Цыганка против пикапера (СИ)

ЭПИЛОГ

Вырываюсь из подъезда на «чистый» воздух, глотая предательские слёзы.

А ведь я сама всегда всем говорю, что из-за мужиков рыдать, — глупость последняя!

Что ж, сама дура.

Красота ему моя цыганская не по нраву! Породы стыдится! А сам-то?! Чистокровный, нашелся… Да в его крови викинги были, ещё и немец примешался. Морда белобрысая! Даже брови светлые — тьфу, порода твердолобая!

Я уж решила, что после свадьбы Вальки, и наша очередь настала. Когда розы со свечами увидела, мелькнула во мне надежда, что вот, сегодня, мне самой тему поднимать не придётся… сам всё скажет…

Никак не ожидала, что он с тем самым другом обо мне по телефону трепаться будет: «Ну, извиняй, что скрывал. Фотку получил? Да, согласен, что она знойная красотка, но ты вообще представляешь, как я буду цыганку с родителями знакомить? Ни образования, ни адекватности. Прикинь, замахнулась, на следователя поступать. Вот и я говорю, бред. Только попробуй ей это сказать, зубов не досчитаешься. Сегодня мне руку, как матёрый омоновец, заломила из-за какой-то фигни. Реально тебе говорю. Поэтому даже от тебя скрывал. Думал, не может так долго продолжаться, но затянуло. Чего говоришь? Да умыл уже, шмотки прикупил и в салон к Ксюхе сводил. Только в голове у неё от этого шестерёнки в новый механизм не перестроятся. Да Моди с ее характером и образованием даже в шарагу бы поступить не смогла. Да не знаю я, как из этой западни вырваться. Знаю, что надо, пока родители не узнали. Каждый день трясусь, что в гости нагрянут. Нет, на новоселье не были, но я выбрал день, когда Моди в свою деревню уезжала, приглашал их квартиру посмотреть. Хватит издеваться. Ты друг или кто? Реально, жесть. Мать удар хватит, если узнает, кто у меня в квартире поселился. А отец? Ты что, отца моего не знаешь? Ну да. А подонком я буду выглядеть. Вот и Ксюха говорит…»

На этом моменте пощёчину я себе и зарядила. Щека, кстати, до сих пор горит, но зато хоть в чувства приводит.

Несусь подальше от дома, не знамо куда, давно проскочив мимо остановки.

Значит, так?! Как воспользоваться неопытностью честной цыганки, так у него полные штаны восторга! А как с родителями, да даже с этим другом познакомить, — так сразу стыдно?!

Не хотела я из гордости Ксюхе верить, хоть и чувствовала, что не все в ее словах брехня!

Такого отношения Судьбинушки я совсем не ожидала. Это подлость! Каким-каким, но подлым мои глаза его никогда не видели. Правду говорят, что любовь ослепляет! Да какой он Судьбинушка после этого?! Он и в поездке выставлял меня перед Валькиными друзьями, и раньше я проглатывала, списывая на ревность. Да и перед Лёвой ведь из ревности так себя вёл, — я чуяла….

А тут…

По голосу слышно, что верил в то, что говорил!

Он мне и раньше пенял, но как можно, вот так, перед лучшим другом выставлять?! Ну и что из того, что я из глухой деревни, а моя мать — цыганка? Разве плохо, что я импульсивна, непредсказуема, во мне живет дух авантюризма, а людей я насквозь вижу?

Зато…

Что зато?

А, точно! Он ведь сам говорил, что со мной не соскучишься! И тянет его ко мне, я же вижу…

Значит, тосковать по мне будет. А я не вернусь! Не назло кому-то, а оттого, что мама с батькой меня не на помойке нашли! Да батька эту Столицу с землёй сравняет, если узнает, что суженый так обо мне отзывался. И у меня любящие родители есть! Если Степану и стоит кого-то бояться, то их!

Ну что ему было не так?! Я ж не грязная хожу, а аккуратная и причесанная всегда. В одежде его брендовой. Лишь сегодня на зло ему перед выходом в родное оделась.

Чем он лучше меня?! Я хоть однолюб, а этого тянет ко всем без разбору…

Да душу даже не это рвёт, а то, что он до сих пор думает, что такая, как я, ни к чему не способна.

А вот я докажу! Возьму и поступлю на следователя! Я ещё покажу, как изгаляться над девичьими чувствами! За то, что не ценил, за то, что душу в клочья!

Я ещё увижу его белобрысое лицо, но тогда на нем будет лишь груз сожалений.

Жди, Степан, и я поднимусь так, что ты голову свернешь, задирая!

