Черная бабочка

Глава 42. «Это лучшее начало»

Я хотела быть правильной. Я очень хотела поступить правильно. Я много думала, не решаясь повернуться к Гарри.

Он привез меня к моему дому, теперь уже окончательно к моему, и мы сидели на пирсе, укрывшись пледом. Пили горячий кофе из бумажных стаканчиков, молчали. Гарри обнимал меня сзади. Это все было так естественно, так по-настоящему, что словно и не прекращалось никогда.

Я вглядывалась в темные воды озера, слушая, как на слабом ветру тихо плещутся волны, ударяясь о деревянные столбики под нами. По небу проплывали тяжелые осенние облака, иногда позволяя почти полному диску луны выглянуть и разлиться призрачным сиянием по гладкой поверхности озера.

Природа, казалось, нашептывала мне о том, что я должна сейчас молчать и слушать все, что она мне говорит. Но я не понимала этого языка. Не понимала шороха травы, не понимала приглушенного пения ветра, что сливалось с теплым дыханием человека, сидящего позади меня. Человека, который укрывал от холода, защищал собой.

Сомнений не было: я хочу быть с Гарри Стайлсом. Но он мне так ничего и не ответил на то послание, ни слова в ответ на мое признание. Вроде бы и неважно, правда? Вроде бы и не нужно все это. Зачем? Однако что-то внутри твердит, что еще как нужно.

Гарри теребил плед, положив поверх моих рук свои горячие ладони. Стаканчики опустели и теперь лежали рядом, накрытые уголком пледа, чтобы не унесло ветром в воду. Я волновалась. Чувствовала, что мы должны поговорить, и так же я чувствовала, что Гарри собирается с силами, решается произнести хоть слово. Ведь начав, он не сможет остановиться.

Его грудь начала вздыматься чаще, и я поняла, он готов.

— Знаешь… — прозвучал родной голос над ухом. — Я благодарен тебе, Джен. Да, это правда, — он чуточку помолчал, подумав, после чего продолжил увереннее: — Ты вытащила меня. — Руки Гарри крепче обхватили мои плечи. — Ты ведь была уверена, что я мертв, но все равно ждала. Да, ты уехала, сбежала туда… — он нервно хохотнул, — туда, где я как раз прятался. Никогда не забуду, когда увидел тебя в супермаркете. Я был замаскирован, но едва не рванул прочь, когда твои глаза скользнули по мне. Однако ты отвернулась, и я… Дженни… — Я услышала, как Гарри сглотнул. Ему было трудно говорить. — Та улыбка, адресованная твоему отцу… Ты размазала меня по асфальту. Я понял тогда, особенно остро это ощутил, что не имею права оставить тебя навсегда. Твои черные глаза были непроницаемы, но улыбка — вымученная, искренняя только для отца, но, черт возьми, все равно вымученная. Ты улыбалась, но не из-за меня. Я тогда выскочил под дождь, встал у стены и… конечно, как всегда, разнес кулаки в кровь… Я бил стену. Джен, я был… в тот момент, я был самым сильным во всем мире, самым сильным и слабым. Я не мог подойти к тебе, чтобы не разрушить план, но я понял, что со мной ты никогда так не улыбалась — так напряженно. Хотя на твоих плечах висела страшная утрата. Ты потеряла Зейна, но всегда улыбалась мне искренне. Или с ненавистью, или с презрением, но всегда искренне, понимаешь? — Голос Стайлса больше не поддавался ему. Гарри срывался, то понижая тон, то почти крича мне на ухо. Я дрожала. Он все сильнее сжимал мое тело. — Я не могу… Дженни… Я просто тогда не мог и сейчас не могу оставить тебя. Я знаю, если ты оттолкнешь, у меня не выйдет смириться. Это плохо, да? Это неправильно, Дженни?

Я освободилась из его рук, потому что не могла все это вынести. Если впадать в истерическое состояние, то не в его присутствии. Он не должен этого видеть.

Я побежала по пирсу к дому, там взлетела наверх и заперлась в ванной.

