Дневники Красной Шапочки, или Cказки на ночь для очень плохих девочек

Глава 6

Проснувшись почти в пять утра от заунывного пения муэдзина за окном, я больше не могу уснуть. Приняв тёплый душ и натеревшись восточными маслами, которые я прикупила вчера на базаре, я начинаю примерять свои палантины, время от времени сверяясь с обучающими роликами на Youtube. После пары попыток я нахожу свой идеальный фасон: перевязываю каждую шаль сбоку справа и слева над грудью, так, что концы завязываются в районе подмышек, подпоясываюсь чёрным шарфом выше талии, и получается очень стильное и элегантное платье с двумя небольшими разрезами сзади и спереди. И хотя обычно меня очень печалит моя небольшая грудь, то сегодня я наоборот очень рада, что могу в этот раз отпустить её без поддержки.

Забираю свои длинные волосы почти в тон платью в конский хвост на затылке, надеваю плетёные сандалии, и решаю, что мне надо подчеркнуть чёрной сурьмой глаза, которую я так предусмотрительно прихватила у лоточника с косметикой на рынке. Мелодично и громко позвякивая своими золотыми браслетами, так, что на меня оглядываются люди, я смело выхожу в новый день.

Французы остановились, естественно, в Le Meridien и встречу назначили там же. Повторяя себе до бесконечности в такси, что я взрослая самодостаточная женщина, и что я всё могу, я доезжаю до отеля, каким-то нелепым кирпично-зеркальным фаллосом торчащим среди игрушечных песочных домиков.

На ресепшн портье направляет меня в конференц-зал, забронированный компанией Rouette Freres для встречи. Прочитав сообщение от Артёма «Ни пуха!» и сделав глубокий вдох животом, я с высоко поднятой головой и деловой улыбкой открываю дверь и захожу в просторную комнату с окном. Меня снова укутывает ледяной холод кондиционеров, и я громко приветствую двух мужчин, сидящих за столом. Один из них, высокий яркий брюнет с волнистыми волосами с приветливой улыбкой подходит ко мне, жмёт мне руку и приглашает присесть. Я смотрю в его нереальные аквамариновые глаза и понимаю, что если не переведу сейчас же взгляд, то просто захлебнусь в нём.

– Merci, меня зовут Мария, я арт-директор FYA, и нам очень жаль с Артёмом, что он не смог приехать из-за ковида, – бодро рапортую я на английском и прохожу к одному из свободных стульев на противоположную сторону стола от второго сидящего за ним мужчины. Он внимательно смотрит на меня, протягивая визитку, и тут я понимаю, что это вчерашний чемоданный вор!

– О, мадам Микки Маус, – узнаёт он меня. – Очень приятно, директор по развитию, Жан-Пьер Бруно.

– Мадмуазель, – автоматически поправляю я его и протягиваю в ответ свою визитку. – Мадмуазель Соболева.

– Оливье Бонне, директор по маркетингу Rouette Freres, – представляется красавец и садится во главе стола. – Коллеги, давайте не будем тратить зря время, у нас ещё масса дел на сегодня, и давайте сразу приступим к сути. Жан-Пьер сейчас вас коротко познакомит с нашим продуктом, а вы сразу же нам скажете ваше мнение, договорились?

– Bien, – начинает своё выступление Жан-Пьер, затемняет свет и включает проектор. – Как вы наверняка уже знаете, наша компания была основана более века назад и является одним из лидеров фармацевтического рынка по производству обезболивающих препаратов и спазмолитиков. – На экране мелькают диаграммы и графики, и я с удовлетворением отмечаю про себя многомиллиардные обороты.

И пока Бруно продолжает рассказывать про долю фирмы на национальном и мировых рынках, я краем глаза рассматриваю его: природа не наделила его сногсшибательной внешностью, как коллегу. Но зато она одарила его крупным галльским носом, густыми бровями и причудливо изогнутой излучиной верхней губы, отчего кажется, что он постоянно насмехается над кем-то.

– Несколько лет назад мы случайно выявили побочный эффект у одного из наших лекарств, находящегося на тот момент в разработке. Проведя необходимые исследования, тестирования и испытания на добровольцах, мы можем со стопроцентной уверенностью утверждать, что это уникальный и единственный в своём роде препарат. Скажите, Мари, как вы думаете, сколько по времени длится ваш оргазм? – неожиданно задаёт мне вопрос Жан-Пьер, отчего я, как раз решившая попить немного воды, поперхнувшись от неожиданности, просто выплёскиваю всё содержимое изо рта прямо на собеседника.

