Долго тебя ждала

Глава 11

— Я пас, — голос Марка запускает в теле легкую дрожь вперемешку с чокнутыми мурашками, ведь он как-то незаметно стал ближе, чем секунду назад: наши плечи и бедра почти соприкасаются, я чувствую исходящее от Зотова тепло, хоть между нами и присутствует тонкая прослойка воздуха.

Какого черта он так близко?!

На нем футболка и спортивные штаны с резинками, а на босых ногах спортивные шлепанцы, и его голые ступни стоят перед глазами с тех пор, как он, хромая, вошел в комнату.

— Почему? — Ника дует губы в ответ на его слова.

— Я суеверный, — поясняет Зотов.

Я ни секунды не сомневаюсь, что он сказал именно то, что имел в виду. Хоккеисты — ненормально суеверный народ, они верят в любые приметы, любую чушь принимают за знак, даже предсказание в печенье может стать для них фатальным, вот такой дурдом! Я не сомневаюсь еще и в том, что Марк по-прежнему повязывает на клюшку красную ленточку, перед тем как выйти на лед, и пишет маркером имя того, кому хотел бы посвятить гипотетический гол.

Когда-то мое имя не стиралось с его клюшки месяцами, а я визжала до хрипоты, если Марк загонял шайбу в ворота в «мою честь». Я не в курсе, кому посвящены его сегодняшние голы, но уверена: кому-то да посвящены.

— Но там только хорошее, — хнычет девушка Капустина. — Честно-честно… я все сама писала, своими руками! Скажи ему, Зай… — обращается она к своему парню, который чешет пальцем кончик носа.

Откашлявшись, Данила смотрит на Зотова и говорит:

— Беру все риски на себя.

— Это как? — интересуется тот. — Сожрешь бумажку и предсказание не сбудется?

С дивана раздается дружный смех, я и сама вынуждена закусить губу, чтобы сдержать улыбку. Все это настоящий абсурд, но, черт возьми, мои губы дрожат.

— Ага. Еще три раза плюну в колодец и по дереву постучу, — обещает Даня.

Ника озорно хохочет:

— Я тоже постучу! Тяни! — снова предлагает Даниле носок. — Только не вскрывай! — кивает на печенье. — Я скажу, когда…

Капустин расслабленно достает закрученное рогаликом печенье и зажимает его в кулаке как человек, который точно знает — такая, как это несчастное печенье, вещь не может определить его судьбу, судьба полностью у него под контролем.

Пританцовывая под музыку, которую в колонки включил голосовой помощник, Ника предлагает «носок» всем по кругу: Альберту, который ныряет в него рукой с каменным лицом, Тане, следом девушке, рядом с которой моя подруга сидит…

Ника крутит бедрами, переходя от одного дивана к другому, и новоиспеченный парень Капустиной как под гипнозом следит за амплитудой их вращения до тех пор, пока не получает пинок под ребра от Тани, на щеках которой пляшут красные пятна. Я бы могла подумать, что это от огня, но камин здесь ненастоящий.

Зотов помалкивает, когда Ника оказывается перед ним. Выдержав раздражающую паузу, все же протягивает руку и ныряет пальцами в красный носок, как и Капустин зажимая свое предсказание в кулаке.

Я делаю свой выбор без театральных представлений и лишних эмоций. У меня маленький ребенок и заниматься всякой ерундой — мое главное развлечение в последние годы.

После того как я достаю свое печенье, наш «оракул» тоже долго роется в носке, ответственно выбирая себе предсказание, после сообщая:

— Открываем по очереди и читаем вслух, — деловито командует, подходя к Капустину. — Зай, ты первый! — кивает Даниле, который пристроился плечом у стены, сложив на груди руки.

— Топи, Капуста, там не взятка! — топорно подбадривает Данилу тот самый Зеленый, считая, что его шутка уместна.

Даня вскрывает свое печенье и разворачивает скрученную в трубочку бумажку, после чего зачитывает:

— Ты скоро станешь… — замолкает, глядя на бумажку скептически, — да ну нафиг! — смеется и сминает в руке клочок, бросая его на журнальный столик.

— Безработным? — со смехом предполагает кто-то с дивана.

— Ну, За-ай, — возмущается Ника. — Это же шутка, что там у тебя? — подхватывает со столика бумажку и дочитывает. — Папой! Ты скоро станешь папочкой! — счастливо хлопает в ладоши блондинка.