Я хотела поступить правильно? Я так и поступила — выслушала Гарри. Я поняла его выбор. Я знала теперь, что мне никогда не уйти от него. Это так странно и страшно осознавать, но этот человек полон того, чего я вообще не ожидала увидеть в нем: чувственность, преданность, нерешительность. За всей его уверенностью вот эта нерешительность. Избалованный мальчик вырос в серьезного мужчину, но остался испуганным ребенком, чье сердце полно любви, заботы, доброты и страха. И это ужаснее всего. Страх. Я видела однажды это в глазах Гарри, когда он был пьян, и думал тогда, что я ухожу, бросаю его одного.

Но даже получив пулю, Гарри не испугался. Это отчаяние граничило с безумием. Тот случай, когда нечего терять. Это очень страшное чувство.

— Джен…

Я вскинула глаза на запертую дверь, сидя на низеньком подоконнике ванной комнаты. Совсем не хотелось плакать, но мое состояние было еще хуже, как если бы я рыдала. Всхлипы с губ и искусанные костяшки пальцев.

— Я напугал тебя, да? — Гарри произнес это с такой мучительной болью в голосе, что я тут же распахнула дверь и обхватила его плечи, а он, обняв в ответ, уткнулся лицом в мою шею.

— Не напугал. Просто не ожидала услышать такое…

— Да. Думаю, Луи тоже был шокирован моими воплями на кладбище, — мрачно признался Стайлс и отодвинулся, заглянув мне в глаза. Малахитовую зелень затянуло лихорадочно поблескивающей влагой. — Знаешь, я, как полный мудак, разнес его могилу. — Гарри вдруг поморщился, борясь с эмоциями, и его губы задрожали, как и мои. — Мне так его не хватает, Дженни.

Я кивнула, признаваясь:

— Как бы там ни было, мне тоже.

И вновь взрослый мужчина позволил себе стать слабым. Он лихорадочно цеплялся за мою куртку на спине, подрагивая, а я просто ждала. Ему нужен этот момент. Это очень важно для нас двоих. Я обязалась быть с ним до конца, пусть поняла лишь спустя столько времени. Если бросить человека в таком состоянии, это будет хуже смерти для него. А Гарри и без того уже однажды умирал. Повтора я не хотела.

— Моя мама называла меня «сладкий мальчик», — качая головой и посмеиваясь, признался Стайлс.

— Вау, это тебе вполне подходит, — хохотнула я, поднимая на него глаза.

— И целовала меня при этом в ягодицы, — сказал Гарри уже с серьезным выражением лица.

— Что ж, — я изо всех пыталась подавить смех, — надеюсь, тебе было не больше пяти лет. Иначе это… кхм… странно…

— Разумеется, мне тогда было восемнадцать.

Стояло раннее утро. Стайлс должен был отправиться в Бостон. Я же планировала приехать в офис немного позже. Вначале к доктору. У меня сильно тянуло левую лодыжку. Я переживала, что моя школьная травма вылезает мне боком. Следовало сделать рентген. Так что я «отпросилась» у своего босса.

Ну, как отпросилась.

В общем, между нами ночью ничего не было. Не слишком подходящее настроение для интимных утех. Мы просто вырубились, обнявшись, а теперь вот завтракали. А насчет «отпросилась»…

Я поцеловала Гарри. Он топтался у кофеварки в своих мятых брюках с расстегнутым ремнем и абсолютно голым торсом. Я просто не могла не подойти к нему. Подошла и обняла со спины, скользнув пальцами по прессу парня, кончиками пальцев задевая полоску жестких волосков на животе, и подцепила резинку его боксеров. Гарри застыл, немного ошеломленный таким вторжением в его личное пространство.

Но, опустив на стол пустую чашку, осторожно повернулся ко мне. Его глаза горели, и я достаточно коварно улыбнулась, после чего потянулась к нему, с наслаждением запуская пальцы в непослушные кудри Гарри, и приоткрыв немного рот, подцепила зубами его нижнюю губу. Руки Гарри сомкнулись на моей спине, задирая майку. Мурашки побежали по коже, когда теплые ладони скользнули по моей обнаженной пояснице. Гарри подхватил меня и рывком усадил на столешницу, углубляя поцелуй, но я не сдавалась и боролась за лидерство. Тщетно.

