Не зря утверждают, что мужчины и женщины с разных планет. Потому что понять друг друга нам бывает очень сложно.
Я читаю Катин дневник, и у меня начинается зубной скрежет. Бл..., описывать нашу свадьбу, вернее то, что она чувствовала, когда выходила за меня замуж, на семи страницах – это бред. И, видимо, мы с ней участвовали на разных торжествах, потому что её это "мурашки по коже", " сойти с ума от радости" и "самой счастливой женщиной на планете" точно не про нашу свадьбу.
И какой я, нахрен, самый лучший жених? Или она действительно дура, раз не замечала, как по-скотски я себя вел?
Да я к концу вечера набрался так, что мой друг Стас практически нес меня на руках к нашей машине. А мой этот откровенный флирт с её десятиюродной сестрой, который закончился минетом в туалете ресторана. Разве Катя всего этого не замечала? Что с ней такое? Неужели можно просто так проглотить такие обиды, и даже не упомянуть об этом в дневнике?
Если бы меня попросили описать нашу свадьбу, мне бы хватило одного слова. "Фарс". Все было театральной постановкой. Каждый тост, каждое пожелание было враньем. Ну не могло у нас быть "долго и счастливо". Не в нашей ситуации.
Единственное, что было настоящее, это первая брачная ночь. Но её я почти не помню. Я просто проснулся утром и увидел следы уже успевшей засохнуть крови на краю кровати и на своем члене. Понял, что свадьба состоялась, и с чувством выполненного долга пошел к себе в комнату. Это потом я понял, что Кати не было рядом, когда я выходил. Но разве меня это волновало?
Тем интереснее будет увидеть это событие Катиными глазами. Правда, странно, что оно описывается только спустя три дня после свадьбы.
"19.04.17
Я даже не знаю, что писать. Какие слова надо подобрать для того, чтобы точно выразить свои чувства.
Боль. Это самое точное, что я могу применить к нашему первому сексу.
Но не физическая. Нет. Я не наивная дура и понимала, что мой первый раз будет болезненным. Что, скорее всего, я не испытаю удовольствие. И морально была готова к этому.
Но то, что сделал Дима, просто убило меня. Нет, это показало мне, какой наивной я была. И как глубоко ошибалась в его чувствах.
Хочется описать каждое слово, каждый жест, которые исходили от, как мне тогда казалось, самых родных людей. Я не могу вычеркнуть из памяти ни один их вздох, ни один их взгляд, обращенный на меня и медленно убивающий своей холодностью.
И поэтому описываю все подробно. Чтобы потом читать и каждый раз вспоминать ЭТО. Чтобы не стерлось, не забылось предательство. Чтобы смаковать свою горечь раз за разом. Чтобы больше не поддаваться иллюзиям.
Но все по порядку.
Я кое-как разделась сама, хотя в мечтах все представлялось совсем по-другому. Оо, в моей неуемной девичьей фантазии Дима с горящим взглядом опускался на одно колено и с предвкушением стягивал с меня сначала один чулок, потом другой. Он, успокаивая или наоборот, возбуждая, плавно подводил меня к самому главному. Чтобы затем сплестись со мной и душой и телом.
Но нет, ничему этому не суждено было сбыться.
Я сходила в душ и, переодевшись в тоненькую сорочку, легла на кровать.
Меня бил мандраж. Я постоянно кидала взгляд на дверь, задаваясь вопросом, где же Дима.
Тогда я еще не знала, что у нас с ним разные спальни. И поэтому очень сильно волновалась – я видела, что он выпил. И сильно.
Но с кем не бывает, правда?
Я даже думала отправиться на его поиски, но меня останавливало то, что я вообще не знаю, где в этом большом доме искать своего мужа. Я до этой-то комнаты дошла с помощью домработницы.
Не знаю, сколько проходит времени, но вскоре дверь в мою комнату распахивается с такой силой, что ударяется об стену. Я непроизвольно вздрагиваю и натягиваю одеяло до самого подбородка.
Дима идет ко мне нетвердой походкой. Идет, и не отводит взгляда. И это совсем не тот взгляд, которого я ожидаю.
Взгляд ненависти. Он прожигет меня насквозь, заставляя скукожится. Разве так смотрят на свою жену в первую брачную ночь? Разве он не должен соблазнять, раздевать, заставлять мучиться в нетерпении?
Дима подходит к кровати:
– Боишься меня? – грубым голосом спрашивает он, и тут же, не дожидаясь ответа, продолжает – правильно делаешь.
Муж сквозь одеяло резко хватает меня за лодыжку и тянет к себе на край кровати.
Я вскрикиваю и пытаюсь отползти. Но Дима еще крепче сжимает ногу, вызывая боль.
– Отпусти – спокойно прошу я, хотя сердце стучит как бешеное.
Это алкоголь. Это все он. Наверно, спиртные напитки вот так действуют на моего мужа.
– Отпустить – Дима щурит глаза – а разве ты не этого хотела?
– Нет, то есть да. Но...
