Глава 29


Трудно срывать листики отрывного календаря и считать дни, нанизывать их на нить, покорно делая бусы из одиноких часов, холодных минут и смертельно ненавистных секунд, что в тишине скрежетом рвут душу на части.

Проходит дождливая осень, так и не наводя порядка в голове ни сквозняком, ни промозглым ветром. Сменяется морозным ноябрём, но легче не становится, лишь скованное болью сердце покрывается коркой льда, а та предательски трещит при виде Андрея. Лопается, обнажая самую суть чувств, которые я старательно перебарываю в себе, проживаю до конца нерастраченную эмоцию, но уже вдали от него.

Я сдерживаю данное слово из последних сил и не прощаю Андрея. Свожу к минимуму всякое с ним общение, ведь мне невероятно больно. И эта боль ни с чем не сравнима.

Я по сути не баловень судьбы и периодически получала удары от неё. Но так хотелось верить, что Андрей разорвет порочный круг наконец-то сделав меня счастливой, нужной и любимой. Но и в этот раз лишь получаю щелчок по носу, дабы не зазнавалась, не строила замков из песка.

Работа не помеха разбитому сердцу, а наоборот некое спасение от дурных мыслей. Отдавая последние поправки по макету статьи, краем глаза замечаю Андрея в компании хорошенькой девушки.

Войдя и молча отсалютовав приветствие всем присутствующим, направляюсь к кофеварке. По пути, словно невзначай задеваю обнимающихся. Сразу же поймав неодобрительный взгляд Андрея, на который естественно мне совершенно наплевать. Пусть хоть земля разверзнется, но от намеченного я не стану отступать. Скорее всего светившийся счастьем ангел в объятьях Крутилина немного не в курсе с кем связывается.

— Привет. Ты же Катя, новенькая?

— Привет, — премиленько отзывается блондинка, утвердительно махнув головкой.

«Ой, держите меня! Ну прямо как в романах про любовь. Он сексуальный брюнет с глазами стального цвета и милая голубоглазая блонда. Неужели такие куклы и впрямь существуют?!»

— Заметно. Старожилы все обходят Крута стороной. Он у нас любитель одноразового секса, — послав в их сторону поцелуйчик, устраиваюсь поудобнее на столе в аккурат рядом с ними. — Мой тебе совет, прежде чем иметь с ним дело, справочку попроси. Он просто игрушку свою куда только не сует. Никем не брезгует.

Девушка резво высвободившись из его рук и краснея как школьница, сбегает прочь. Тут же на поговорить прорывает Андрея.

— Если не можешь меня простить и принять обратно, то хотя бы отпусти.

Спрыгнув со стола и подойдя вплотную к Андрею, который от злости ко мне за малым не выпускает пар из ушей. От моего внимания не ускользает его напряжённая поза: он сжав кулаки упирается ими в столешницу, стуча носком кроссовка о пол.

— Помнится мне, ты сам разрешил сломать тебе жизнь. Так что извини, обещал, терпи! Я заноза в твоей заднице, — подойдя к нему настолько близко, насколько этого позволяет выставленная им вперёд нога, ладонью касаюсь его причинного места. В ответ на мои прикосновения в штанах Андрея явно становится тесно, откровенно облизнув губы, продолжаю дразнить. — Хочу, чтобы твои яйца от неудовлетворенности гремели как кандалы, оповещая меня о приближении твоей гаденькой особы.

Присутствующих по всей видимости становится больше, наши препирательства собирают полный аншлаг из служащих. А они в свою очередь не смеют ни то, чтобы вмешиваться, они и дышат то наверняка через раз, ловя каждое наше слово. Конечно, такого зрелища пропустить нельзя. Когда мы выходим на тропу войны, пытаться нас разнять не рекомендуется. Как при ядерном взрыве, по инструкции полагается скорее укрыться от взрывной волны.

— Ты что бессмертная?

Я захожусь истеричным смехом, наверно срабатывает защитная реакция, потому как он явно уже не шутит. В серой радужке глаз стелется ледяная злоба. Отбросив мою руку от себя, Андрей брезгливо морщится, словно отряхиваясь от чего-то неприятного и скользкого. Шагает мне навстречу, нависая тенью и перекрывая кислород такой близостью. Путей отступления нет, моё холодеющее от страха тельце припечатано к стене. Крутилин наклоняется и что-то бурчит на ухо. Слов я совсем не разбираю. Меня накрывает рядом с ним какой-то волной возбуждения и скорее всего я бы осмелилась нырнуть с головой в тот омут, если бы не липкая боязнь, рикошетом бьющая от Андрея.

— А ты сейчас меня запугиваешь?

Какой надо быть дурой, чтобы трясти красной тряпкой перед разъярённой мордой быка? Делов-то, надо просто быть мной. Моя способность выводить из себя даже самых заядлых флегматиков известна всем.

— Ты знаешь третий закон Ньютона?

Своим вопросом Андрей немного меня удивляет и одновременно напрягает дикой несуразностью. Как-то странно говорить о точных науках в такие моменты, когда один хочет убивать, а другая не прочь умирать в его руках, но нежно.

