Дневник (не)любимой женщины

Не любимая женщина?

Я подвез Стаса до дома, и мы немного поговорили о сегодняшних планах, касающихся поисков Кати.

После я решил ехать прямиком на работу. Благо, и душ и сменная одежда там имелись.

Но когда я подходил к своему кабинету, моя новая секретарша Вика выскочила навстречу.

Девушка выглядела испуганной. Она то и дело терла руки, как будто кто-то заморозил их.

Я знал только одного человека, который мог ТАК действовать на людей.

– Дми…. – нервно начинает секретарша.

– Здесь моя мать? – прерываю я её.

– Да – делает она удивленные глаза.

– Давно? – я быстро направляюсь в свой кабинет.

– Нет, но….

– Приготовь стакан воды и чашку кофе. Принесешь, когда я скажу – говорю я, открывая широкую дверь.

И тут же закрываю её за собой, чтобы услышать:

– Тот, кто хочет хорошо зарабатывать, так поздно на работу не приходит.

Я с усмешкой смотрю на часы. Ну да, время восьмой час.

Прохожу мимо нее и сажусь в свое кресло.

– Всех денег не заработаешь – повторяю я слова какого-то умного человека.

– Пф – фыркает женщина – Слова неудачника.

Я смотрю на эту миниатюрную, моложавую женщину, которая выглядит как эталон успешной леди.

Ни одной складки на её темном костюме, ни одной пряди волос из её строгой прически, ни одного лишнего штриха на идеальном макияже.

– Ты что-то хотела? – я весь в мать – не люблю ходить вокруг да около.

– Хотела. – она скрещивает руки на груди.

Ууу, это у нее такой психологический прием – женщина пытается показать, что она зла, или расстроена, или разочарована.

Только на меня уже давно не действуют её эти уловки.

Моя мать, хотя я предпочитаю называть её родительницей, именно потому, что в моей жизни она выполнила лишь одну функцию – родила меня, очень очень специфическая женщина.

Вы верите, что на свете есть дети, которые, живя с родными родителями, никогда не ощущали тепло родных рук? Нет? Я – живое доказательство этому.

Не то, чтобы я жалуюсь. Я давно перерос все эти детские обиды и желания быть поближе к маме и папе.

Но, честно, из детства я ничего хорошего вспомнить не могу. По крайней мере, связанное лично с ней – этой вечно недовольной, вечно занятой женщиной.

Может быть, поэтому я так легко сошелся со Стасом. Фактически, имея все игрушки, которые только можно нафантазировать, посещая с постоянно меняющимися (благодаря папиным изменам и маминой ревности) няньками всевозможные курорты, я так же, как и друг, был никому не нужен.

Обо мне вспоминали только тогда, когда надо было похвалиться перед гостями достижениями своего единственного сыночка. К счастью для меня и к огорчению матери, хвалиться особо было нечем, и поэтому часто меня не дергали.

Но, тем не менее, незримым оком старались контролировать всю мою жизнь.

Время прошло, я вырос, а вот контроль никуда не делся. Вернее, попытки контроля…

Я смотрю на родительницу и жду.

– Ты понимаешь – родительница смотрит на меня так, как будто я разносчик опасного заболевания – что теперь, после смерти твоей жены…

– С чего ты взяла, что смерти? – грубо прерываю я её.

– А с того, что просто так от такой жизни не уходят. Только вперед ногами… По крайней мере, среди моих знакомых только так и говорят.

Я закатываю глаза к небу.

– Катя ЖИВА! – с напором говорю я.

– Это стопроцентная информация? – спрашивает женщина и тут же, видя мое замешательство, продолжает – Так вот, ты понимаешь, что сейчас только и разговоров о том, что это твоих рук дело. Полиция молчит. Мы молчим. Пресса сама делает догадки.

– Пусть что хотят, говорят – отмахиваюсь я.

– Ээ, нет! Ты – директор крупнейшей компании нашего города. Как только подтвердится твоя причастность к исчезновению жены, от нас отвернуться все партнеры, а акции поползут…

Я взмахом руки заставляю её замолчать.

– Что за идиотизм? Какая моя причастность?

– Такая – начинает раздражаться женщина. – Ну скажи, кому еще выгодна смерть Катерины? Тебе или твоей этой Марине.

Вот как доказать человеку, что ты не паровоз, если он для себя уже все решил?

Да и нужно ли доказывать?

– Что ТЫ хочешь от меня?

– Собери пресс-конференцию, расскажи о том, как твоя жена изменяла тебе направо и налево и в итоге сбежала с любовником.

ЧТООО?

– То есть делать из меня посмешище – это нормально? – я встаю с кресла и обхожу стол.

– По крайней мере, это вызовет сожаление, но никак не осуждение.

Я смотрю в упор на эту женщину и не понимаю, как работают шестеренки в её голове. КАК? Разве можно вот так вот просто оболгать невинного человека.

– КАТЯ – я нависаю над её креслом – МНЕ. НЕ. ИЗМЕНЯЛА. ЭТО ПОНЯТНО?

– Пусть так – мать не отодвигается ни на миллиметр – только кто об этом знает? Да и сейчас подделать можно все, что угодно.

– Я не буду этого делать – кричу я – никаких пресс-конференций.

Мать театрально откидывается назад и начинает задыхаться.

Бл…ь, меня окружают одни актрисы.

Не знаю, почему она до сих пор делает это – её показушные приступы на меня давно не действуют и ничего, кроме раздражения, не вызывают.

