Дневники Красной Шапочки, или Cказки на ночь для очень плохих девочек

Глава 12

У нас остаётся меньше недели до назначенного срока, и мой босс Артём не преминул мне напомнить, что стоит на кону. Как будто я и сама не знаю: каждый грёбаный проект в моей жизни ставит на кон все мои предыдущие успехи и достижения. И при каждой ошибке счёт может безвозвратно обнулиться. Никто никогда не вспомнит, что это ты придумала какую-то гениальную рекламную кампанию или помогла выстрелить на рынке сногсшибательному стартапу, но зато растопчут тебя своими конверсами и размажут по грязи, если ты допустишь хоть одну ошибку. Все последние десять лет своей жизни я живу с этой невозможностью хоть одной ошибки, и даже не знаю, насколько тоньше становится моя кожа после каждого грандиозного проекта. Иногда мне кажется, что я покрыта тонким пергаментом, через который просвечивают голубые ветки моих вен и тонкие провода нервных окончаний, и я никогда не знаю, надолго ли ещё мне хватит моей бумажной брони…

Я согласовываю с Фёдором последние штрихи нашего бала-маскарада, когда ко мне в кабинет врывается Антон с громкими воплями:

– Всё, Машка, две тысячи!!!

– Какие две тысячи? – не сразу врубаюсь я.

– У нас есть две тысячи скачиваний! Ты гений! – орёт он, тыча мне в лицо своим айфоном.

– Маша, ты слышала новость? – залетает на огонёк Марина, и мы все втроём начинаем обниматься, как будто одержали победу в бесконечной войне. По крайней мере, первый раунд мы точно выиграли!

– Больше двух тысяч гостей, они вообще, поместятся там? – вдруг начинает сомневаться Антон.

– Да, безусловно, – успокаиваю я его, – а теперь закрывайте регистрацию в приложении, нам уже достаточно.

– Маша, пока всё идёт прекрасно, – хвалит меня мой босс. – Будь уверена, что я не забуду о тебе, когда мы будем распределять годовые бонусы.

– Спасибо, Артём, я это очень ценю, – отвечаю я. – А, кстати: сами французы приедут на презентацию? Как у них там с ковидными ограничениями? – вспоминаю я о главном. На самом деле нет ничего хуже, чем присутствие самого высокого начальства от заказчиков, уж я то знаю. Все стараются просто выпрыгнуть из штанов, чтобы ублажить их, а самая тяжёлая работа обычно ложится на мои плечи.

– Не могу никак прокомментировать, – пожимает плечами Артём. – По крайней мере, официально никто заявлен не был, и мы самостоятельно организовываем наше шоу, без надзора сверху, так сказать. Так что можешь расслабиться, – и я, действительно, выдыхаю.

Мой прекрасный букет от неизвестного уже начинает понемногу осыпаться и грустить, и я понимаю, что мне пора с ним расстаться, как бы я не хотела оставить его навсегда у себя. И я вдруг осознаю, что как бы странно это ни было, мне, действительно, очень, очень редко, а точнее, никогда, не дарили такие красивые цветы. В лучшем случае в юности это была алая роза на метровой ножке, или дежурные три тюльпана на Восьмое марта. Потом это были стандартные букеты, купленные, видимо, по дороге в цветочных ларьках, перевязанные и простоявшие так, наверное, не один день под холодным воздухом из кондиционера. А ещё огромные безвкусные композиции опять же с вечными розами и хризантемами, как будто их размер демонстрировал всю степень любви и уважения ко мне. Мой художественный вкус просто ранила их пластиковая розовая обёртка, и я обычно ставила их в дальний угол кабинета, чтобы они сами побыстрее засыхали. Возможно, именно поэтому мне не нравится, когда мне дарят цветы: все эти букеты словно извращают саму сущность цветка, превращая его в какой-то аляповатый убогий сувенир, изнасилованный и распятый.