– Pardon, – извиняюсь я, всё ещё прокашливаясь, – меня об этом не предупреждали.

– Я понимаю, – отвечает Жан-Пьер, вытирая лицо и промокшую рубашку лежащими на столе салфетками. – Это провокационный вопрос, и нам нужно было посмотреть на вашу реакцию. Ничего личного.

– Если ничего личного, – быстро беру я себя в руки, – то если мы возьмём за отправную точку мой плевок водой и предположим, что это мужской оргазм, вместе с вашим вопросом, моей «эякуляцией», извинениями и салфетками, то он примерно занял пять-десять секунд. Женский, по идее, длится немного дольше, – тут я кладу большой палец правой руки на запястье левой и замираю на некоторое время, считая про себя, и мне кажется, что время застыло. Оба мужчины смотрят на меня, не отрываясь. – Ну вот, voila, – наконец убираю я палец с пульса, – примерно тридцать секунд. Я удовлетворила ваше любопытство, коллеги?

Бруно, внимательно следивший за моими руками, словно просыпается ото сна и произносит:

– Поздравляю, Мари, вам повезло, видимо, немного больше, чем среднестатистическим женщинам, у которых в соответствии с многолетними исследованиями оргазм длился около двадцати секунд. А теперь внимание на экран!

Я уже начинаю себя чувствовать как в устроенной кем-то за моей спиной дурацкой викторине «Что? Где? Когда?», как ярко вспыхивает экран проектора с белой стерильной комнатой. На видео на небольшой кушетке, по всему виду, больничной, лежит на спине женщина. Она одета в голубой бумажный халат, я вижу на её теле датчики, от которых идут провода к установленному рядом с кроватью монитору. Практически всё её лицо скрывает чёрный прямоугольник. От этого зрелища мне становится как-то особенно неуютно в этой ледяной кондиционированной комнате.

Камера установлена, видимо, где-то сбоку, но даже при таком ракурсе мне прекрасно видно, что женщина начинает мастурбировать. Её рука опустилась в низ живота, и я вижу, как она очень медленно начинает поглаживать пальцами свою вульву. Мне хочется встать и уйти с этого более чем странного совещания, но меня все-таки удерживает тот факт, что это очень серьёзная фармацевтическая компания. И напутствия моего босса. Интересно, он вообще знал, что здесь будет?!

Женщина на экране согнула ноги в коленях, и я вижу, как её рука двигается всё ритмичнее и ритмичнее, передавая заряд, бегущий по проводам к монитору, на котором пиликают всё чаще острые зубцы графика кардиограммы или чего-то там ещё. Французы спокойно смотрят на экран, и я понимаю, что это для них абсолютно стандартная презентация. Тут женщина начинает стонать, на несколько секунд замирает, и я уже мысленно вздыхаю, ожидая окончания этой бредовой демонстрации. Но тут в колонках раздаётся звук, напоминающий мне какое-то странное мяуканье, пока я с запозданием не понимаю, что это совсем не кошка, а женщина издаёт такие необычные стоны, а линии монитора становятся такими частыми, что превращаются в одну толстую ленту с глухим гудением. Мне начинать паниковать? Что они с ней делают? Это какой-то нацистский эксперимент, чёрт побери??

Словно прочитав мои мысли, красавчик Оливье поворачивается ко мне, улыбается своей обезоруживающей улыбкой и говорит:

– Засекайте время.

В углу видео появляется счётчик, отсчитывающий секунды. На кровати женщина мяукает и корчится, уже широко раскинув ноги, её скрюченные пальцы беспорядочно комкают белую простыню, а таймер показывает всего лишь минуту и десять секунд. Мне кажется, что кино никогда не закончится, и я чувствую, как мои собственные ладони вспотели и стали мокрыми, я уже не могу смотреть больше на эти то ли муки, то ли мучительную смерть от оргазма. Женщина уже просто громко плачет, всё ее лицо, волосы и простыня скомкались и намокли, она легла на бок и сжала вместе колени, но видно, как её тело продолжает сотрясать внутреннее цунами.

Наконец, где-то после пятой минуты женщина окончательно замирает, словно мёртвая, таймер вырубается, а Оливье, остановив видео, радостно восклицает:

– Это наш рекорд! Женский оргазм длиною пять минут сорок секунд, вы можете себе такое представить?! Правда, – продолжает он, засмеявшись, – вы только что и сами увидели это своими глазами!

