Прозрение.

Я выхожу из ванной и собираюсь идти к себе. Но, ни о каком сне речи быть не может. После такого Катиного откровения, сон – это последнее о чем я думаю сейчас. И что мне теперь с этим делать?

Стараясь не думать о том, что недавно произошло, вновь погружаюсь в чтение.

"19.08.17.

Я часто представляю детей. Таких маленьких Диминых копий, бегающих по нашему дому. Почему то мне всегда хотелось троих.

Конечно, я не мечтаю о самой беременности – эту часть я все еще боюсь. Но вот именно уже родившихся, нет, уже даже подросших малышей я себе прекрасно представляю. Как они, вытянув вперед ручонки, бегут навстречу пришедшему с работы отцу. Как виснут на нем, словно обезьянки.

Как потом, вечером мы укладываем их с Димой спать.

Да, я дура. Я самая дурная дура из всех дур.

Но я все еще люблю его. Ненавижу. И люблю.

Я теперь многое знаю о Диме.

И это знание никак не способствует развитию моих негативных чувств к нему.

Мой муж вкладывает деньги в детей из неблагополучных и малообеспеченных семей.

Таких, которые увлекаются спортом. Он выделяет деньги для поездок на соревнования, покупает им все необходимое для занятий.

И еще. Его, то есть, наша компания является спонсором местного детского дома. Также, самые лучшие студенты учебных заведений получают именную стипендию, которую оплачивает Димин Благотворительный Фонд.

И все это происходит без громкого афиширования своей деятельности. То есть об этом не кричат ни на телевидении, ни в газетах.

Я сама-то об этом узнала, когда складывала документы в его кабинете.

Эта папка, на которой я большими буквами вывела длинное слово "Благотворительность" самая любимая у меня. Я всегда просматриваю её, и очень радуюсь, когда в ней появляется хоть один новый документ.

А еще Дима необычайно спортивен и вынослив. Однажды я подсматривала за ним, пока он занимался в домашнем тренажерном зале.

То, с какой силой и как долго он бил грушу, и как при этом перекатывались его мышцы, заставляло восхищаться им.

А когда он снял ставшую мокрой от пота майку! Мм, мама дорогая! Я вцепилась в косяк двери, чтобы не подойти к нему.

Вообще, чем больше я узнавала мужа, тем отчетливее понимала, что он добрый, и надежный человек.

Вот только на мне его эта доброта почему-то заканчивалась".

Эх, Катя, Катя!

Теперь-то я тоже не понимаю, почему ОНА? Как, живя с ней рядом, я не смог разглядеть всех этих хороших её черт? Почему не обращал внимания на мелочи, ставшие сейчас такими важными?

Ведь пусть прошло не так много времени с момента Катиного исчезновения, а я уже чувствую разницу.

Потому что ужин, сделанный поваром-профессионалом, … не такой.

И вещи, вещи сложены в шкафу… не так.

И теперь я больше не замечаю цветов, которые всегда присутствовали в доме в больших количествах.

Сначала меня это раздражало – куда ни кинь глаз, всюду стоят всевозможные букеты. И это не дорогие розы или какие-нибудь там, я не знаю, герберы.

Нет, это были небольшие букетики полевых цветов, которые разносили по дому специфичный, не благородный запах.

Но теперь, когда цветов не стало, мне их не хватает.

Я только сейчас заметил, что без них обстановка становится скучной.

Получается, что жена, пусть и незаметно, но привносила в мою жизнь хорошие моменты.

И насчет благотворительности – никогда не считал это чем-то особенным. Если есть возможность, почему бы не помогать? В конце-то концов, не последнее же я отдаю.

Я снова смотрю на ставший теперь родным почерк и опять читаю в каждой строчке хвалебные оды самому себе.

Блиин. Ну не могла она так думать обо мне! Ведь еще совсем недавно Катя уверяла, что ненавидит меня.

И эта ненависть была для меня понятной, я бы сказал заслуженной.

Но похвала с её стороны? Она обескураживает, заставляет чувствовать себя виноватым, и это мне совсем не нравится.

Сколько обид я ей нанес! Начиная с момента нашего замужества и заканчивая последним днем, когда я видел Катю, я старался её игнорить.

А она собирала крупицы информации обо мне из подсмотренных документов или случайно оброненных фраз.

И я совсем не замечал того, что она наблюдала за мной, узнавала мои привычки, черты характера.

Например, даже не обращал внимание на то, что когда злился, я начинал отбивать дробь пальцами правой руки по костяшкам левой. Или, если задумывался, то начинал сам себе массировать шею. И кто бы мог подумать, что Катя заметит эту мою странную анатомическую особенность – когда я говорю не правду, у меня дергается кончик носа.

Даа, жена подмечала все. Она изучала меня, как профессиональный психолог изучает своего пациента. Складывая меня по крупицам, рисовала общий портрет.

И портрет с её слов получался… восхитительным.

Уж каким, каким, а восхитительным я не был никогда.

И вроде бы даже не придерешься – в её дневнике обо мне ни одного слова неправды нет. Но в тоже время Катя ТАК исказила эту реальность, что там, где надо бы ненавидеть меня, она … любила.

"12.09.17.

Сегодня я впервые увидела её. Не на красиво сделанных снимках, где она была счастлива с моим мужем. Не в строчках её рассказов.

Нет. Я встретила Марину в поликлинике.

Я выходила от своего гинеколога, когда увидела, как высокий мужчина, прижав стройную девушку к себе, ободряюще гладит её по спине.

Я не видела её лица, но узнавание было мгновенным.