Глинтвейн застревает у меня в горле, я вижу, что это происходит не только со мной. В комнате поднимается гогот, Таня стряхивает с платья капли напитка, которые расплескала, а Ника улыбается так, что ее белые зубы почти угрожают ослепить меня и всех остальных.

Кошусь на Зотова, который делает глубокий вдох и проводит по лицу ладонью, после чего кричит своему другу:

— Поздравляю!

— Отвали, — Данила снова посмеивается, потирая шею и отходя к камину.

— Теперь твоя очередь, — Ника останавливает выбор на Тане. — Будем чередовать мальчиков и девочек…

Капустин оборачивается через плечо, искоса глядя на курчавую макушку моей подруги, которая торопливо разламывает свое печенье и разворачивает предсказание, после чего несколько секунд молча водит по нему глазами.

— Любовь всей твоей жизни находится прямо перед глазами. Открой их шире, — произносит она вслух, после чего откидывается на спинку дивана и складывает на груди руки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Может, это я? — играет бровями Зеленый.

— У нее есть парень! — выкрикивает Ника, выбивая из притихшего Альберта удрученный вздох.

— Ладно, я следующий, — Зеленый быстро вскрывает печенье и зачитывает: — «Сегодня удачный день для зачатия», — хлопнув себя по бедру, он хохочет и, встав с дивана, впечатывает бумажку в ладонь вошедшего в комнату Страйка. — Это твое, — поясняет. — Пойду отолью.

— «Не думай, покупай!» — с заливистым смехом читает свою собственную бумажку Ника.

Среди прочего раздаются предсказания вроде «У тебя попросят в долг! Не давай!» и «Твоя жизнь перевернется с ног на голову», приближая мою очередь и очередь Зотова.

Кошусь на него, пока возится со своим печеньем, и продолжаю делать маленькие глотки из кружки.

— «Ты найдешь потерянную вещь», — читает Марк с бумажки. — Супер, — бормочет, бросая бумажку на подоконник. — У меня как раз пара сантиметров пропала.

Давлюсь глинтвейном и быстро утираю ладонью подбородок, пока Ника, зацепившись за информацию, спрашивает:

— Как это?

— Сам не врублюсь, — отвечает Зотов. — С утра все на месте было, может, плохо смотрел.

— Господи, заткнись… — издаю в его сторону приглушенное шипение. — Моя очередь! — прерываю этот бредовый разговор, вскрывая печенье и разворачивая свою бумажку. — «У тебя сегодня будет секс!» — зачитываю и только после того, как слова слетают с губ, понимаю, что поторопилась.

Ладони становятся слегка влажными, да и к щекам приливает краска, будто мне тринадцать и я на уроке анатомии. В последний раз секс у меня был почти полгода назад. Я встречалась со старшекурсником из своего университета около двух месяцев, потом мы расстались. Из-за меня. Хоть я и пыталась влюбиться, но так и не почувствовала чертовых бабочек у себя в животе, а без них у меня с мужчинами ничего не выходит, особенно секс.

С дивана ободряюще скандируют, Марк реагирует гробовым молчанием, которое оглушает. Отправляю бумажку туда же, куда несколькими секундами ранее Зотов бросил свою.

Уверена, здесь никто не воспринимает происходящее всерьез, но мое предсказание пляшет перед глазами теннисным мячиком. Чтобы его развидеть, смотрю перед собой, на «блестящую» Нику. Она нависает над Альбертом в ожидании, пока тот вскроет свое печенье, и говорит:

— Тебя назвали в честь… как же его… блин… ну… этот…

— Эйнштейн? — предполагает парень Капустиной, вскинув брови над дужками своих трендовых квадратных очков.

— Кто? — Ника непонимающе сводит к переносице свои тонкие брови. — Я про ювелира… Альберта Гилберта вообще-то…

Теряю нить диалога между девушкой Капустина и «парнем» Капустиной, ощутив, как в заднем кармане джинсов настойчиво вибрирует телефон.

На экране имя матери Власова, бабушки Маруси, и это означает, что трубку я возьму обязательно.

Прихватив кружку с недопитым глинтвейном, быстро ухожу из гостиной в поисках тихого места, но на этот раз держусь подальше от коридора, сразу поднимаясь вверх по лестнице на второй этаж, предполагая и рассчитывая на то, что преодолеть эту лестницу кое-кому будет очень непросто.