Глава 32


Марк


Забросив за голову руки, наблюдаю за тем, как пальцы Аглаи рисуют на моем животе медленные узоры. Усевшись на меня сверху, она окружила его своими бедрами, и мой член реагирует на эту близость соответствующе: я снова твердею.

На нас нет одежды, и Аглая наблюдает за процессом, опустив лицо и прикусив губу. Я вижу, как она заводится от этого тупого физического процесса, и ее неприкрытая реакция делает меня еще тверже.

Ее глаза исследуют мое тело вслед за пальцами. С толком и расстановкой, будто она заново с ним знакомится. Обводит пупок, гладит ребра…

Ей нравится мое тело. Всегда нравилось. Это тоже заводит.

Стиснув зубы, делаю вдох.

На диване в гостиной, куда мы перебрались после “аперитива на комоде”, не так уж много места для двоих. Ее квартира кажется мне крошечной, но это лишь от того, что я неизбежно привык к большим пространствам, большим машинам и широким дорогам.

Коснувшись пальцами головки члена, Глаша заглядывает в мое лицо, будто хочет увидеть реакцию. Моя реакция ничем не отличается от той, что могла бы быть семь лет назад. Я изменился, но не настолько. Как и семь лет назад, Аглая смотрит на меня с фонтаном чувств в глазах и по-собственнически.

Это делает меня дико наполненным. И охренеть как заводит, несмотря на то, что мы одновременно финишировали десять минут назад.

Водопад волос шоколадного цвета прикрывает ее грудь. Она маленькая и упругая. Мне достаточно было просто увидеть эти сиськи снова, чтобы вспомнить, какие они на ощупь, и каковы на вкус острые коралловые соски.

Это, твою мать, какая-то гормональная химия. Я просто беспрецедентно хочу трахаться, хотя в последние пару лет жизни после очередного свидания мне чаще всего было лень доставать член из трусов ради секса.

Подняв руку, провожу пальцами между симметричных холмиков, от вида которых текут слюни.

Аглая выгибается.

Моя Баум смертельно красива. Чертовски идеальна в своей миниатюрности и хрупкости. Под пальцами ее кожа ощущается как бархат, только нежнее, и меня слегка потряхивает от нервного импульса, который саданул в крестец.

Аглая смотрит на мой член, ударяющий по животу, но мучает меня тем, что к нему не прикасается.

Ее тело тоже изменилось за семь лет: стало женственнее и более округлым, я как и раньше реагирую на него фейерверками “в трусах” и искрами из глаз, но теперь чуть спокойнее и вдумчивее. Наверное, старею.

Наш тактильный диалог — крышесносная прелюдия. Чертовски личный и глубоко интимный, будто кроме нас и наших тел нихрена больше не существует.

Нам нужно познакомиться заново, хотя я бы предпочел вспомнить друг друга.

Мне не хочется этот диалог прерывать, но на лице Аглаи, за которым наблюдаю, отражается очевидный мыслительный процесс, и он напрягает нас обоих, поэтому сдаюсь и хрипловато спрашиваю:

— Долго ты еще собираешься молчать?

Вскинув на меня подернутые пеленой глаза, смотрит исподлобья.

— Ты сам просил меня молчать, — произносит немного обиженно.

— Я уже успел соскучиться по твоему голосу, — пропускаю между пальцев прядь ее длинных волос.

Посмотрев в сторону, Аглая хмурит брови, и я терпеливо жду, когда на меня выплеснется поток ее мыслей. Этот поток мне бесконечно интересен. Мне интересно все, что творится в ее голове. Всегда было. Твою мать. Я ведь влюбился в нее с первого взгляда, как школьник.

Спустя пару секунд она смотрит на меня и спрашивает:

— Ты… точно успел?

— Абсолютно точно, — повторяю в третий раз.

В этом я не сомневаюсь, я в состоянии вытащить вовремя, даже несмотря на то, что окончил школу экстерном, но если когда-нибудь… Аглая захочет от меня ребенка, я все сделаю как надо…

Мысль о нашем ребенке оказывается достаточно острой, чтобы пронять до нутра.

Закусив губу, Аглая опускает лицо и продолжает молчать.

Прохладные пальцы замирают на моем животе. Ей требуется немного времени, чтобы, не поднимая ко мне своего задумчивого лица, продолжить:

— Мне не понравилось то, что я увидела там, в кафе…

— Ты очень доступно это объяснила.

Посмотрев на меня с бурей в глазах, она эмоционально говорит:

— Ты вломился в мою жизнь даже не спросив разрешения, ты это понимаешь?

— У меня не было выбора.

Посопев, она продолжает:

— Ты все перевернул вверх дном. Я как внутри торнадо, Зотов. Но я лучше попрошу тебя уйти прямо сейчас, если все это для тебя несерьезно…

— Все это? — уточняю.

— Мы… — поясняет с обидой.

— Серьезнее тебя сейчас в моей жизни ничего и никого нет, — проговариваю с расстановкой.

Я сам не до конца понимаю, почему все вышло так, как вышло. Я пригласил рекомендованного Капустой физиотерапевта в кафе. Позвонил и назначил встречу, потому что так мне было привычнее. В этом не было какого-то скрытого умысла, это часть моей повседневной жизни. Мой друг работал с ней после собственной травмы, и нам было приятно поделиться эмоциями об этом общем знакомстве. Она предположила, что я потянул мышцу, и была права. Я потянул ее сегодня утром во время тренировки, к которой приступил не разогревшись как следует. Наталья наглядно продемонстрировала результат моей халатности, когда неожиданно и для меня нащупала болевую точку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Аглая снова молчит, и я вижу, как вращаются шестеренки у нее в голове. Ее молчание всегда повод напрячься, ведь за ее молчанием как правило скрывается лесной пожар.