Я стараюсь скрыть своё потрясение очередным стаканом воды, которая, по правде говоря, уже не лезет в горло. Я точно понимаю, что видео меня впечатлило, но больше испугало, чем возбудило. Но профессионал во мне берёт верх, и я внимательно продолжаю слушать, согласно кивая в ответ.

– Итак, резюмируя всё нами сегодня сказанное и увиденное, – продолжает как ни в чём не бывало свою презентацию Жан-Пьер, – мы полностью готовы вывести на рынок наш уникальный препарат по увеличению длительности и интенсивности женского оргазма.

На экране появляется слайд с упаковкой препарата.

– Коммерческое название нашей таблетки – Cinq Munites (фр. «пять минут» – прим. автора), – подхватывает красавчик-Оливье, свет наконец-то включается, и я снова чувствую себя как на обычном рабочем совещании по вполне обычным товарам.

– Прекрасное название, – подтверждаю я, – это по аналогии с «Одиннадцать минут» Паоло Коэльо?

– Ну да, конечно, благодаря этому писаке теперь каждый житель на земле знает, сколько длится в среднем половой акт! – восклицает Оливье. – Но поверьте, мадмуазель Соболева, только не во Франции, – подмигивает он мне.

– Определенно, определённо так… – спешу согласиться я, доставая свой верный жёлтый ежедневник. – Но мы здесь собрались не для того, чтобы рассуждать о длительности разных типов оргазмов в разных странах, правильно я поняла? – возвращаю я всех на землю. Мне нужно показать всю серьёзность наших намерений. – Чем же наше агентство FYA может быть полезно вашей компании?

– Это мы должны спросить у вас, Мари, – включается в разговор Жан-Пьер. – Мы разработали ценовую нишу, нашу маркетинговую стратегию, и теперь нам надо мягко и плавно войти в разные рынки, – рассказывает он, и мне кажется, что он меня испытывает. – Понимаете ли, Cinq Minutes препарат недешёвый, и не для эээ… – пытается он подобрать слово.

– Не для ежедневного использования, – подсказываю я ему.

– Именно! – восклицает Бруно. – Мало того, что это дорогая таблетка не для постоянного использования, мы ещё здесь находимся в некой серой зоне, понимаете? – я отрицательно качаю головой, и он объясняет: – Наш препарат полностью безопасен для здоровья, и это доказано многочисленными испытаниями, он запатентован, не вызывает привыкания сам по себе как таковой, но вы же понимаете…

– Да, понимаю: трудно не впасть в зависимость от такого секса, – иронизирую я. – Прямо как в том эксперименте с крысой, которая продолжала жать на кнопку стимулятора зоны удовольствий до бесконечности, пока не умерла.

– Вы все ловите на лету, мадмуазель Мари, – щёлкает он пальцами.

– К тому же, с точки зрения репутации, – вступает в разговор маркетолог Оливье, – когда весь мир бьётся над разработкой вакцины и лекарства от ковида, было бы не очень корректно пропагандировать наши маленькие удовольствия и радости.

– Я бы даже сказала «долгие удовольствия», – подхватываю я его слова, смеясь. Я полностью расслабилась и отошла от того ужасного видео с бесконечно оргазмирующей пациенткой, и в голове у меня уже начинает складываться картинка, что я могла бы им предложить.

– Ну вот, вы нас прекрасно поняли, как я вижу, Мари, – удовлетворенно кивает Оливье, отвинчивая латунную крышечку Perrier и наливая воду в бокал. – Нам нужно до будущего года войти в российский рынок, но мягко и нежно, понимаете? – Я киваю в ответ, и теперь, я, кажется, понимаю, почему они оба все время говорят «войти в рынок»: прямо как оттрахать спящую красавицу, – приходит мне на ум.

– Нам не нужна лишняя шумиха, но нужны цифры и показатели.

– И эксклюзивность! – подхватываю я, откладываю в сторону свой Moleskine, в котором я якобы делала важные пометки всю нашу беседу (на самом деле – нет), поднимаюсь со стула, и встаю во главе стола. Я продолжаю:

– Итак, мы имеем эксклюзивный продукт класса люкс, атрибут роскоши и наслаждения. И если раньше у столичной штучки должны были быть в наличии обязательная сумочка Louis Voitton и лабутены, пусть даже и сделанные в Китае, – тут я вспоминаю про свой сегодняшний наряд и усмехаюсь про себя, – то отныне все лидеры мнений и модные дивы должны носить с собой в клатче пачку презервативов и Cinq Minutes!