Меня так просто в грязь не втоптать. Я, как золотая монета, — долго в грязи лежать не будет. А я теперь себя никому поднять не позволю! Сама справлюсь…

Вот сейчас тошно, ещё и этот телефон трезвонит без устали, а потом хорошо будет. Всё это переживётся. Хотя смысл переживать сейчас, если потом оно переживётся. Сделаем монтаж. Надо на звонок ответить, да так, чтобы не заподозрили моей боли.

— Алло! — шмыгаю носом в рукав, чтобы Валька не поняла, что реву. Не дай боже, спросит из-за чего.

— Подруженька, я к тебе с новостью! Представляешь, наш свадебный банкет парни решили в один день справить! — радостно выпалила подруга. — Гости-то общие!

— Наш? — в голове пронесся образ разбросанных лепестков и свечи.

Тогда к чему те слова были?

… — ни воздух не поймать, ни мысль выдать…

— Моди, ты чего сегодня тормозишь?! Серега с Максимом договорились свадьбу в один день справить! Мы-то уже готовы, а Ленка без свадьбы осталась и без платья, бедняга. Ради нее и затеяли. Нехорошо не по собственной воле расписываться, неприятно, будто запачкали их любовь. А так хоть память о свадьбе хорошая останется. — Валька ждёт реакции. Я молчу. А всё потому, что у всех свадьба, а у меня губы от отчаяния сейчас невольно дергаются. Хочется закричать во всё горло, выпустить всю боль, прогнать несправедливость! Но…

— Ты девка заботливая, но свадьба-то твоя. Не лучше им отдельно справить?

— Отдельно она гордая, не станет праздник опосля затевать.

— Раз так, рада за неё. Девка хорошая. И Серёга твой, хоть взрывной, но надежный.

— А-то ж! Между прочим, если бы не он, я бы в столице нахлебалась.

— Так, что звонишь-то? От меня чего надо?

— Ну… что-то тревожно за тебя с утра.

— Поэтому ты мне целых два раза на дню и позвонила?

— Поэтому и позвонила, — признается.

«Она от тебя синдром цыганки словила», — просыпается домовёнок.

— Знаешь, а ты права. Только волноваться не о чем, — неожиданно, от заботы подруги на душе становиться легче. — Сегодня в моей жизни многое прояснилось. Ты это, если что, не обижайся. Если вдруг на ваш банкет не попаду. Я ж вас со свадьбой-то уже поздравила, детишек здоровых нагадала. А остальное, оно приложится. Главное, что у вас взаимное уважение в семье сильное.

— Ты там Степашку нашего сильно только не прессуй. Он ведь тебя выбрал. Терпит твой характер. С тобой же не каждый выдержит. Помни об этом. Отношения — это работа с двух сторон, а не с одной. И на банкет приходи в вечернем платье, как все, а не в своих юбках на три солнца. Поверь, мне с моими вещами тоже нелегко прощаться было, но большинство местных по одежке оценивают. А Светочка и вовсе говорит, что о благосостоянии мужчины нужно судить по его женщине. Так что придётся нам подруга, чтобы не позорить своих мужиков, с любимыми вещами расставаться.

— Ладно, подруга, готовься к свадьбе, увидимся. Тут у меня параллельный звонок, — сбрасываю.

Я не соврала. Это Степан названивает.

Не стала строить из себя гордую. Будет считать, что пережила. Есть что сказать, пусть говорит. Зато больше названивать не будет.

— Ты куда убежала-то? Ужин стынет, — в этом весь он.

Вот понял же, что я всё услышала. Почти ни шанса, что он не заметил, как я хлопнула дверью.

— Куда пропала? Да к родителям твоим решила наведаться. Мне твоя сестра адрес смс-кой сбросила. Познакомиться ж пора. Вот сейчас как раз у входной двери стою.

— Моди! Не смей! — паническое!

— А что, если посмею? — я, с интересом. Даже задор какой-то во мне проснулся.

— Моди, — вздыхает, — кажется, мы это уже обсуждали. Я сам познакомлю вас в нужное время.

— И когда оно бы наступило, — это время? После того, как ты наиграешься?

— Я сказал, не смей нажимать на звонок! — в его голосе предупреждение, грозящее… а чем он мне вообще способен пригрозить.

Становится смешно, хотя ещё одновременно и больно. Грудь сдавливает.

— И что в этом такого? Ответь?! — требую.

— Ладно. Давай по-другому. Главное, стой, где стоишь. Хочешь, я тебе денег дам? Наличкой. Много. Я зарплату сегодня получил. Только не заходи никуда, а приезжай домой прямо сейчас.