За моими размышлениями меня застаёт очередная курьерская доставка. Я как раз сижу в офисе за бесконечными таблицами и согласованиями, как мне приносят пакет, из которого я достаю небольшую квадратную картонную коробочку белого цвета. Без надписей и опознавательных знаков. Я закрываю на замок дверь в свой кабинет, чтобы не в меру любопытные коллеги не помешали моему предвкушению очередного сюрприза, и открываю подарок. Я зарываюсь ладонями в шуршащие слои ароматной шёлковой бумаги, пока мои пальцы не нащупывают гладкие камушки бусин, подцепив которые, я вытягиваю нитку крупного жемчуга, прикреплённого к полоскам ткани, расправив которые, я понимаю, что это трусики-стринги кораллового цвета, с ожерельем между ног. Я заглядываю в коробку, пытаясь найти там какие-то опознавательные знаки, и обнаруживаю только маленькое золотое сердечко на цепочке. Я рассматриваю его, чтобы понять его предназначение: брелок? А может быть, кулон? В кабинет стучится Марина. Быстро засунув трусики обратно в коробку, я иду открывать ей дверь, размышляя, кто же этот таинственный поклонник, которых у меня никогда не было, как моя помощница, складывая стопку договоров на мой стол, восклицает:

– Не знала, Маша, что тебе нравятся такие ретро-гаджеты!

– Ты это сейчас про что? – недоумеваю я.

– Да про эти олдскульные флешки. Прошлый век, короче! – указывает она на сверкающее стразами сердечко. – В прошлом году один наш клиент такие хотел женщинам на Восьмое марта дарить, еле отговорили! Сексизм какой-то, – всё еще бормоча по дороге, как брюзжащая старушонка, Марина наконец-то закрывает за собой дверь кабинета.

Мысленно поражаясь полной асексуальности и лишённого каких-либо зачатков романтичности молодого поколения, я беру в руки дутое сердечко, верчу его, поворачиваю, и вот оно раздвигается, и открывается USB-разъём. Наплевав на все правила компьютерной безопасности, я вставляю флешку в порт, ожидая увидеть видеооткрытку, порноролик, документ – всё, что угодно, но только не один единственный аудиофайл, кликнув на который, на всю комнату начинает шептать Джейн Биркин, подпевая Сержу Генсбуру “…je t'aime! – Moi non plus…” Я погружаюсь в мелодию их любви, растворяясь в их громких стонах, а по стеклам изо всей силы бьёт косой сентябрьский дождь… И снова никаких опознавательных знаков: ни записки, ни намёка в названии файла, но теперь я уверена почти на девяносто процентов, что это кто-то из французов. Правда, кто? Жан-Пьер Бруно или Оливье Бонне? И что это всё означает? Ещё и более чем дискриминирующий подарок в виде трусиков-увертов с жемчугом?! Даже беглого взгляда на них мне хватает, чтобы понять, что это очень дорогие стринги с наверняка натуральными камнями. Я понимаю, что у нас с Rouette Freres очень пикантный по стандартным меркам совместный проект, но моя репутация на рынке и современная повестка в отношении ущемления прав женщин точно не даёт никому права ухаживать за коллегой. Тем более за сотрудником компании-подрядчика. Я точно знаю, что вся моя интимная жизнь остаётся за дверями моей квартиры: я не веду соцсетей, стараюсь не оставлять электронных следов в пространстве, и все мои интимные тайны запрятаны глубоко в дневнике моей жизни, и даже Антон с Ланой не знают про львиную долю моих похождений. Почти для всех людей в моём окружении я – деловая одинокая женщина. Приятная в общении, добрая к друзьям и коллегам, но абсолютная стерва с непрофессионалами и моральными уродами. Одета всегда креативно и с иголочки, прихожу в офис рано, ухожу позже всех, вся жизнь – работа. Ну а как же ещё?

У меня ведь ни детей, ни мужа, ни бойфренда. Таких у нас принято в обществе жалеть и говорить о них за спиной с тайным чувством собственного превосходства: «А глазки-то грустные…». Как будто счастье меряется количеством орущих сопливых детей, мужем-абьюзером, который трахает на стороне твою лучшую подругу, и страшненькими фото с семейного отдыха из Турции в ленте инстаграм.

В динамиках моего рабочего Aleinware заканчивают заниматься любовью Джейн и Серж в своём хите “Je t’aime”, а я размышляю, как же мне понять, кто же так меня добивается…

Безусловно о том, чтобы напрямую задать вопрос французским коллегам, не может быть и речи: если это не они, то я просто дискредитирую себя как профессионала, тем более такие расспросы будут выглядеть более чем неуместно. Поэтому я решаю оставить всё как есть в надежде, что рано или поздно всё тайное становится явным.