— Могу я… приехать в офис позже? — отрывисто сорвалось с моих губ, и я окончательно отодвинула парня от себя.

Гарри прищурился, не понимая, что мне нужно.

— Я должна поехать к доктору, — пояснила я, спрыгнув со стола.

Но Стайлс поймал меня за руку, притормаживая и подтягивая к себе.

— Какие-то проблемы? — вкрадчиво поинтересовался он, невольно скользнув взглядом по моей фигуре.

Я на мгновение замерла, а после качнула головой, спрашивая:

— Ты серьезно, Гарри? — и развела руками. — Нет, я не беременна.

Стайлс кивнул. Я обошла стол, но тут же снова повернулась к парню, а он следил за мной взглядом.

— Стоп. Ты подумал, что я с… Бог ты мой, Гарри, — склонила я голову набок, не имея сил подавить улыбку. — Ты все еще ревнуешь к Зейну?

— И не перестану.

— Ну спасибо за честность. Тогда вот что я скажу, «сладкий мальчик», — произнесла я серьезно и подошла к Стайлсу. — Да, я все еще люблю Зейна. — Гарри помрачнел и отвел глаза, заметно сжимая челюсти. — Но это совсем другое чувство. Он для меня… Малик для меня, как нечто теплое и светлое. Как кто-то родной из прошлого. Несмотря на все, что он сделал, Зейн ни разу не причинил мне вреда. Я не имею права винить его в чувствах к твоей сестре, Гарри, потому что знаю, что можно любить одновременно двоих, но совершенно по-разному. То, что я испытываю к тебе… — мой голос стал нерешительным, тем более что Гарри посмотрел прямо в глаза. — Это совсем не то, что было у меня к Зейну. С тобой опасно, Гарри. Но ты единственный, кто не сдается, кто не оставит меня, и я верю тебе. Я верила Зейну, но он всегда молчал о себе. Ты больше не молчишь.

Стайлс смотрел на меня долго и внимательно. Я робко улыбнулась, проведя ладонью по его чуточку колючей щеке, а Гарри отмер и, перехватив мою ладонь, осторожно прижал ее к своим губам.

— Спасибо, — сказал он и мне было достаточно.

Однако оставалось еще кое-что, и это меня волновало.

— Гарри, что дальше? Что будет у нас дальше?

Стайлс качнул головой, разводя руками.

— Я не знаю, Джен, клянусь, сам не знаю. Давай просто жить настоящим, идет?

— Идет, — улыбнулась я.

Я любила Челси. Даже больше, чем Бостон. В Челси всегда так спокойно, нет этого визга тормозов, нет толп людей. В этом городке красивый закат и потрясающий рассвет. Я знаю, что в любом другом городе это красиво, но в Челси живет он. И благодаря ему это место наполняется чем-то особенным. Раньше это была тьма, которую он нес в себе, и она никуда не исчезла. Просто Гарри смог справиться с этим, смог сделать какие-то выводы, доверился мне. Это важнее всего. Теперь Гарри был светом. Не исправившимся человеком, замаливающим свои грехи, а просто самим собой. Он больше не кривлялся перед ребятами, больше не размахивал пистолетом по любому поводу, и Гарри прекратил свои ночные сделки. Вообще с этим было покончено еще тогда, когда Стайлс якобы погиб от пули. Само собой он потерял прибыль от игорного бизнеса, но я знала, что теперь этим руководит Энди. Что ж, вполне в его духе.

Был ясный солнечный день, когда я сидела в кабинете в бизнес-центре, беседуя с «пациентом». Билли действительно страдал от клаустрофобии, и ему часто требовалось говорить со мной, чтобы отвлечься. Я записывала наши сеансы на диктофон, потому что порой Билл рассказывал совершенно умопомрачительные истории.

Как раз когда я болтала с Биллом, в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, в кабинет вошел Зейн.