— Боюсь, твоих денег не хватит, чтобы меня осчастливить, так что мне это не интересно.

— Моди… — с угрозой. — ты же понимаешь, что твое благосостояние зависит от меня? Я даже тебе телефон этот оплачиваю! Живо домой! — рявкает.

— А подавись! — бросаю телефон прямо в реку! Пока говорила с Валькой уже и до набережной доковыляла.

Вот и всё!

Разворачиваюсь и иду прочь от места, где стояла.

Теперь бы пожрать. А то сначала сестричка к принятию пищи не располагала, а потом и братик аппетит испортил.

Думал, я по нему долго реветь буду? Щас! Как же!

А на сытый желудок и думается лучше.

Широким жестом рукава размазываю влагу по лицу вместе с косметикой, которую для этого козла на себя каждое утро малевывала. Шмотки свои цыганские, юбочки мои любимые на три солнца сшитые, ради него на современную моду променяла!

— Как бы со психу не выбросил их, — пугаюсь.

Хорошо хоть все мое любимое на мне.

«Свершилось. Наконец, ты снова станешь собой», — подал голос домовёнок. С его характером удивительно, что в самую гущу событий не влез.

— А ты ждал, — отвечаю с укором.

«Не ждал, а ожидал. Ты ж цыганка, видела же, где темнит».

— Видела, да судьбе следовала. Ведь говорят, против нее не попрешь.

«Судьбе она следовала. Роже смазливой ты следовала. Кто сказал, что он твоя судьба, если в зеркале у тебя жених раздвоился? А это значит что?»

— Что? — настораживаюсь.

«То, что эти двое или крепко связаны или ты между ними определяться будешь».

— Да у меня ухажеров, кроме Судьби… Степана-то и нет. Лёва не в счёт, он ко мне не по любви, а от тоски тянулся.

«Ну ты, мать, даешь, а сегодняшние театралы? Визиточку-то не выронила? Забыла, что телефонами обменялись? Позвони давай».

— Как у тебя всё просто. Я ещё расставание заесть не успела, а ты мне уж ещё один стресс подсовываешь. Да и глянь на меня.

«Глянуть? Не могу. Знаешь же. Только если зеркало дашь, то пожалуй, полюбуюсь».

— Да тут и без зеркала… Ты, вон, посмотри, как люди от меня шарахаются, оглядываясь с опаской. Нет, домовёнок. Пойду я к ним такой, чтобы восхищались, а не жалели, а то и вовсе отвернулись.

«Как знаешь. Кролика-то своего озабоченного, неужто безнаказанным оставишь? Может ему это… инструмент подпортить? Чтоб ты последним ярким воспоминанием осталась?»

— Мать показывала, как, но ты же знаешь, я ни в жизнь так не сделаю. Чего грех на душу брать?

«Да, за такое…» — начал было домовёнок, но я перебила.

— Я и тебе повторю, что он сам себя накажет, когда всё поймёт. Уйду я, а вместе с тем и удача от него уйдет той же дорогой.

«Вот говорил тебе я… чуйка-то моя ещё ни разу нас не подводила! А теперь говорю, наказать надо!» — требует возмездия злющий домовёнок, но не моя душа. Мне горько. Сдавило её там, в груди, но домовёнку разъяснить нашла в себе силы:

— Да ты сам знаешь: совершивший предательство, всякую неожиданность воспринимает, как начало возмездия. Несладко ему придётся. Чем больше грехов на человеке, тем больше страхов, а где страх, там счастью места нет. Несчастным он станет… Так что не рви душу. От мести ещё никому лучше не становилось: в грязи только испачкаюсь, что не отмыться.

«Ладно, прекращай, носом шмыгать».

— Да, не шмыгаю я, — отзываюсь.

«А то я не слышу. Я ж у тебя в голове сижу, — значит в непосредственной близости к неприятному соседству».

— А ты проваливай оттуда. Совсем одна останусь и жизнь новую начну, без мужиков! И это уже от холода. Ветер поднялся. Погода в эти дни совсем не летняя.

«Никуда я от тебя не собираюсь. Радуйся, что я есть! Помнишь, как мы с тобой познакомились?»

— Да не так, чтобы, — нагло вру. Такое забудешь!

«С детства ты была особо непоседливой, наказывали часто и было за что».

— Да зря это они… Все равно ведь не помогло, — развожу руками, задевая проходящую мимо пару. Те пялятся на меня в четыре глаза, как на ненормальную.

Ну и пусть…Они за сегодня не первые.