Я встречаюсь с Фёдором в нашей усадьбе, где на последнем этаже уже вовсю идут работы по подготовке вип-зоны. Все пыльные комнаты вычистили и проветрили, выгнав из них затхлый запах тлена и забвения, и теперь они смотрят на мир чистыми распахнутыми во внутренний сад окнами, из которых вдалеке виднеются красные кирпичные башенки Кремля. Потрескавшаяся местами причудливая лепнина только добавляет стиля, а дореволюционные французские обои, сохранившиеся в некоторых помещениях, создают атмосферу Версаля. В одном из помещений я замечаю гигантское старинное зеркало в тяжёлой золотой раме, каким-то чудом уцелевшее за все эти века, и из него на меня смотрит худая долговязая девушка в дизайнерской футболке с надписью «Стерва classico riserva. Выдержка 5 лет» с огненно-рыжими волосами, собранными в конский хвост на затылке, высокими скулами и острыми коленками, торчащими из-под юбки-карандаша Rinascimento. Естественно, на каблуках, мать их. В Москву постепенно возвращается бабье лето, чтобы раздать напоследок нам свои тепло-сладкие поцелуи, и, стоя в продуваемом всеми ветрами доме, мне кажется, что я нахожусь в каком-то французском chateau, а не в бывшей совковой конторе.

Мы спускаемся на нижние этажи, и я остаюсь довольна тем, как там теперь всё выглядит: всё-таки свежий воздух идёт на пользу всем. Агентство Фёдора по моей просьбе развесило везде невесомые драпировки из органзы, которые колышутся на сквозняке и надуваются, как паруса на морских фрегатах, приглашая в бесконечное путешествие по солёным морям, а в углах уже расставили разнокалиберные мягкие кресла, банкетки и диваны, на один из которых я и плюхаюсь с разбегу. Я лежу на спине, и надо мной развеваются невесомые полотна: белые, светло-голубые и пепельно-розовые, закрывая и открывая, как набегающие на небо облака, синюю высь старинной усадьбы. Я закрываю глаза, и чувствую кожей морской бриз и солёные брызги на голых ногах и руках, ещё немного, и раздадутся крики чаек… Тут меня от моих грёз будит знакомый голос:

– Мария, добрый день, мы уже здесь, будем сейчас всё расставлять по плану, – я открываю глаза, поворачиваю голову и вижу Соню, которая словно хрупкая храбрая феечка стоит в окружении трёх огромных орков. На самом деле это просто рабочие в комбезах, везущие на тележке пальмы и ещё какие-то тропические деревья в гигантских кашпо. А их главнокомандующий отважный эльф властно и чётко раздает всем указания, что и куда ставить. Я ещё раз поражаюсь про себя особенности этой маленькой женщины создавать вокруг себя невидимую ауру свечения, под чары которой подпадают все окружающие, словно под безжалостные лучи радиации. Меня даже охватывает лёгкая ревность, когда я вижу, как мой хладнокровный Фёдор, повидавший на своём веку, пожалуй, всё, мгновенно сдаётся под смертоносными лучами Сони, и уже обсуждает с ней возможные будущие проекты и обменивается визитками. И я понимаю, что его волнуют далеко не только цветы и травы.

За час усилиями Vent de Provence во главе с их владелицей и верным вассалом-помощником Иреком первый этаж дворца практически превращается в экваториальный лес: Соня пригнала грузовую машину, и крепкие ребята выгружают из неё кусты, деревья и пальмы, расставляя горшки во всех уголках и нишах. Моё сердце трепещет вместе с развевающимися парусами драпировок, и уносится на тропические далёкие острова, где не бывает грустной осени, зимы и печали, а ливни только тёплые и ласковые. Мне знакомо это чувство порхающих в животе бабочек, которое у меня бывает только перед какими-то ответственными проектами, потому что мои проекты и есть моя единственная любовь.

Воодушевлённая грандиозными приготовлениями, я ношусь по городу от одного подрядчика к другому: договариваюсь о шампанском, вине и кейтеринге, лично пробую устрицы из Арабских Эмиратов Dibba Bay для ледяного стола и дегустирую фуагра от российских фермеров. На нашу презентацию приглашены чуть ли не первые лица страны, самые сливки московского бомонда и короли соцсетей, и, конечно же, я должна провести всё на высочайшем уровне, чтобы потом и дальше продолжать доить наших дорогих клиентов, как золотых коровок. Иногда мне приходят сообщения от Джема, но, конечно же, у меня абсолютно нет времени и сил отвечать, а уж тем более тратить такую нужную мне сейчас жизненную энергию на дальнейшее общение. Поэтому я отделываюсь дежурными фразами «очень занята» в паре с грустными смайликом.

У меня остаётся буквально пара дней до мероприятия всей моей жизни, как я получаю невинное сообщение от Ланы: «Всё готово, красотка? Что планируешь надеть?». И тут уже настоящая паника охватывает меня, потому что об этом, как раз, я напрочь и забыла!