— О, привет, Билл. Опять страдаешь от своей фобии? — спросил Малик, чуточку насмешливо, и я послала ему укоризненный взгляд. — Да ладно, Джен, завязывай, я тоже требую внимания.

— Ясно, — скрестила я руки на груди и добавила уже Биллу, — увидимся позже, хорошо?

Приятель дождался, когда Билли выйдет, и перевел взгляд на меня.

— Ну, что скажешь? Готова к вечеру? — спросил Малик, сев в кресло и вальяжно вытянув ноги.

Я непонимающе сощурила глаза, прибираясь на столе, где был разведен небольшой беспорядок.

— И что это значит?

— Это значит, — вздохнул кареглазый приятель, хлопая своими слишком длинными для мужчины ресницами, — что ты до сих пор ничего не знаешь.

— Так, Зейн, говори уже, что происходит.

Малик поднялся, говоря мне:

— Поехали, подбросишь меня до Челси. Я сегодня без машины.

— Я не еду в Челси, — все еще не соображая, что к чему, встала я, собрала вещи, поглядывая на часы, и надела пальто. — Ты же знаешь, Гарри попросил расторгнуть договор аренды с хозяином квартиры.

— Договор? Все так серьезно? — Малик пошел со мной по коридору в сторону лифтов.

— Да, мистер Пойзи крайне серьезный человек. У нас были подписаны бумаги, но теперь все расторгнуто. Мы в расчете. Так… кхм… — я прочистила горло, смутившись, и заправила прядь волос за ухо, входя с Зейном в лифт. — Так Гарри захотел.

— А ты? — спросил приятель, и я вскинула на него глаза. — Ты этого хотела? Вы теперь вместе?

Ничего в словах Малика подозрительного не было, только забота и дружеское любопытство. Хотя моментами он казался мне немного странным. Вероятно, Зейн не хотел, чтобы я, разочаровавшись в Гарри, плакалась ему в жилетку. Вполне понимаю его.

— Так что же я должна узнать? — едва спросила я, когда вдруг между закрывающихся дверей просунулся ботинок, после чего лифт снова открылся, впуская внутрь Стайлса.

Мы с Зейном переглянулись, и приятель улыбнулся, отворачиваясь.

Гарри встал между нами, сунув руки в карманы темных брюк, и сказал строгим голосом:

— Дженни, мы сейчас едем в Челси. У нас ужин с твоей матерью.

— Что?

Он посмотрел на меня, немного расслабляясь и приобнимая за плечи.

— Эй, все хорошо, не волнуйся. Это задумала моя мама.

— Энн здесь? — у меня совершенно отчетливо заколотилось сердце, а руки задрожали, когда я принялась невольно приглаживать вьющиеся волосы.

— Да, — Гарри помог мне заправить за ухо непослушную прядь, улыбаясь так нежно, что я едва соображала, забыв о стоящем позади него Зейне. — Не волнуйся. Они задумали сюрприз, но мама прокололась.

Я нахмурилась, отодвигаясь от парня.

— Брось, милая, это всего лишь ужин.

— Да, и нас всего лишь начнут спрашивать об отношениях, — я взглянула на Гарри. — Моя мама тебя ненавидела, помнишь?

— Я помню, — серьезно ответил Стайлс, но тут же его лицо озарила светлая улыбка с ямочками на щеках, и он добавил, сверкая глазами: — Считаю тебя крайне сексуальной с этой стрижкой, так что во время ужина точно не замечу колкостей Хлои, если ты обещаешь сидеть напротив меня и не дать мне упасть в глазах этих коварных женщин.

Я глубоко вдохнула и, шумно выдохнув, пробормотала:

— Конечно, Гарри, я не дам тебе упасть.

Парень осторожно склонился, не переставая улыбаться, и мягко коснулся моих губ своими. Дыхание сбилось. Но я тут же отпрянула от него, потому что вспомнила о Малике.

— Порядок, Джен, — отмахнулся приятель, поймав мой смущенный взгляд, — можете продолжать. Я не закомплексован.

Мы с Гарри тихо рассмеялись, но мне не очень нравилось то, как Стайлс немного прикрывал меня собой от внимания Зейна. Я все-таки считала темноглазого парня своим другом.