– Ну, так получи, что хотела. – усмехается он, не давая мне ответить – Жена!
Он придвигает меня к краю и, грубо задрав тонкое одеяло, а потом и мою ночнушку, тянет за трусы. В местах, где ткань режет кожу, я ощущаю режущую боль.
– Пожалуйста – прошу снова – Отпусти. Мне больно.
– Оо, – не отрывая взгляда от своих действий, хищно улыбается Дима. – Это только начало.
Не выдерживая давления, ткань рвется, и я остаюсь практически голой.
Дима тянется к ширинке и расстегивает её. А затем он просто стаскивает брюки вместе с трусами.
И... я задыхаюсь от увиденного мною. Как ЭТО войдет в меня и не порвет? Разве такое возможно?
Я поднимаю глаза и вижу, что мужчина смотрит на меня пьяным взглядом. Он видит мою реакцию, и начинает зло улыбаться.
– Да, Катя – мое имя он произносит с отвращением – сейчас это все будет в тебе.
Он вновь хватается за мои ноги и, широко разведя их, подходит вплотную.
– Стой, подожди, – кричу я, выставляя вперед руки, пытаясь его оттолкнуть.
Дима резко толкается в меня на всю длину, и я кричу.
Боже мой! Это невыносимо! Я ощущаю такую боль, которая заставляет меня выгибаться, как натянутая тетива лука.
Я пытаюсь отползти, оттолкнуть, сделать хоть что-то, что заставит его остановится. Но не могу. Силы неравны. Ему ничего не стоит удерживать меня в том положении, в котором ему удобно. Он раз за разом входит в меня, выбивая из меня крики боли.
– Хотела – получи – сжав зубы, говорит он при очередном толчке.
А я больно кусаю кулак. До отметин. До крови. Чтобы хоть как-то притупить те разрывающие изнутри страдания, что доставляет мне Дима.
Я не знаю, сколько это продолжается – минута или год, но я вдруг чувствую, как мой муж последний раз сильно толкается в меня и замирает.
А я, я не могу на него даже глаза поднять. Потому что мне стыдно. Чувствую себя сейчас так, как будто это я виновата в том, что произошло. Это я что-то сделала не так!
Дима еще несколько секунд стоит надо мной, а потом, сделав несколько шагов в сторону, падает на кровать и тут же засыпает.
Я некоторое время лежу, в надежде, что, если не буду шевелиться, то боль уйдет. Но она не уходит, Да, может быть становится слабее, чем во время самого секса. Только даже эти её остатки не дают мне покоя.
Все-таки, через несколько минут, я решаюсь встать с постели. И потихонечку, по стеночке, дохожу к ванной комнате.
А там, там я даю волю слезам. И не сдерживаясь, и не боясь, что меня услышат, кричу в голос. Мне плохо. Мне очень плохо. От осознания того, что ЭТО сделал мой любимый мужчина.
За что? В чем я виновата? Ведь должна же быть какая-то причина. Я не верю, что Дима такой монстр.
И еще, меня сковывает ужас. Неужели такое может повториться? А вдруг он захочет продолжения?
Я оборачиваюсь и закрываю дверь на замок. Нет! Я туда не пойду. Я останусь здесь! А утром, утром я убегу к отцу. Папа меня защитит.
Да, я не останусь здесь больше.
Кое-как приняв ванну, сливаю с нее воду и остаюсь лежать прямо там. Я смотрю в потолок и думаю о нем. О Диме. Мне очень жаль, что у нас с ним ничего не получилось. Может, он просто любит такие жестокие отношения – думаю я сквозь дрему – но я точно не любительница садомазо.
Я просыпаюсь от того, что ломит все тело.
Каждая клеточка болит. Но больнее всего там, внутри. Так и хочется выйти из комнаты и спросить у Димы за что?
Но потом я решаю, что больше не хочу его видеть. Я поеду домой. Вызову такси и уеду отсюда навсегда.
Я аккуратно выхожу из комнаты, но, не обнаружив в ней мужа, вздыхаю с облегчением – видеть его совсем не хочется...
До дома я добираюсь быстро. Знаю, что сегодня папа не поедет на работу – у него всегда после любого мероприятия болит голова.
Я захожу в гостиную и вздыхаю с облегчением. Я дома. В родных стенах. Здесь мне никто не причинит боли.
Замечаю папу. Он лежит на диване. На голове у него, как я и предполагала мокрая тряпка.
– Дочь? – удивляется он, как только я подхожу к нему – Ты что тут делаешь?
– Пап – я не хочу вдаваться в подробности, поэтому просто говорю – я вернулась назад. Не хочу там жить.
– Глупости – отец садится на диван – Ты только день замужем. Просто ты еще не привыкла.
– Паап – я беру его за руку – я к нему не вернусь...
– Он тебя ...обидел? – спрашивает папа, всматриваясь в мое лицо.
– Да… – я отворачиваюсь от него. Мне очень стыдно. Как будто я сама сделала что-то плохое.
Я слышу звук каблучков и вижу, как в комнату входит тетя Поля.
