровать спиной. Кончиками пальцев медленно пробегаю по ее бедру, возвращаюсь выше, провожу по ее животу. Смотрю Дженни в глаза. Чувствую, как под моими пальцами подрагивают мышцы ее пресса, а по коже бегут мурашки. Медленно погружаюсь в горячее тело Дженни, снова ловлю ее вздох губами, двигая бедрами. Я устраиваюсь удобнее, целуя ее шею, подбородок, скулы. Прикусываю ее нижнюю губу. В конце концов, не выдерживаю и обхватываю стройное тело обеими руками, подкладывая ладони под затылок Джен. Она чуть запрокидывает голову и томно прикрывает глаза, когда я двигаюсь быстрее. Джен закидывает ноги на мою талию, и запускает пальцы в волосы, сжимая их, от чего я не знаю, как мне успокоиться и не причинить ей боль.

Воздух в комнате настолько напряжен, сгущен, что по моей спине скатываются капельки пота. Мы переплетаем пальцы, когда Дженни шепчет в полном непонимании того, что говорит:

— Я люблю тебя, Гарри… Я так тебя люблю… Только не умирай больше…

Миг застывает, словно кто-то нажал на паузу, как бы пафосно это не звучало. Я действительно останавливаюсь, жду, когда Дженни посмотрит на меня. И она открывает глаза — широко распахивает и хлопает ресницами, приходя в себя. Сглатывает. Ее глаза наполняются слезами.

— Что ты сказала, Дженни? — мой голос звучит значительно ниже обычного, и я тоже пытаюсь проглотить комок. — Прошу… Мне нужно…

Она не решается повторить. Стискивает зубы. Губы дрожат. Ловлю губами слезу, что скатывается по ее нежной коже.

— А ты? — спрашивает она.

Я растерянно и угрюмо смотрю в ответ. Теперь понимаю, что не напрасно вернулся.

— И я, Дженни, я тоже… — Мать вашу, это сложно. Ком в глотке мешает. — Я… да… я, — меня буквально ломает у нее на глазах, ведь я знаю, что чувствую к ней, но, черт подери эту гребаную жизнь, не могу пошевелить языком и произнести такие простые слова. Вдыхаю, вижу весь спектр эмоций на ее лице. Она напугана, в черных глазах проскальзывает разочарование, и я горячо шепчу: — Люблю тебя.

Все летит к черту. Я сказал это. Все летит к черту.

Глаза щиплет. Почему-то больно в груди и горько во рту. Дженни хватает меня за голову, целуя так, как если бы мы собирались умереть спустя пару мгновений. Я осознаю. Я все теперь осознаю.

Снова и снова подаюсь вперед, она плачет. Плачет, а на губах играет улыбка. Она странная.

Я не знаю, сколько продлятся эти отношения, но сейчас мы здесь, и я готов отдать все. Наверняка еще сотню раз пожалею об этом признании, потому что оно выворачивает душу. Это нормально?

Я держу Дженни за руку, мы подходим к тому, что сейчас значит для нас больше, чем обычно. Теперь это несет иной смысл. Мы смотрим друг другу в глаза. Хочу, чтобы ей никогда не было больно, но кто даст гарантию, что я сам не причиню боль? Я не способен это пообещать.

Кажется, теперь все лишь хуже. Теперь я привязал ее полностью. Но страшнее всего то, что привязан я сам. Не знаю, навсегда ли, но надолго. Пусть все так и будет. Моя женщина с татуировкой черной бабочки. Моя.