— Кстати, — вдруг сказал Гарри, когда мы вышли из лифта на парковку. Малик, махнув нам рукой, направился к выходу, сообщив, что вызовет такси. — Спасибо, что сохранила портрет. Думаю, он лучше всего вписывается в гостиную твоего дома.

— Нашего.

— Что?

Я притормозила у машины, окликнув удалявшегося Малика:

— Зейн, постой! Возьми мое авто, я все равно поеду с Гарри.

Стайлс не сводил с меня глаз, наверняка понимая, что я просто избегала повторять то, что сказала насчет дома. Но я знала, он спросит снова.

Малик довольно кивнул и, поймав брошенные ему ключи, проговорил:

— Обещаю, пригоню ее ночью к дому. Не беспокойся.

Я кивнула, улыбаясь, и устроилась в салоне машины Стайлса. Снова та же модель, снова тот же цвет. Он не изменяет привычкам и вкусам. Я люблю этот его автомобиль, очень подходит под его характер.

— Так что насчет «нашего» дома, Дженни? — вставляя ключ в замок зажигания, спросил Гарри, но я не решилась посмотреть на него, по-прежнему теребя ремешок сумочки. — Это правда? Ты приглашаешь меня к себе?

Я сглотнула тугой комок, что тут же немедленно застрял в горле.

— Если ты хочешь… — начала было я.

— Нет, Джен, — перебил Гарри, — если хочешь ты.

Мне пришлось взглянуть на него. Мы смотрели друг другу в глаза несколько мгновений, прежде чем Гарри произнес тихим голосом:

— Хорошенько подумай. Если впустишь меня в свою жизнь, я уже не уйду, Дженни. Ты готова к этому?

Прозвучало довольно неоднозначно. То ли бояться, то ли позволить себе признать — Гарри должен быть рядом.

— Я подумаю, — сорвалось с моих губ, когда я отвернулась.

Harry

У меня есть смысл жизни. И цель. Смысл заключается в девушке, сидящей за столом напротив в светлой гостиной квартиры ее матери. Цель: не подпускать к ней Малика.

Бросьте, ребята, я не идиот. То, как Зейн смотрит на Дженни… Это не страсть, не любовь, вовсе нет. Они смотрят друг на друга, как люди, у которых нет общего будущего, но есть прошлое, тесно их связывающее. Это еще хуже, чем сексуальное притяжение, на мой взгляд. Дженни всегда говорит о Малике с теплой улыбкой и задумчивым отрешенным взглядом, а Малик кривит губы, упоминая Джен, кривит как самодовольный болван. Мол, смотри, чувак, она была моей, и что с того, что теперь она твоя?

И меня до сих пор — Джен это поняла — сводит с ума ее преданность в виде черной бабочки на коже и с той строкой: «я помню тебя, Зейн». Я хочу, чтобы она как-то убедила меня, что это ничего не значит, что это просто чертово тату. Это просто рисунок. Я хочу, чтобы Джен постоянно повторяла мне, как я ей дорог, как она меня любит, но она молчит. Ее глаза сейчас, когда наши матери мило беседуют, поедая ужин, непроницаемы, но я вижу их скрытое сияние. Так выглядит женщина, которая любит? От вина скулы Дженни слегка розовеют. Я мучительно сильно хочу свою малышку. Хочу ее губы. Она облизывает их, опуская глаза в тарелку, нечаянно перемазывает мизинец соусом…

Нет, детка, умоляю, не делай этого. Только не сейчас…

Делает — слизывает соус с пальчика. Я умираю. Откровенно говоря, как только мы сели друг напротив друга, после церемонии знакомства, я умер. Перламутрового оттенка платье Джен открывает ее плечи и ключицы, а русые волосы, собранные в аккуратный хвост, кончиками касаются ее кожи, и я наверняка сейчас похож на маньяка, потому что не мигая слежу за этим кончиком. Представляю, как ей щекотно, наверное, поэтому она несколько раз поглаживает ладонью шею.