– О, а ты как здесь оказалась? – спрашивает она.
– Я вернулась.
– В смысле вернулась? – голос женщины становится суровым – совсем?
Я просто киваю головой, зная, что она меня видит.
– Какая ерунда – размахивает руками тетя Полина. – Что еще ты удумала своей избалованной головкой.
– Он сделал мне... больно – переступив через собственный стыд, говорю я.
– Конечно, больно! – женщина садится рядом с отцом и кладет свою руку поверх его пальцев – в первый раз всем больно.
– Неет – я отчаянно машу головой – Ни так! Он меня. Он меня... изнасиловал.
Все, я это сказала.
– Чтоо? – я вижу, как вытягивается папино лицо.
– Пф – раздается тут же рядом. И женщина принимается активно гладить папину руку – Как это муж может изнасиловать жену? Это её прямая обязанность – ублажать мужа. Скажи же, дорогой?
Папа вертит головой, бросая взгляд то на меня, то на свою жену.
– Да – отвечает задумчиво он – но все-таки надо понять, при каких обстоятельствах это случилось, Поль.
Мачеха недобро щурится:
– Любимый, ты что, будешь выяснять, что они делали в своей спальне?
И мой взрослый папа краснеет:
– Нет, конечно же, нет! Я просто... Я пойду и поговорю с Дмитрием.
– Не надо с ним говорить – вмешиваюсь я. – просто подам на развод и все.
– Как это подам на развод? – тетя Полина смотрит только на отца – Нельзя на развод. Мы же... мы понесем такие убытки. Ну скажи ей. – она толкает его локтем.
– Да – он как будто под гипнозом повторяет все слова жены. – Нельзя на развод.
– И, в конце концов, в поведении Димы нет ничего удивительного – она резко поднимает взгляд на меня. – Если учесть, что его на тебе насильно женили.
– ЧТОО? – я вскакиваю с дивана – Как? Как это насильно?
– Он не хотел. Его отец заставил.
На меня обрушивается потолок.
Я поднимаю глаза вверх. Нет, потолок на месте.
Но как такое может быть? Ведь ощущения вполне себе реальные. Я чувствую эту тяжесть сжимаемого меня бетона. И мне нечем дышать. И вся пыль слов мачехи оседает на моем теле, покрывая его коркой грязи.
Это ОН. Он – жертва. Он тот, кто требуется сочувствие. Не я! Я просто попалась ему под горячую руку.
Боже мой! У меня и в мыслях не было спросить о подробностях нашей свадьбы. Думала, он меня увидел, и я ему понравилась. И вот итог – свадьба.
А тут такое!
– Папа – плача, спрашиваю его я – как ты такое допустил? Как? Ты же понимал, что Дима может меня возненавидеть за это? Понимал, пап?
– Доченька – отец наклоняется ко мне, но тут же его привлекает к себе тетя Полина.
– Мы просто надеялись, что у вас все будет хорошо – отвечает за него женщина – к тому же, ты сама сказала "ДА".
Я поднимаюсь и иду по направлению к выходу.
– Куда? – задает вопрос мне в спину отец.
И тут же тихое:
– Пусть идет... к мужу. Так будет лучше. Поверь.
Да. Я пойду к нему. Потому что не смогу больше находиться в этом доме. Доме, где меня по каким-то своим соображением отдали на растерзание ненавидящему меня человеку.
Господи, Дима! Прости меня! Прости моего отца за то, что так поступили с тобой!"
Я закрываю дневник. Мне надо покурить.
Мне, бл.., надо выкурить целую пачку сигарет. Иначе я сейчас поеду к Катиному отцу и просто набью ему морду. Нет, я убью его.
За то, что допустил все это. За то, что не уберег свою дочь от меня.
Бл..., я не знаю, что сказать в свое оправдание. Просто не знаю.
Я же видел потом, как Катя шарахалась от меня, но не придавал этому большого значения. Вернее, мне было на нее наплевать. Ну, шарахалась и шарахалась, так даже лучше – думал я.
Я встаю и начинаю ходить по комнате.
Пи...ц! Мне просто нужен выплеск энергии. Иначе я сейчас взорвусь!
Я никогда не был насильником. Даже наоборот, девчонки сами липли ко мне. Но после знакомства с Мариной мне стали безразличны все остальные. Даже тот раз, на свадьбе – это был выплеск моей злости. Моего бешенства.
А тут! И кого? Собственную жену, которая, как оказалось, была еще большей жертвой, чем я.
Я сильно затягиваюсь сигаретой.
Меня во всем написанном ею больше всего не дает покоя её это "прости". Как? Как она могла так думать, после того, что я ей сделал? Я – монстр, у которого сломанная мною жертва просит прощения.
Господи, пусть Катя только найдется. Пусть будет жива. Вместе мы сможем придти к какому-нибудь решению.
Я тушу сигарету об стоящую на тумбочке пепельницу. Ложусь на кровать и тянусь к дневнику. Мне просто необходимо знать, что там дальше пишет моя жена.