Глава 2


В моем арсенале есть три способа вылечить депрессию и уныние: секс, алкоголь и работа. Секс в данный момент мне недоступен, по крайней мере с постоянным партнером, ввиду его отсутствия с недавних пор в моей жизни. А развлекаться случайным, одноразовым сексом, да ещё и в моем возрасте, очень наивно и неосмотрительно. Такие карусели выглядят манящими лет так в восемнадцать, но не в полные двадцать семь, когда пересаживание с одной раскачивающей качели на другую может обернуться не только тошнотой, а полной потерей нравственности.

Алкоголь — опасная панацея с большим перечнем побочки и противопоказаний, так что прибегать слишком часто не рекомендуется. Тем более, что за последние дни в организме со спиртным перебор.

А вот трудовой опцией наслаждаюсь по полной. Скучать и сетовать на жизнь просто не остаётся времени из-за загруженности. Вся наша редакция пыхтит уже вторую неделю над юбилейным спец. выпуском журнала. Статьи, макеты, графический дизайн, иллюстрации и фото оформление всё делается в режиме нон-стоп. Софа любит держать руку на пульсе, а по причине срочного отлета в отпуск по горящим путевкам, всем приходится батрачить. С одной только целью, чтобы она успела утвердить весь материал для печати, до того как отправится загорать.

Помимо основной редакторской работы, ко всему прочему на мои плечи удачно возложена обязанность написания статьи. Я прекрасно понимаю чьих рук это дело, но уважительно молчу в тряпочку. Наш выпускающий редактор — Крутилин Андрей Сергеевич, беспокоясь о моем эмоциональном состоянии и опасаясь срывов, заваливает сверхурочной работой.

— Андрей Сергеевич, я реально зашиваюсь, — врываюсь в кабинет разъяренной фурией, готовая убивать всех кто станет на пути. — Как рабыня на плантации тружусь не поднимая головы. Моя статья готова, может стоит снизойти и снять с меня хотя бы редактирование?

— Не может, — он даже не обращает внимания, продолжая с деловым видом пялиться на монитор.

— Крут, ты наглеешь, — я с остервенением бью по крышке, захлопывая ноутбук.

Меня не остановить, все мыслимые и немыслимые резервы терпения исчерпаны, злость от несправедливости булькает в голове подобно закипающей воде в чайнике, снося крышу и закладывая уши. Привычным жестом касаюсь серьги и машинально начинаю теребить золотое украшение в собственной мочке уха. Но ритуал не успокаивает, или спокойствие Андрея накаляет мой внутренний ТЭН?

— До завтра успеешь, — бросает безмятежную реплику.

— Две статьи? — держусь из последних сил, чтобы не покрутить у виска и не выдать сомнений в умственных способностях моего почти «начальника». — Ты издеваешься, или просто тебя это забавляет и веселит? Учти, если я не успею и запорю номер, молчать не стану. Расскажу Софе, что в провале так же виноват и ты. Это ты загрузил меня выше крыши.

Андрей невозмутимо слушает мой монолог. Откинувшись в кресле, этот нахал разглядывает меня как какую-то невидаль, а я под его взглядом словно под магическим воздействием, не смею и пошевелиться. Так и стою, уперевшись ладонями на его рабочий стол, по обе стороны от закрытого мной же ноутбука. А когда он, в буквальном смысле, опускает глаза в моё декольте, я не выдерживаю. Наклоняясь к нему впритык, так чтобы его любопытный нос погрузился в глубокий вырез моего платья, хватаю Андрея как провинившегося мальчишку за ухо.

— Когда ты работаешь, то времени нет страдать из-за разбитого сердца. Это трудотерапия такая, — признается Андрей, повышая тон из-за дискомфорта причиняемого моими пальцами.

— Какая забота, — мне не совсем верится в эту отговорку и по этой причине его ушная раковина претерпевает очередной выкрутас. — А если серьёзно?

— Ладно, ладно, — молит о пощаде Крутилин. — Просто я на время оградил себя от твоего депрессивного общества и наконец-то развлекся!

— Ах, вот почему наша Наденька халяву ловит на рабочем месте. Наверное ночью устает.

Теперь мне становится всё понятно. Липкие лапки «жабы-завистницы» приступают к методичному удушающему приёму, а я не могу определиться из-за чего так сильно болит укол ревности. Впервые за долгие годы дружбы не оправдываю и не одобряю выбора Крутилина, или тут что-то другое? Сколько таких дурочек он имеет не счесть, но лишь сейчас меня коробит факт хронического «Крутилинского кобелизма».

— Завидуй молча, — Андрей отвоевав свою часть тела, морщась поглаживает раскрасневшееся ухо.

— Было бы чему завидовать. Тому, что она бездарность? — вытаскиваю карандаш из подставки и скрутив волосы в тугой жгут, нервно закалываю им импровизированную укладку. — Или тому, что она спит со всеми подряд, лишь бы задержаться в редакции? — к чему-то ляпаю услышанную накануне сплетню и не жалею, что превращаюсь в брюзжащую неудовлетворённую женщину.

— А ты желчью-то не исходи. Иди лучше статьи редактируй, — машет рукой в направлении выхода, желая избавиться от моего общества. — Контролер нравственности, блин.

— И пойду, только домой. Уж, очень не хочется смотреть на карьерный рост через постель.