— Ты решил прочитать мне лекцию по физике? Теперь мне действительно страшно.

— В нем говорится, — особо не обратив внимание на мой сарказм, продолжает Андрей. — Что любые влияния тел друг на друга взаимны. То есть на своё действие жди моего противодействия равного по силе. Это уже не дурачество. Отвали наконец.

«Ох, кажется мне известная истинная причина гневных нравоучений. Нашему кобельку по всей вероятности и правда давно никто не давал! — улыбаюсь краешком губ своим мыслям.

— Это ты мне изменил, но я почему-то на твои действия не стала противодействовать подобным образом, прыгая по койкам, — добиваю окончательно гневной тирадой, всё в том же научном ключе. — А вот ты, — выдыхаю, будто хочу перевести дух, ведь воздуха вдруг катастрофически не хватает. — Дорогой мой любитель Ньютона, ведёшь себя как шлюха.

Андрей близок к настоящей истерике. Проигнорировав мой жалобный писк, грубо хватает за локоть и в буквальном смысле волочит меня через толпу зевак, будто к плахе на прилюдную казнь. Едва успевая за его темпом, иногда спотыкаясь, а когда и вовсе теряя равновесие. Я бегу за ним, сбивчиво дыша, не имея представления куда может тянуть меня Андрей. Варианта вырваться не представляется, широким браслетом на запястье красуются Андрейкины пальцы, с хрустом сжимающиеся и причиняющие дискомфорт.

Мы стремительно пересекаем холл и на мгновение остановившись, до меня доходит, что нашему рандеву суждено закончиться в туалете.

После секундного размышления, он вталкивает меня в женскую уборную, переборов в себе джентльмена и подталкивая под зад ощутимым шлепком. Выслушав не слишком долгий визг, Андрей предусмотрительно кивает присутствующим дамам, скрыться в ужасе. Без сопротивления, как по команде они выскакивают, даже не бросив ни одного прощального взгляда.

Мне не остается ничего, как ждать своей кары. "Ищите, да обрящете" — прямо-таки мой жизненный слоган.

Изо всех сил и с нескрываемой злобой Крутилин выкручивает запястье, заставляя меня вскрикнуть, то ли от боли, то ли от грубости, с которой он налегает на сустав. Заведя мою руку и сильно прижав её к спине, судорожно вздрагивает всем телом, передавая свой мандраж.

По известным причинам, что происходит за спиной, мне неведанно. Лишь липкий холодный пот скатывается, пересчитывая позвонки и оставляя россыпь шероховатых мурашек, которые врассыпную разбегаются по коже. Но слух не подводит, а от услышанного лязга застежки ремня, спазмом сковывает горло не смеющее ни вздохнуть, ни вскрикнуть.

— Сейчас, дрянь, я тебе покажу, как испытывать дискомфорт в районе зада.

Размышлять на тему, что меня ожидает — глупо. Всё подтверждается, когда он задрав юбку, без промедлений и лишних колебаний отшвыривает клочки порванного белья, придавливая мои голые бедра к раковине.

Ничего не остается, как зажмуриться и зарыдать. Перспектива понести наказание за свои поступки, через принудительный секс мне не по душе.

Спустя мгновение меня начинает трясти ни столько от рыданий, сколько от ужаса, понимая что собирается сделать Андрей. А когда его горячая ладонь грубо сжимает мою ягодицу, я чуть ли не падаю на пол, но всё же решаюсь посмотреть в зеркало. Наши глаза встречаются в мутных разводах и белесых каплях от брызг, и кроме злобы к себе в стальных глазах Андрея ничего не замечаю.

Хотя, может я и не права. И в затуманенной радужке буйным цветом цветёт жажда искушающего порока, овладеть телом ни похоти ради, но с мужской настырностью.

— Ну! Давай! Чего ты? — проглатывая ком негодования, продолжаю давить на остатки совести и мужских принципов, что женщину брать, подобно голодному животному не делает чести настоящему мужчине. — Самоутвердись и забыли!

— Впредь думай, что творишь. В следующий раз я не удержу его в штанах.

— А ты никогда не умел его там держать, — моя довольно отчаянная попытка призвать к моральному отклику, просвистела мимо всех ориентиров. Андрей даже ухом не ведёт, видно с годами выработав неплохой иммунитет к моим придиркам.

От резкого разворота аж кружится голова, сначала толкая в бездну с непроглядной тьмой, а после высекая яркие вспышки. Андрей всё ещё держит за плечи, предотвращая падение.

— Ты специально злишь меня?

— Нет, мне просто интересно, вся эта чехарда со сменой девушек с периодичностью раз в два-три дня имеет некий смысл для тебя. Или это по приколу?

— Да я накосячил и за это извинялся уже миллион раз, вешаться из-за того, что ты не можешь простить, не собираюсь. Не могу же вылезти из кожи вон, чтобы ваше величество снизошло до меня.

