Герцог
Матильда несколько раз еле заметно дергает подбородком в мою сторону.
Ее с трудом сдерживаемое желание посмотреть на меня настолько очевидно, что позволяю себе удовольствие любоваться им почти пристально, в упор, не особо заботясь о том, как это будет выглядеть со стороны. В крайнем случае, если Эвин решит поинтересоваться причиной моего неусыпного внимания, напомню ему, что даже в красивых розовых шелках, Матильда Лу’На по-прежнему остается дочерью предателя короны. Которая, кстати говоря, еще и сама непонятно в чем замешана.
Эта мысль должна меня злить, но нет.
Если герцогиня и правда вляпалась во что-то, свила вокруг Эвина новый, достойным гниющего папаши заговор, это сразу снимет кучу вопросов. Например, совершенно точно, король не будет увиваться вокруг нее, как потерявший голову подросток.
И тогда у меня в руках будут все возможности.
Почему-то мысль о том, как эти белоснежные тонкие руки будут скованны тяжелыми цепями, а на шейке будет болтаться массивный ошейник, заставляет меня переступить с ноги на ногу и, от греха, снова шагнуть в тень.
На этот раз — окольными путями, в дальний заброшенный угол сада, где я люблю коротать время со стаканчиком можжевелового вина.
Но, увы, и здесь меня находят.
Хорошо, что только Эвин, а не Ив, потому что, видят боги, эта женщина всего за полчаса исчерпала весь отведенный на нее годовой запас моего терпения.
— Не боишься, что пока ты здесь, кто-то уведет твою ненаглядную красоту? — не могу не уколоть его почти дружеской шуткой.
Король присаживается на край каменных перил разваленной беседки, срывает какую-то соломинку их большого мраморного вазона и задумчиво сует ее в рот.
— Не знал бы я тебя так хорошо, — говорит с насмешкой, — решил бы, что ты ревнуешь.
Остается лишь поддержать его понимающей усмешкой с толикой иронии.
И молить богов, которые обычно глухи к просьбам старого грешника, чтобы дали мне терпения не изойти на желчь.
Потому что, видят Всевышние, я действительно ревную.
И едва ли готов размышлять над природой этой ревности.
Точно не когда Эвин явно собирается с силами, чтобы выдать очередную свою блестящую идею.
Надеюсь, это будет касаться моей «невесты», потому что чем скорее Ив исчезнет из поля моего зрения, тем лучше. Я слишком стар, чтобы тратить нервы и время на неподходящих женщин, в особенности, когда мысль об Матильде в цепях так… лихорадочно волнует.
— Я хочу, чтобы ты ускорился. — Эвин переходит на жесткий тон правителя Артании.
И так я понимаю, что это будет не разговор двух друзей, но беседа хозяина будущей Великой Империи и его верного цепного пса.
— В чем именно вы желаете получить максимально возможный результат, Ваше Величество? — перестаю изображать просто Рэйвена, и вспоминаю, что даже если с меня содрать кожу, я все равно буду инквизитором и карающей справедливостью всех врагов Артании.
— Разберись с заговором, если такой действительно существует. — Эвин прищуривается, перекатывает соломинку в другой уголок рта.
— Если…? — подвешиваю сам собой напрашивающийся вопрос.
— Просто избавь меня нет неведения, Нокс, — отмахивается Его Величество. — Я дал тебе Ивлин — пользуйся ею по своему усмотрению, но вытяни все, что получится. И что не получится — тоже. Я хочу быть абсолютно уверен, что Матильда чиста и все эти… странности, — он морщит лоб, — никак с ней не связаны.
Мне не нравится эта его странная решительность.
— Ни за что не поверю, что всему виной хорошенькое платье на милой девице, — позволяю себе каплю ядовитого сомнения.
Лицо Эвина многозначительно говорит о том, что я прав в своих догадках.
Впрочем, как всегда.
Интуиция — мое второе имя.
— Хочешь избавиться от девчонки? — предугадываю его просьбу, уже предвкушая тот проклятый ошейник на белой коже.
Эвин непонимающе приподнимает брови.
И за мгновение до того, как я понимаю, что моя интуиция впервые в жизни дала сбой, говорит:
— Я собираюсь сделать ее своей королевой, Нокс. И хочу убедиться, что она чиста, и ляжет в мою постель без ножа за спиной.
Матильда в постели Эвина.
Матильда с изящной короной на голове.
Полчаса назад, когда я смотрел, как они мило вальсируют, я думал, что я достиг пика своего внутреннего ядовитого демона.
Но нет.
Оказывается, это было даже близко не так.
— Могу я поинтересоваться у Вашего Величества, что послужило причиной столь неожиданного решения?
Я настойчиво вышвыриваю из головы образ мелкой заразы в королевских регалиях, но она снова и снова туда пробирается, как нарочно — каждый раз без какого-то предмета одежды. Если так пойдет и дальше, через минуту мне придется поспешно откланиваться и удаляться, чтобы никаким явным образом не обнаружить постыдное содержимое своих мыслей.
Я готов поверить во что угодно, но только не в то, что Эвин сказал эту чушь всерьез.
— Можешь, конечно, — бросает король. — Я думаю, она будет хорошей королевой. В особенности если выяснится, что не имеет отношения к заговорам за моей спиной.
— В особенности? — не могу не переспросить. — То есть даже если герцогиня все-таки задумала свергнуть вас с трона, вы все равно будете настаивать на женитьбе?
— Вероятно, да. — Эвин передергивает плечами.
— Один танец — и Ваше Величество потерял голову, — вырывается у меня не с самой лучшей интонацией.
— Рэйвен, ради Хаоса, прекрати делать вид, что ты не понимаешь, к чему я веду, — голос короля становится жестким, как будто мы снова на поле боя, и от этого разговора зависит исход битвы. — Герцогиня, конечно, может оказаться змеей, но я готов рискнуть, если есть хоть шанс, что она так же окажется просто битой жизнью девчонкой, которая выживала как могла. Как и многие из нас.
Эвин смотрит на меня в упор, и я прекрасно знаю, к чему он ведет.
На какие тайны намекает.
Но, Бездна задери, это не повод терять голову и становится влюбленным слепым ослом!
— Я дал тебе помощницу — используй ее, но дай мне результат. Как можно быстрее.
Я хочу спросить, с чем связана эта внезапная спешка, но вовремя избавляюсь от этой мысли. Боюсь, ответ вроде «Я влюблен и хочу поскорее сделать ее своей!» может привести к неприятным последствиям.
— Мне больше не на кого положиться в этом деликатном деле, Рэйвен, — добавляет Эвин, и теперь он снова не король, а просто мой старинный друг и боевой товарищ, который не раз спасал мне жизнь и которому не раз спасал жизнь я. — И я устал от этой возни и необходимости изображать галантного олуха перед кучей женщин, которые меня мало интересуют.
Я понимающе киваю.
Когда все закончится, я сложу с себя полномочия и отправлюсь в свое старое родовое гнездо.
Если, конечно, от него еще хоть что-то осталось.