Чужая игра для Сиротки

Глава пятьдесят пятая

Пауза между нами висит как тот молот из известной легенды о сотворении мира.

Мы как будто соревнуемся за право не нарушать молчание первым и не брать на себя ответственность за последствия, которые наступят, как только кто-то откроет рот.

Воздух накаляется, становится слишком горячим, и я непроизвольно тяну руки к горлу.

Хочу отодвинуться, отобрать ногу из цепкой хватки жестких сильны пальцев Нокса, но делаю какое-то неловкое движение — и вместо того, чтобы как-то разрушить эту неловкость, еще больше обнажаю ноги.

Ткань порванной юбки стекает по бедрам, выставляя просвет кожи выше коленей.

У меня там и правда веснушки, как, впрочем, и на локтях, и на кончиках ушей.

Я все-таки закрываю рот ладонями, но не для того, чтобы подавить вдох разочарования и злости за собственную глупость.

Просто герцог смотрит прямо на них.

И это ощущается очень… настойчиво и некультурно.

— Кажется, милорд Куратор, — сквозь пальцы мой голос звучит едва разборчиво, — я готова рассказать свою версию событий.

— Кажется, Матильда, я готов вас поцеловать.

Мои глаза округляются от простоты и откровенной грубости этого признания.

В груди больно и горячо. Как будто чья-то невидимая рука заталкивает мое сердце в плен тернового кокона, и невидимые капельки крови от порезов шипами тяжело падают вниз моего живот. Я едва ли не падаю от сильного головокружения.

Что происходит?

Это же мерзкий герцог Нокс, а мне приходится буквально за шиворот тянуть себя прочь от фантазий о том, что будет, когда его губы — изогнутые в циничную ухмылку — притронутся к моим.

Это тот самый человек, который глядя мне в глаза, поклялся не успокоиться, пока не отомстит всему выводку моих предков.

Это тот самый человек, который уже компрометировал меня и из-за которого репутация герцогини Лу’На попала под удар, от которого еще долго не оправится.

Это же…

Я не успеваю придумать еще одну причину, по которой должна срочно убегать от этого человека, потому что герцог уже бросает на пол испачканные бинты.

Тянется ко мне, одновременно удерживая пальцы на моих коленях.

Я не могу проронить ни звука, как будто рот напрочь стерт с моего лица.

Нокс в одно движение разводит мне ноги, всем корпусом подается вперед.

Даже стоя на коленях, он все равно немного выше сидящей меня.

Его грудь плотно прижимается к моей.

Ощущение тяжести и боли такое приятное, что в горле начинают трепетать невидимые мотыльки.

Я должна подумать о том, что если кто-нибудь войдет и увидит нас вот так — мою репутацию уже ничто не спасет.

Но вместо этого я думаю о том, что большие пальцы его рук почти с нежностью поглаживают кожу у меня под коленями. Те чувствительные места, от которых сбивается дыхание и хочется то ли громко дышать, то ли не дышать вовсе.

— Раз уж вы изъявили желание знать, что не так с вашими ногами, Матильда, — голос у Нокса ниже на полтона, он все такой же резкий, но как будто обернутый во что-то мягкое. Это все равно, что получить удар плеткой, обернутой в тончайший шелк. — Ваши ноги выглядят совершенно… теперь, когда почти полностью обернуты вокруг меня.

Его горячее дыхание касается моих губ, а откровенность заставляет их распахнуться в молчаливом возмущении.

Или предвкушении?

— Я… вам… не разрешаю, — сопротивляясь из последних сил, шепчу я.

— Полагаете, — он прикрывает глаза, и тени от длинных ресниц ложатся на его впалые щеки резкими штрихами, делая лицо едва ли не демонически прекрасным, — мне не все равно?

Если я когда-то и думала, что король превосходит его красотой, то эти мысли теперь выглядят такими же наивными, как и мои попытки скинуть невидимые цепи, которыми Нокс приколачивает меня к себе с каждой секундой, что мы находимся вот так — прижатыми друг к другу.

— Я произвожу впечатление мужчины, которому требуется разрешение женщины, чтобы ее поцеловать? — Нокс откровенно издевается над моими попытками сохранить хотя бы видимость приличия.

Он производит впечатление человека, который может сожрать меня целиком. Проглотить, даже не перемалывая косточки.

— Я… вам… не разрешаю, — повторяю ломающимся голосом, но последнее слово тонет в выдохе.

Нокс немного склоняет голову — я вижу его приоткрытые губы.

Он тоже больше не улыбается.

— Матильда, — он тянется к моему уху, — вот сейчас самое время кричать и звать на помощь.

А я едва ли способна проронить хоть звук.

От него невообразимо хорошо пахнет. Не пафосными одеколонами с ароматами цветов, которыми некоторые щеголи обливаются сверху до низу, а дорогой выделанной кожей, терпким чаем и только что отглаженной раскаленным утюгом свежей сорочкой.

Пусть уже поцелует.

Просто притронется своими губами к моим — и будь что будет.

Эта пытка невыносима.

Я чувствую, как его дыхание скользит ниже, стекает по моей шее до того места, где она соединяется с ключицей. Там немного порван ворот платья, но я сейчас вряд ли способна вспомнить, когда именно это случилось.

Неизвестная демоническая сила толкает меня навстречу.

Я предлагаю себя, как бесстыжая падшая женщина, хоть мои губы продолжают шептать:

— Нет… нет… я вам не разрешаю…

Грохот в дверь заставляет нас одновременно и резко отпрянуть друг от друга.

Только что мы едва ли не сплелись как две раненые змеи — а теперь разлетелись двумя осколками оброненной на пол кружки.

— Бездна задери! — громко ругается Нокс, и прежде чем эхо его слов поднимается до потолка, дверь просто отрывается от петель, как лист от ветки.

И падает, поднимая густое облако пыли.

В дверном проеме стоит Его Величество Эвин Скай-Ринг.