Мне сложнее всех в этой компании. Ведь мама искренне просит прощения за мое поведение. Я тоже намерен это сделать. Ведь Дженни смотрит на меня не с жалостью или страхом. Ее глаза наполнены доверием, поддержкой, даже озорством. Она играет со мной. Она всегда так делает. Я знаю, за этим последует безумная ночь. Сегодня я не намерен ее отпускать. Пусть хоть весь мой бизнес полетит к черту, пусть хоть вся жизнь провалиться в ад, я не упущу шанс, не отдам эту ночь кому бы то ни было. Я отдам ее нам с Джен.

Она резко вскидывает глаза, и я, моргнув, перевожу взгляд на лицо своей матери. Кажется, она что-то сказала.

— Гарольд, милый, ты готов?

Черт, к чему?

— Думаю, прежде чем Гарри начнет извиняться перед тобой, мама, — приходит на выручку Джен, обращаясь к Хлои, — может, ему стоит подумать? Что скажете?

— Нет, — отрезаю я, кашлянув в кулак, и, облокотившись о стол, в упор смотрю в глаза Дженни, чтобы собраться с мыслями, но так лишь хуже. Однако я должен, просто обязан сказать это. — Миссис Дэвис…

— Хлои, — добродушно сообщает мать Джен. Она такая же, как ее дочь. Они обе достойны лучшего, чем я.

Эти мысли вгоняют меня в мрачное расположение духа. Я прикусываю губу, упираясь взглядом в стол. Не знаю, что сказать. Как на исповеди.

— Мне жаль. Хлои, — поднимаю глаза на женщину, она смущается, — мне жаль, что вы знали меня такого. И сейчас, я еще больше жалею, что не даю нормально жить вашей дочери, — краем глаза замечаю, как Дженни опускает голову. Сердце сжимается. — Я… Знаете, а я предложил Джен подумать, хочет ли она быть со мной. Но вместо этого стал размышлять сам: а ей это нужно? Правильно ли то, что я вообще появился в ваших жизнях вновь? Я мог просто вернуться и не приближаться к Дженни. Но, черт, — эмоции начинают брать свое, и я прикрываю на мгновение глаза, а потом выпаливаю: — Я слабак, окей? Не могу оставить ее в покое… — перевожу взгляд на Джен. — Я правда не могу. Прости. Простите, Хлои. Мне жаль…

Вскакиваю. Швыряю салфетку на стул и быстрым шагом выхожу из гостиной.

Стою на кухне и смотрю в окно. Настроение испорчено. И мне правда очень жаль.

— Гарри, — ее тихий голос приводит меня в замешательство, и я оглядываюсь. Дженни стоит у стены, прислонившись к ней спиной, но как только я оборачиваюсь, она подходит ко мне, встает близко настолько, что я ощущаю ее тепло. — Спасибо, — непонимающе фыркаю. — За честность, — добавляет она. — Я понимаю, ты не знаешь, как поступить. Но почему мы должны идти против себя? Я хочу сказать, что мы вполне можем довериться тому…

Она не находит слов. Смущается. Я знаю, что она хочет сказать.

— Джен, я больше всего на свете хочу, чтобы ты впустила меня в свой дом, в свою жизнь. Но я не уверен, черт возьми, в том, что это безопасно. С гибелью Луи и тюремным заключением моего отца ничего не изменилось. У меня много врагов. Я не знаю, что буду делать, если ты… — сглатываю. — Я не настолько силен, Джен. Я едва со смертью Томлинсона справляюсь. Меня уже не хотят впускать на кладбище. Я превращаюсь в психопата. Словно это дерьмо вновь выливается из меня. Понимаешь? — Ее глаза горят. — Я не изменился, Джен, я лишь учусь меняться. Это сложно. Когда-нибудь, рано или поздно, все равно сорвусь. Я знаю это.