Мне вообще не до них. Я слабо улыбнулась, вспомнив детство. Ведь у меня всегда всё в жизни было вопреки. Я ж с пелёнок милиционером мечтала стать. Все знали, и все посмеивались над моими мечтами. Шутили, что место мне в милиции, но по другую сторону решётки. Это здесь полиция, а у нас в деревне участкового до сих пор милиционером кличут. Так вот, какой милиционер без двустволки времен Великой Отечественной, доставшейся от деда?!

Ну и мне хотелось настоящим милиционером себя почувствовать! Стащила я её… Прямо из штаб-квартиры милиции — то бишь из избы егоной…

Вальке показывала, когда застукали. Её родители отмазали, а нас тогда в сарае заперли на три дня, погрозившись держать на одной воде. В маленькую форточку сарая кружка еле пролезала.

«Мы с тобой тогда и познакомились, и подружились», — добавляет домовёнок.

— Сейчас подумала, что до того случая я тебя вообще не помню.

«А помнишь, что через три дня нам было так весело, что ты из сарая выходить не захотела?»

— Ещё бы! В сарае пшеница в мешках стояла, и свиная туша копченая подвешенная висела. Воды тоже вдоволь приносили, да мамка булочками и пирогами подкармливала. Мне тогда казалось, что сидели мы не в сарае, а в нашем уютном домике.

«Помню, тебя отец выносил на руках, а ты блаженно растянулась и улыбалась».

— Деревенские говорили, что я с тех пор еще более странная стала. А мне-то что? Меня и до этого не сильно жаловали, Валька от меня не отвернулась и ладно! Я ж её всегда пуще родных любила.

«Знаю. И оберегала её ты. Это я тоже видел, хоть она сама не замечала порой».

— Вот и с её дурным отцом, навыки, привитые нами ей, пригодились!

«Не зря мы её каждый раз, как поймаем и скрутим, связывали, а то и наручники, спертые у того же участкового, одевали».

— Не зря. Теперь подруга любого врага встретить готова. И любой замок для побега вскрыть.

«Эх, не пригодиться ей теперь наша наука с таким-то мужем».

— Не пригодится, — соглашаюсь. — Так это же и хорошо.

«Так может, к Вальке сейчас махнем? Пусть теперь она о нас заботится. К Степану-то ты ведь сейчас не пойдешь?»

— Ни сейчас, ни потом! И к Вальке не пойду. Опять скажет, что это все мой характер, и терпеливей надо быть.

«Конечно, скажет. Она на Степана другими глазами смотрит. В них он перед тобой, аки ягненок беззащитный».

— Спасибо тебе, — благодарю искренне. Вот сейчас я только поняла, что домовёнку на меня не плевать. Если и есть защита у меня в этом мире, кроме родителей, так это он.

«С чего это? Не пугай, а вот с бесом попутаю».

— С того, что зубы мне заговорил, заодно и голова болеть перестала. Пойдем, поедим, что ли и в новую жизнь шагать будем?

«Пойдем. Вот столовка как раз виднеется».

— К черту столовки и кафе! Пойду в самый что ни на есть ресторан! — решаю, вспомнив про мои сегодня кровно заработанные. А завтра пойду в то место, где эти щедрые студенты обитают, и ещё заработаю.

«Вот можешь мне не верить, но мне кажется, именно сейчас у тебя настоящая движуха в жизни пойдёт!».

— Почему это не поверю? Сама чувствую. И даже гадать на это не буду. Интереснее вот так, в неизвестность!

«Помнишь, что цены в ресторане высокие, а порции в глаз чайной ложкой запулить».

— Знаю я, но у меня повод.

«Ты хоть все не трать. На беляш нам сотенку оставь и на метро».

— Жаль телефона теперь нет. Это я не подумав. Сейчас бы хоть по отзывам посмотрела, в котором не травят.

«Идем на удачу?»

— Идёт! В какой зарулим, тот и наш!

«Выбирай! А пока ешь, подумаем, где ночевать сегодня будем. Смеркается».

Знала ли я, что этот на первый взгляд незначительный выбор, перевернёт мою жизнь, заставит добиться того, что Степан считал для меня невозможным?

Нет!

Но мы с домовёнком остро чувствовали, что грядут перемены.

А пока я выбирала ресторан повиднее, чтобы гульнуть на все три тысячи, я шла и размышляла над тем, что не всегда слепая вера в лучшее, способна повлиять на людей рядом с нами. Не всегда наши жертвы способны увидеть и тем более оценить. Мы не в силах изменить суть людей, находящихся рядом. Но мы можем возродить себя, сменив своё окружение и вновь продолжить стремиться к тому, что действительно ценно, — к мечте!

КОНЕЦ 1 тома