Глупо выгляжу со стороны, психую на ровном месте, лезу в чужую постель и считаю себя правой. Влажными ладошками одергиваю подол платья, наверняка выдавая бушующий ураган. Глубокий вдох возвращает на место вибрирующую струну души, но продолжает держать в натянутом состоянии, хватит и неверного слова, чтобы её окончательно порвать.

— Сейчас только одиннадцать утра, никаких уходов домой, — Андрей ловит меня у самой двери, пресекая попытку выйти в коридор. — Вернись на рабочее место.

— И не подумаю!

Обутые лодочки добавляют мне роста и противостоять высокому человеку становится легче, но Крутилин вскидывает голову, делаясь ещё выше. Словно нарочно показывая своё превосходство и в росте, и в положении на профессиональном поприще, желая указать моё место.

— Зановская…, - делает слишком длинную паузу, наверняка подбирая подходящие слова. — Не зли меня!

Так мило наблюдать за его выправкой начальника и слушать повелительный тон. Может на других все уловки и действуют, но не на меня. Пусть он и выглядит на все сто процентов очень по-деловому, в своей серой в полоску рубашке, но отступать я не намерена. Сказала, что иду домой, значит иду, тут уже дело принципа. Если Андрюшу заводит играть в большого босса, то такое не по мне, для игрищ подобного рода имеется Смирнова.

— Тебе ли не всё равно где я доделаю то, что взвалил на меня ты?

— Мне лишних разговоров не нужно. Ты уйдешь и улей загудит, что я тебе даю поблажки.

— Ты всего лишь даёшь мне на сегодня возможность быть фрилансером. А все поблажки имеет Наденька, которую имеешь ты, — я старательно оттесняю его от двери, но план побега рушится.

Андрей ловко подныривает указательным пальцем под пояс платья, дёргая его вместе с моим расслабленным до этой секунды телом, заключая в объятия. Вторая горячая ладонь ложится на талию, начиная ритмичными движениями пальцев массировать спину, на манер «кошачьего шага» только не выпуская коготков, но также мурлыкая от удовольствия. Ещё пару минут и я сама заору гулящей кошкой от близости, и жара мужского тела, так как от воздержания изголодавшийся мозг даст команду, впрыснуть в кровь всю артиллерию гормонов.

— Далась тебе эта Наденька? — Андрей отстраняется от меня, чтобы заглянуть в глаза и не пропустить ложь, которую я собираюсь выдать. — Или ты ревнуешь? — с ещё большим смешком интересуется он.

— Я полна других чувств, — нагло парирую, но не спешу выбираться из теплых и ласковых рук. — Я зла на тебя, но не из-за твоих беспорядочных половых связей, на них мне совершенно наплевать. Меня бесит, что ты загрузил меня незаслуженно. Ты думаешь только о себе, а я переживаю что, могу не успеть закончить до завтра.

Опускаю глаза, но лишь на миг, чтобы вновь встретиться с серым взглядом, холодным как сталь и манящим как туманная дымка, пробирающая до мозга костей. Наваждение от тесного контакта обуревает сильнее, вытесняя и усталость от работы, и зависть к Смирновой, и злость, теплом из груди спускаясь в живот.

Андрей замирает, нехотя отпускает пояс, но продолжая удерживать невольное тело в плену. А потом скользит рукой вверх, минуя грудь, к моей напряженной шее. Щеки пылают и если он притронется к ним, то поймет причину ступора — вожделение, внезапно овладевшее мной к лучшему другу.

«Это всё пагубное влияние отсутствия секса, — нашёптывает внутренний голос и даже он дрожит.»

«Крутилин тут ни причём, да и я невиновата, что организм даёт сбой.»

Вязкая мысль о собственном сумасшествии на фоне внутреннего диалога с самой собой, глубже укореняется, заставляя внешне напрячься. Может Андрей не заметит изменений, но уповать на это не стоит, ведь игривая улыбка уже касается его губ, пикантно подергивая уголок вверх, вырисовывая ямочку на левой щеке.

— Верни мой карандаш, — приблизив губы к моему уху, выдыхает короткую фразу и вновь выпрямляется.

— Что? — переспрашиваю на всякий случай, вдруг от всплеска эндорфинов, не понимаю очевидных слов.

— Верни ка-ран-даш, — повторяет Андрей по слогам, склоняясь ближе чем прежде.

Пальцы проворно выуживают из волос канцелярскую принадлежность, рассыпав по плечам волну прядей шоколадного цвета. А я то наивно мечтаю о поцелуе: неожиданном, страстном, как тогда в душе, но ничего не происходит. Ровным счётом ничего.

А тем временем Андрей продолжает искусно выводить на эмоции, наслаждаясь игрой в кошки-мышки. Бросив беглый взгляд на мои пересохшие от волнения губы и при этом закусив свою, он довольно-таки ощутимо бьёт карандашом по носу, а после закладывает его себе за ухо, которое рдеет как запрещающий сигнал светофора.

— О чём задумалась?

— О том, какой ты озабоченный. Руки свои убери от меня.

— Извини, — вскидывает ладони вверх, отпуская от себя. — Давай уже мне одну статью, я сам её отредактирую.

— Обойдусь. Пусть тебя совесть теперь замучает.

Подавив желание пнуть его, я легонько касаюсь плеча и сдвигаю Андрея со своего пути. Уже выйдя в коридор, за спиной слышу последнюю Крутилинскую ремарку.

— Занозина, совесть это не про меня. Завтра утром жду обе статьи.

Загрузка...