Профессионал во мне расправляет крылья, я всё больше распаляюсь, начинаю ходить вокруг стола, а мои потенциальные заказчики только успевают поворачивать головы вслед за мной.

– Что самое главное в каждом дорогом и по-настоящему качественном товаре? – вопрошаю я своих молчаливых собеседников, судя по их лицам впечатленных таким эмоциональным выступлением, и не дожидаясь их ответа восклицаю: – Недоступность! – в порыве ораторского ража я высоко взмахиваю руками и продолжаю: – Чтобы мягко войти в рынок, как вы выражаетесь, надо прежде всего сделать так, чтобы рынок вас захотел! – выпаливаю я победную фразу, и замечаю, как Оливье и Жан-Пьер одновременно оба как-то странно водят своими руками по своим нагрудным карманам.

Пытаясь понять, что значит этот странный тик, я вдруг чувствую необычную лёгкость в моей правой груди, и, опустив взгляд, с ужасом обнаруживаю, что завязки на одном из платков развязались, а мой скульптурно торчащий сосок нацелился прямо на Оливье, и я неизвестно сколько времени расхаживаю перед двумя французами с одной полностью оголенной грудью. Перед моим мысленным взором проносятся все возможные варианты моей реакции в подобных случаях, и тут я вспоминаю слова моей тёти из детства: «Если ты идёшь по улице, и с тебя вдруг свалились трусы, просто переступи через них, и продолжай идти дальше». Так я и поступаю. Со словами “pardon” и с невозмутимым спокойствием, как будто у меня всего лишь развязался шнурок на ботинке, я холодно и бесстрастно возвращаю платок на место, подхожу к столу, делаю глоток воды, чтобы хоть немного потушить те пылающие угли стыда, которые предательски жгут мои вспыхнувшие щёки, и, успокоившись, продолжаю:

– Что делает сейчас большинство мировых люксовых брендов?! – на что мои собеседники недоумённо молчат. И я отвечаю сама себе:

– Они себя навязывают! Они о себе кричат! – уже сама я чуть ли не перехожу на крик, зажигаясь от своей пламенной речи. – Они словно, дешёвые проститутки, выставляют себя в витринах каждого бутика и забегаловки! Они дошли до того, что им уже ничего не надо придумывать: они просто лепят свой логотип вам на сумки, туфли, платья, ремни, рубашки, на… на… – задумываюсь я на секунду, пытаясь подобрать слово, – на лоб! – восклицаю я, тыча пальцем в сторону французов, словно обвиняя их в незаконном ношении люксовых брендов. – И вы с радостью ходите, как человек-сэндвич, за свои же деньги рекламируя посредственность и дурной вкус! – завершаю я свою обличительную речь в адрес ни в чём не повинных компаний.

– Наша задача – стать дорогой недоступной куртизанкой! Нинон де Ланкло, если хотите, а не Памелой Андерсон, понимаете? – зачем-то обижаю я любимую мною на самом деле Памелу. Но сейчас я пускаю в ход все средства, чтобы заинтересовать потенциальных клиентов. – Для этого мы должны быть недоступными. О нас все должны говорить, сплетничать, обсуждать, но в близкий круг могут допускаться только избранные, – подвожу я итог своего эмоционального выступления. И вишенкой на торте заключаю:

– Я знаю много прекрасных агентств, которые отлично вас продвинут в интернете и создадут публичную известность вашему уникальному продукту, – о да, мне ли не знать, что лучший способ опустить конкурента, это похвалить его! – Но только мы с FYA сделаем вашу таблетку недоступной и по-настоящему желанной!

– Да, мы поняли вашу позицию, – ошарашенно смотрит на меня Оливье, и снова словно усмехается Жан-Пьер. – Мы бы с удовольствием продолжили нашу беседу, но, боюсь, у нас не осталось времени, мадмуазель Соболева, – смотрит он на часы. – Мы с вами обязательно свяжемся, – произносит он самую дурацкую и дежурную фразу из всех возможных, пока я собираю свои вещи и выхожу из переговорной. Кислый осадок разочарования от встречи растекается у меня во рту, когда я на выходе в холле отеля встречаю отутюженных и с иголочки одетых директоров одного из крупнейших московских агентств Magma.

– Приятного просмотра, – огрызаюсь я на их лицемерное приветствие и поскорее выхожу в жаркий Стамбул, чтобы наконец-то согреться.