Оо, эти рассыпанные по плечам рыжие волосы, эти тонкие руки-тростинки с изящными пальцами, которые сейчас обвивали шею незнакомого мужчины. Эта королевская осанка, показывающая всем и каждому, кто тут "главный экспонат".

Я бы узнала их везде.

Настолько хорошо я выучила Марину спустя сотни высланных мне фотографий.

И еще. В душе проснулось какое-то злорадство.

Возможно, Марина не так искренне любит Диму. Ведь обнимает же она сейчас молодого человека. Всем телом прижимается к нему.

Девушка не замечает моего внимания. А вот врач, с которым она стоит рядом, пристально смотрит на меня, и, спустя несколько секунд, толкает её в плечо.

Мне бы уйти. Развернуться и убежать.

А я не могу.

Это как увидеть восьмое чудо света. Или все равно, что стоять и смотреть, как к тебе приближается гигантская волна – ты понимаешь, что спастись уже не сможешь. И просто стоишь, восхищаясь мощью стихии, пряча глубоко внутри свой страх.

Вот и я, пряча свой страх внутри, не способна была сделать шаг в сторону от нее.

А я её боялась. Даже не её саму, а того влияния, которое она имела на моего мужа.

Того, с какой легкостью каждый её звонок делал Диму счастливым.

Как он бежал к ней, забывая о родных и друзьях. И уж тем более о своей нелюбимой жене.

Марина развернулась ко мне и тут же отвернулась снова.

Но я успела заметить на красивом лице портящие её следы слез.

И впервые в жизни я почувствовала радость от того, что кому-то плохо.

Не знаю почему, но она тоже страдает. Марина, возможно, так же, как и я, плачет по ночам в подушку.

Мне хотелось этого. Нет, я мечтала об этом. Пусть ей тоже будет больно. Пусть она захлебнется той болью, которую приносят мне все её смс – откровения.

Я все-таки нахожу в себе силы развернуться и уйти. Но на улице кто-то резко хватает меня за руку:

– Ты беременна? – сразу же спрашивает Марина, смотря на мой живот.

– Не твое дело – шиплю я и выдергиваю руку.

Беременна? От кого? От Димы? Да он после того первого раза даже не смотрит в мою сторону.

– Я все равно узнаю – девушка отпускает меня, не сводя злого взгляда с моего живота – и если ты беременна…

Во мне поднимается буря протеста. Да как она вообще смеет ТАК со мной разговаривать?

– И что ты сделаешь, а? – повышаю голос я. Все-таки хочется её немного позлить – Что ты сделаешь, если я ношу под сердцем Диминого ребенка?

Она делает от меня шаг назад и теперь уже пристально смотрит в мое лицо, ища там хоть тень лжи.

Но сегодня моя не выплеснутая злость делает меня лучшей актрисой года. Да меня с таким лицом в покер бы взяли играть.

– Ты врешь – видимо я все-таки преувеличила свои актерские способности, потому что Марина мне не верит – Ты все врешь. Нет у тебя никакого ребенка – то ли с надеждой, то ли с вызовом говорит она.

– Тебе то что? – я тоже бросаю ей вызов, поднимая подбородок – Ты, как я посмотрю, на два фронта работаешь! Что…, ни один не оплодотворил?

На секунду я замечаю в её взгляде боль, но, тут же она прячет её за маской гнева.

– Дура – рычит девушка – Это мой родной брат.

И в очередной раз, так и не успев превратиться в реальность, рушатся все мои надежды.

Брат. Это её брат.

Я замечаю его. Высокий голубоглазый блондин, который совсем не похож на сестру. Он стоит чуть поодаль и внимательно смотрит на меня. Своим взглядом-сканером цепляется за каждую клеточку моего тела. И мне хочется быстрее бежать от этого пристального внимания.

Что я и делаю. Разворачиваюсь и, сдерживая себя от того, чтобы не перейти на бег, быстро иду в сторону парковки".

А все-таки Марина мне соврала. Она же сказала, что никогда лично не общалась с моей женой. А получается…

Интересно, что еще мне не рассказывала моя женщина?

Нет, то, что у Марины есть брат, я знаю. Мы несколько раз виделись с ним. Он работает психологом в какой-то местной больнице.

Алексей очень любит свою сестренку. Я иногда, замечая с какой любовью он смотрит на нее, даже немного завидую им – у меня нет ни брата, ни сестры. И поэтому все эти переживания за близкого, родного человека мне не знакомы.

Даа, Катя права. Детей в семье должно быть не менее трех. Чтобы ребенок не чувствовал себя обездоленным, он должен иметь не только вечно работающих родителей, но и брата или сестру.

Я снова возвращаюсь к Марининому брату. Какая-то мысль не дает мне покоя.

Брат. Высокий блондин. Больница.

СТООП!

Я подскакиваю на кровати.

И ощущение нереальности накрывает меня.

БРАТ. БОЛЬНИЦА. БЛОНДИН.

Получается, что Алексей работает в той же поликлинике, куда ходит Катя?

Я нервно провожу рукой по волосам.

Еб…ь! Я помню, что тот человек на снимке показался мне смутно знакомым.

Неужели?

Неет, Марина не могла.

А Алексей?

Ведь я его плохо знаю.

Я хватаюсь за телефон, но потом снова кладу его на тумбочку.

Неет, надо без предупреждения... Чтобы не успела подготовиться.

Я мечусь по комнате. Надо срочно ехать к ней.

Уже выскакивая из Катиной спальни, вспоминаю о дневнике.

Ааа, хрен с ним. Сегодня Катя не появится.

Потому что сначала её надо спасти.

Загрузка...