— Зато из трусов у тебя прекрасно получается, моё величество в восторге от этого, — демонстративно дергаю за ремень и ширинку, которые он до сих пор не удосужился застегнуть. А в следующее мгновение поступаю и вовсе не логично, с упоением впиваясь в губы. А он отвечает на поцелуй, ныряя в рот языком, дурманя знакомыми движениями. С каждым нетерпеливым толчком, с каждой прикусывающей кожу истомой мне приходит понимание на сколько сильно я соскучилась по нему. А главное какой необходимо обладать силой, чтобы простить его. Пока этой силы во мне не находится, возможно и не найдётся, но сейчас же не об этом. Мгновение рядом с ним сладкое, томительное, разливающееся от танцующих страстный танец губ вниз живота. Концентрируясь там колким спазмом, стремящимся ближе прижаться к любимому телу.

— Твою ж, мать. Все думают ты ее убивать сюда утащил, — раздаётся голос Славяна, подействовав отрезвляющее на нас обоих.

— Пошёл вон, — не сговариваясь, кричим в один голос.

— Понял, я на шухере постою, чтоб вас не отвлекали.

Иронично подмигнув, расплывается в похотливой улыбке, но мы не разделяем веселья, даже Андрей покрывается багряными пятнами стыда.

Хлопает дверь, вновь отгораживая нас ото всех. А нам бы поговорить, или обняться, подписать мирный договор… бессрочный. Андрей не спешит отпускать меня, оперевшись руками о раковину по обе стороны от меня, упирается лбом в мою грудь. Найдя в себе твердость мышления намного раньше меня, он опускает подол юбки, закрывая всю выставленную на показ срамоту. Отстраняется, а будто с мясом отрывается от моей кожи, подбирая остатки моего белья и засовывая их в задний карман своих джинсов.

— С меня бельё.

— Мне от тебя больше ничего не нужно. И ты мне не нужен, не собираюсь подбирать «бэушных» мужиков, которые не могут своё либидо удовлетворять с постоянным партнёром.

— Я всегда был таким, ты знала об этом. Тем более какие претензии, я свободен. Что теперь-то бесишься?

— Это ты так извиняешься? Оригинальный подход.

Сдержать желание его ударить не смогла. Парочка пощёчин прилетает точно в наглое лицо адресата, который сразу же сместив корпус тела, сгорбившись опускает голову пониже, закрывая её руками. Оплеухи летят под разным углом, не редко причиняя боль мне самой, особенно когда я раскрытой ладонью натыкаюсь на его выставленные локти, но и тогда останавливаться не собираюсь. Лишь основательно устав, беру тайм-аут, чтобы передохнуть, чем и пользуется Андрей. Он по-хозяйски сгребает в охапку, удерживая мои руки за спиной, нежёстко, но так, чтобы лишить возможности вновь кинуться в атаку. А я вяло сопротивляюсь, отталкивая его, безрезультатно. Даже когда изловчившись, пытаюсь вдарить по самому ценному органу, Крутилин словно просчитав или предвидев стратегию, тут же зажимает колено между своих ног.

— А ты передо мной извиниться не хочешь?

— За что это? Может за то, что я вполне адекватно отреагировала на твою измену и послала тебя на хрен? Или может за то, что не могу закрывать глаза, на то как ты лижешься со всякими девками по углам?

— Всё, закончила?

— Нет, — искренне отвечаю ему, но понимая бесполезность разговора, вспылив выкрикиваю. — А забудь. Тупому доказывать, всё равно что слепому показывать.

Андрей сильней дёргает безвольное тело на себя и от резкого рывка я впечатываюсь переносицей в его гладко выбритый подбородок. Превозмогая искушение опять его поцеловать, слегка отстраняюсь, встретившись тут же с озлобленным прищуром Крутилина.

— По твоему я тупой и безнравственный? А ты святая, дающая оценку людскому поведению основываясь лишь на субъективное мнение. Иначе говоря, тот кто поступает в разрез с твоим кодексом чести не заслуживает ничего хорошего, он автоматически попадает в черный список.

— Почему в том, что ты гребаный бабник виновата я?

— Ты виновата лишь в том, что сама с рыльцем в пушку. Или может станешь отрицать, что была под кайфом? Что в карманах было колес на долгие депрессивные вечера. В тот вечер мне хотелось прибить вас обоих, только это смысла не имело никакого. Ты осталась со Штрихом, а явилась ко мне под утро с кучей претензий.

— Не сильно ты страдал под Надькой. Раскинулся удачно. Как был *издострадальцем, так им и остался. С тобой ничего серьезного нереально построить.

— А вы все очень хотите серьёзности? А? Я зря открываю сердце бабам, с ширинкой проще. Ты меня раз за разом меняла на бывшего, врала, а потом ждала что я буду верить твоим невинным глазкам? — орёт так, что слова гулким эхом раскатываются в пустой уборной. — Я довольно говна сожрал за свою жизнь. Меня предали все кого я любил. Отец, мать, Алёна. Она аборты от меня делала лишь бы вернуться к Крутилину старшему, лишь бы сильнее нагнуть меня к плинтусу, — нервная импульсация через кончики пальцев, вдавливающиеся в плечи перебирается ко мне. — И не говори мне, что я никогда боли не хлебал. Я люблю тебя, но моя любовь снова никому не нужна. Отпусти меня, я устал быть на твоём поводке.

— Я не держу…уходи.

Загрузка...