Обхватив пальцами ее подбородок, заставляю поднять на себя глаза.

— Послушай, — говорю ей. — В Канаде у меня есть постоянный терапевт. И это женщина. Я работаю с ней пять лет, она практически член семьи, и у нас бы ничего не вышло, интересуй ее мой член. Я привык к открытому комфортному общению, к дружеским отношениям с людьми, для которых моя жизнь — работа. Будь то женщина или мужчина. Это нормально.

— Вот именно, — выдавливает она. — Ты привык. Ты… ты даже не представляешь, как сильно отличаешься от людей вокруг. Ты просто этого не замечаешь! Но это видно даже по тому, как ты двигаешься. Ты другой. У тебя… другое сознание, — стучит пальцем по своему виску. — А я… не привыкла к тому, что мужчина, которого я люблю, обедает с посторонними женщинами. Мы как небо и земля, Зотов. Мы теперь разные, мы говорим на разных языках. Смотрим на вещи по разному!

— Может быть, это хорошо? — спрашиваю. — Мы сможем многому друг друга научить.

— Боже… даже сейчас мне хочется с тобой поспорить…

— В споре рождается истина.

— Мы разные…

— Плевать, — отвечаю резковато.

Все преодолимо. И это тоже. Я не отпущу ее. Это просто невозможно.

— Может быть нам стоит закончить все прямо здесь и сейчас, — настаивает она на своей бредовой логике. — Пока все не стало сложнее… Пока все не вылилось в катастрофу.

— Мы избежим катастрофы, потому что будем договариваться, — вбиваю в нее свою логику.

— Договариваться? — горько вздыхает Аглая.

— Да, — перехватываю ее локоть, чтобы смотрела на меня. — Находить и принимать решения, которые будут устраивать нас обоих. Все просто. Язык у нас одинаковый, поверь мне. Десять минут назад у нас не было никаких проблем с тем, чтобы договориться.

— Думаешь, все проблемы можно решить через постель?

— Не все, но многих можно избежать, когда люди удовлетворены.

— Это канадская мудрость?!

— Это общеизвестный факт. Все люди устроены одинаково, на всех континентах.

— Я не особо искушенная в “этих” делах, — бросает почти с вызовом.

— Думаешь, я искушен? — отвечаю тем же.

— Думаю, у тебя достаточно опыта. Может быть, я не смогу удовлетворить твои запросы…

— У меня нет никаких запросов, — сообщаю. — Я просто хочу тебя четыре раза в день.

— Четыре… — Аглая фыркает.

— Тебе мало?

— Прекрати издеваться… — дернувшись, пытается с меня слезть.

Сгребаю ладонями ее голые ягодицы и выпрямляюсь, садясь.

— Можем это обсудить. Договориться, — бормочу хрипло, запрокинув к ней лицо.

Ее грудь вжимается в мою, руки обнимают за шею. Своим дыханием она щекочет мои губы и смотрит мне в глаза. Не отпускаю ее взгляд, пока приподнимаю одной рукой за талию, а ладонью второй обхватываю свой стояк. Толкаю Баум вниз, заставляя на него опуститься.

Из ее рта вылетает тихий стон, и я ловлю его своим, жмурясь от того, как член стискивают мягкие горячие тиски. Не двигаюсь, позволяя Глаше раскачиваться и привыкать, и беру на себя контроль, когда чувствую, что ее тело начинает требовать больше.

Меняю нас местами, и диван жалобно скрипит.

Аглая обнимает ногами мою талию, пальцами царапает плечи. Двигаясь между ее бедер, я теряю связь с реальностью, полностью поглощенный ощущениями и стонами, которые выбиваю из податливого тела выверенными толчками. Это та поза, в которой она когда-то кончала без моей помощи, она делает это и сейчас — сжимается, чтобы через секунду увлечь меня за собой, и я успеваю выскользнуть из нее раньше, чем присоединяюсь.

Она прячет холодные стопы между моих ног, когда, повторив контуры моего тела, устраивается сверху и набрасывает на нас плед, взятый на спинке дивана. Смыкаю вокруг нее руки, испытывая бешеное удовольствие от тяжести, которую Аглая создает.

Она пристраивает голову у меня на плече и, щекоча губами мою скулу, устало просит:

— Расскажи что-нибудь о Канаде… Какая она?

— Лучше я тебе ее покажу… — провожу пальцами вдоль тонкого позвоночника под одеялом.

— Марк… — шепчет. — Я… я никогда не была за границей.

— Никогда? — бормочу удивленно.

— Власов… не даст разрешение на выезд Маруси. Он не позволил нам даже на отдых съездить. Он так портит мне жизнь. Он… ее не отпустит. А я без нее… никуда не поеду…

— Я поговорю с ним, — озвучиваю то, что вынашивал в голове с самого утра.

— После того, как ты разбил ему нос? — слышу сонную претензию. — Я же тебя просила…

— Ш-ш-ш… — целую ее лоб, чувствуя, как обмякает тело в моих руках. — Спи…

Загрузка...