Она молчит. Замолкаю и я, разглядывая ее лицо. Не понимаю, о чем она думает. Это злит, делает меня беззащитным перед ней. Чувства собственника зашкаливают: хочу увезти ее, запереть и никому не показывать. Хочу быть в ее мыслях круглосуточно. Знаю, это задушит ее, но я не могу вынести на себе весь шквал этих эмоций. Мне не дано держать такое в себе. Я вообще не привык быть сдержанным, я просто не рожден для того, чтобы скрывать истинные чувства. Все написано на моем лице. Дженни и сейчас видит все это в моих глазах, они наверняка кажутся ей дикими и ненормальными.

Чувствую этот важный момент. Слышу голоса женщин из гостиной. У нас есть пару минут. Не могу их упустить.

Подвигаюсь к ней так, чтобы она не испугалась, но оказалась зажатой между мной и стеной. Слышу, как срывается ее дыхание. Не тороплюсь, смачиваю пальцы слюной, поднеся ко рту, но все равно движения лихорадочные, издерганные, когда моя рука осторожно задирает подол ее платья. Конечно на ней чулки. Кажется, теперь это мой фетиш. Вторую руку запускаю в ее волосы, поглаживая висок. Губами касаюсь ее подбородка, наше дыхание смешивается, когда я перемещаюсь к ее нижней губе. Хочу поймать этот вздох, чтобы заглушить стон, потому что мои пальцы отодвигают тонкое кружево под платьем Джен.

Да, я знал… Успеваю накрыть ее губы своими полностью, прежде чем она начинает постанывать. Подаюсь бедрами вперед, чтобы она чувствовала, как я хочу ее сейчас. Пусть знает, как мне приходится бороться с собой. Но я готов на все. Только бы Дженни была такой в моих руках, не в чьих других. Не вынесу ничего подобного. Свихнусь.

Она мокрая, потому мой палец легко проскальзывает внутрь, когда Джен резко стискивает лацканы пиджака, подтягивая меня к себе, при этом шепча в губы:

— Гарри… не здесь… боже… хватит…

И словно мне в отместку ее ладонь ложится на мой пах.

Черт, что?! Серьезно? Я сейчас сделаю что-то плохое. При свидетелях. Блять! Здесь же мама.

Рывком опускаю подол ее платья, отшатываюсь, отворачиваюсь и упираюсь руками в стол. Дыхание рваное. Она стоит позади меня, тихо шурша тканью. Представляю, как ей больно сейчас, не получив удовлетворения. Примерно так же паршиво и мне. Брюки невероятно жмут, хочется сорвать их к черту. Вместо этого поступаю более разумно: обхожу стол, приближаюсь к мойке и, крутанув вентиль, начинаю смывать испарину со лба, затем пью холодную воду прямо из ладоней и замираю, потому что эта безрассудная девчонка подходит сзади и обнимает меня за талию.

— Наш дом, Гарри. Ты должен там быть. Там до сих пор в ванной в стаканчике стоит твоя зубная щетка. Я не смогла ее выбросить.

В данный момент я слабо соображаю мозгами, концентрируясь на руках Дженни, но все же нахожу силы ответить:

— Тогда я хочу быть там сегодня же.

— Дьявольская сделка, Гарри Стайлс, — хихикает она.

— Я, кажется, именно с ним заключил эту сделку, когда решил выслеживать тебя, Дженни Дэвис, — хриплю в ответ.

Оборачиваюсь, опасаясь прижиматься к ней. Пока с меня хватит. Но от любимого жеста не удерживаюсь: протянув руку к ее лицу, провожу большим пальцем по ее пухлым губам, замечая, как затуманены ее темно-карие глаза. Со мной они всегда именно темные, только в моменты радости оттенок радужек меняется на зеленоватый, я видел это не раз.

— Давай вернемся за стол и добьем этот безумный вечер, — предлагаю я бодрым голосом.

— Давай, — губы Джен растягиваются в искренней улыбке. — Тем более что моя мама крайне растрогана твоей честностью.

— Оу, отличное начало, не находишь?

Она серьезнеет.

— Да, Гарри. Это лучшее начало. Поверь мне.

— Верю.

Увожу ее обратно, усмехаясь в предвкушении будущей ночи. Я хочу эту ночь сильнее других. Сам не знаю почему. Но мне это нужно.