Я вновь подхожу к столу и нажимаю кнопку внутренней связи:

– Вика, принеси то, что я просил.

Девушка вбегает в комнату буквально через секунду, неся впереди поднос с двумя чашками и ставя тот на стол.

– Можешь быть свободна – говорю я ей и беру с подноса чашку с водой.

Секретарша, впервые видя мамин "приступ", переминаясь с ноги на ногу, смотрит на нее глазами на пол лица.

– Может, скорую? – спрашивает она.

Я отрицательно машу головой и подношу чашку к лицу матери.

Но сегодня женщина решила сыграть свою роль на "отлично" и поэтому, отодвигая от себя воду, продолжает хватать ртом воздух.

Я набираю содержимое чашки в рот и …. брызгаю на родительницу.

Женщина вмиг подскакивает с кресла и, начинает рыться в сумочке.

– Что ты наделал? – кричит она. – Мне же на встречу.

– Зато помогло – ухмыляюсь я – Хоть задыхаться перестала.

Мать наконец-то находит салфетки и зеркало, и начинает приводить себя в порядок. Но тут она замечает Вику, и на лице у нее мелькает злорадная улыбка.

Все, она нашла жертву.

– А ты что тут забыла, а? – разворачивается она всем корпусом к секретарше – Что, несколько раз отсосала у моего сына, думаешь теперь можно не работать?

Вика делает шаг назад и с недоумением смотрит сначала на женщину перед собой, потом на меня.

Если я привык к подобному поведению матери по отношению к рабочим, то девушка явно сталкивается с этим в первый раз.

– Понабирают проституток, а потом хотят, чтобы кризиса в …

– Вика, можешь идти – говорю я девушке, и та быстро скрывается за дверью.

– Секретарша – то что тебе сделала? – обращаюсь я к матери.

– Не нравится она мне, идиотка какая-то.

– Нормальная она – защищаю я свою секретаршу.

Даа, она единственная девушка, которая не лезла ко мне в штаны, и ни разу я не увидел в её глазах проявление интереса. Меня это вполне устраивало.

– Где нормальная? В постели? – мать убирает зеркало в сумочку.

Спорить с ней не имеет смысла. Только зря нервы себе рвать.

– Ты, кажется, на встречу спешила – напоминаю матери.

– А, да – она снова смотрит на меня – но ты не подумай над тем, что я тебе предложила….

… Домой я попадаю только под утро и просто валюсь от усталости. Если учитывать, что в прошлую ночь я не спал, то сейчас должен был свалиться на пороге.

Но мне очень хочется посмотреть на Катину мастерскую. Я думаю, это не займет много времени.

Я звоню своей домработнице и узнаю, где находится нужная мне комната.

Пока я иду до нее, анализирую результаты сегодняшнего поиска. Вернее, отсутствие результатов.

Нигде нет ни следа Кати. Ни одной зацепки.

Ну кто мог так умело спрятать мою жену?

Я открываю дверь в Катин кабинет, включаю свет и замираю.

Я уже говорил, что не любитель живописи, но это….

ЕЕ картины настолько реалистичны, что, кажется, достаточно легкого ветра для того, чтобы все они пришли в движение. Еще чуть-чуть и осенние листья полетят с дерева, а подол тонкого летнего платья у молодой девушки взлетит вверх. И бабочки, целый луг разнообразных бабочек вспорхнет ввысь, стоит только подойти к ним и потревожить их покой.

Я смотрел на всю эту красоту и начинал восхищаться талантом своей жены. Думаю, ничего подобного я никогда не видел.

Я подходил к каждой картине и внимательно рассматривал каждую. Интересно, о чем думала Катя, когда рисовала эту грустную девушку, стоящую на берегу утеса и смотрящую вдаль?

Я прохожу дальше и задеваю ногой что-то большое.

Что-то, завернутое в белое полотно.

Я разворачиваю ткань и поднимаю картину поближе к свету.

И как будто что-то сдерживающее меня, лопается. Как будто я окончательно отпускаю всю свою злость и обиду на свою жену, оставляя в душе только сожаление и еще какое-то чувство. Не поддающееся пониманию.

На картине изображена Катя. Полностью обнаженная. Она лежит, задрав голову вверх и слегка приоткрыв рот. Она стонет, Да, она определенно стонет. Потому что сверху, опираясь только на руки, лежу я. Такой же голый, как и она.

Ее руки прижаты к моей покрытой капельками пота шее. А я, там, на картине, смотрю в её прекрасное лицо, потому что вижу, что она уже на грани. Еще чуть-чуть, и она испытает оргазм.

И меня просто поражает реалистичность этого шедевра. Кажется, что стоит мне еще раз двинуть бедрами, и Катя разлетится на осколки. Она закричит. Да, она будет охрипшим от возбуждения голосом кричать мое имя.

Но самое удивительное в этой картине то, как жена нарисовала меня. Так, как будто она годами изучала мое тело. Каждая моя родинка, каждый мускул Катя отразила до такой степени правильно, что я удивляюсь, когда она ТАК успела меня разглядеть? КАК у нее получилось изобразить меня таким – великолепным, любящим её, и счастливым от того, что я обладаю ей.

Я понимаю, что моя Катюша писала эту картину не руками. Она писала её сердцем.

И в этот момент я осознаю, что никто и никогда не видел меня таким. Все всегда ждали от меня чего-то – денег, побед, успеха.

А она, она просто любила меня. Не прося ничего взамен. Даже мой скверный характер не оттолкнул её.

И только сейчас я начинаю понимать, что ТАКУЮ женщину я просто не смогу отпустить.