Долго тебя ждала

Глава 40

Марк

Я прохожу в подъезд многоэтажки вместе с доставщиком еды. Сейчас, в праздники, они снуют по городу один за одним, так что воспользоваться ситуацией не составляет никакого труда.

Пока лифт поднимает меня на четырнадцатый этаж, разминаю кулак и смотрю на электронное табло, где цифры быстро сменяют друг друга.

Поездка длится полторы минуты, не больше. Заскучать я бы все равно не смог, слишком сильно изнутри хлещет токсичной энергией.

Зажав звонок нужной двери, держу палец до тех пор, пока глазок не заслоняет тень.

Думаю, для того, кто на той стороне, не секрет — я достану его в любом случае. Не сейчас, так через день. Или через два. Или через три. В нашем случае город слишком маленький, чтобы в нем от меня можно было спрятаться.

Замок щелкает спустя минуту.

Родион Власов открывает мне дверь, но в гости не приглашает.

Я и не ждал, поэтому захожу без приглашения: просто дергаю дверь на себя, заставляя хозяина выпустить ручку и отойти на два шага назад.

На его подбитом лице привычная картинная брезгливость, но легкая паника в глазах слишком воняет, чтобы ее нельзя было не почувствовать.

Мудак одет в серые спортивные шорты и футболку, сломанная рука в бандаже висит на груди. Он легко отделался, я бы пожелал ему большего, если бы не Маруся и ее безусловная искренняя любовь, которую этот человек не заслуживает.

— Герой года, — усмехается. — Ну проходи, проходи…

Эта язвительная бравада, на которую не реагирую, заканчивается звенящей тишиной. Она длится, пока закрываю за собой дверь, и пока разворачиваюсь, бросая взгляд на окружающую обстановку.

Судя по всему, он стремится как следует выбирать слова, прежде чем продолжить со мной беседу. Возможно, потому что в моих глазах видит как раз то, что и должен — ледяную ярость.

Не такую, которая влечет за собой необдуманные поступки, а такую, которую удалось обуздать, чтобы не наделать глупостей.

Как и обещал, я держу ее под контролем, когда, сделав вперед шаг, хватаю отца Маруси за ворот футболки, а второй зажимаю в кулаке его яйца.

Квартиру наполняет дикий вой.

Глядя в искаженное болью лицо, проговариваю через сцепленные зубы:

— На днях с тобой свяжется адвокат. Он доведет до твоего сведения наши условия. И обвинения, которые мы предъявим в случае, если наши условия тебе не понравятся. Но я… — сжимаю кулак до хруста своих пальцев, и ублюдок снова взвывает. На глазах у него появляются слезы. — Советую тебе принять все до последнего пункта, потому что, если я останусь в этом городе… целью моей жизни станет размазать… — на вдохе набираю в грудь больше воздуха, — …уничтожить твою. И когда я начну, ты будешь на коленях умолять, чтобы я убрался отсюда побыстрее.

Сипя и дыша со свистом, он смотрит на меня покрасневшими глазами.

Дикими.

Молчит, сцепив зубы, но я хочу услышать от него конструктив, поэтому с новым пинком уточняю:

— Ты меня понял?

— Да…

— Я не слышу.

— Да… — хрипит чуть громче.

— Очень хорошо, — цежу. — И еще одно: если ты… возникнешь в поле зрения Аглаи… дотронешься до нее хотя бы пальцем, подойдешь к ней хотя бы на пушечный выстрел когда-нибудь до конца своей жизни, я оторву твой член и заставлю его сожрать. Я помогу обществу и сделаю тебя импотентом, я не шучу, ты понимаешь, мразь?

Раздувая ноздри, рвано дышит и кивает, но мне этого мало. Мне мало. Я хочу больше.

— Я не слышу!

— Су-у-у-ука-а-а-а… — воет. — Да! Да, блядь! Понял… Я понял!

Выпустив его яйца, отвожу руку назад и впечатываю кулак ему в живот, скрипя:

— С Рождеством.

Сложившись пополам, он валится на пол.

Воет и скулит, подтянув колени к груди, пока покидаю его квартиру, не трудясь закрыть за собой дверь.

Это не драка. Не отвязный мордобой, в которых я участвовал бесчисленное количество раз на льду, но меня колбасит, потому что держать ярость внутри, если слегка приоткрыл ей дверь, — тест на самообладание и адекватность.

Кулак чешется, когда ударяю костяшками по кнопке лифта.

Это сложно — быть адекватным, но неделю назад я пообещал Глаше, что вообще пальцем его не трону, так что программа и так перевыполнена.

Превозмогая адское желание его убить, я пообещал Баум не делать глупостей. Без шуток, мы оба знаем, что я сломал бы ему много костей, помимо его хреновой руки, но я пообещал.

Она смогла… рассказать мне то, о чем никому не рассказывала.

После этого несколько дней я был гранатой с выдернутой чекой. Картины в голове были такими убийственными, что пару дней я даже не пытался спать.

Злость. Твою мать… это нечто большее, чем злость. Бессилие — яд гораздо губительнее. Оно и рождает ярость. На себя и на… обстоятельства, которым я косвенно стал причиной.

Он пытался связаться с Аглаей несколько раз за эти дни. Сначала звонками, потом сообщениями. Требовал общения с Марусей, впервые в жизни предлагал компромисс. Впервые в жизни беспомощный, потому что знал — если появится на пороге без предупреждения, первым кого увидит — буду я.

В его крови был алкоголь. Это помимо другого дерьма, которое делает его отличным претендентом на койку в рехабе.

Глаша отправила его номер в черный список. Весь диалог мы ведем через его родителей. Это было ее решение, которое я не мог не поддержать.

Его родители очень гибки в вопросах переговоров. Кажется, для них это тоже в новинку, потому что правила игры они приняли не сразу, а после пары попыток надавить.

Они просят мировую, со своей стороны обещая выполнить любые требований Аглаи.

Они хотят общаться с внучкой. Хотят вытащить задницу своего сына из дерьма, которое по заверению адвоката ему очень просто обеспечить.

Мне плевать, чего хотят они все, я дам своей любимой женщине возможность выбирать: быть компромиссу или нет, но на первое место во всем этом Аглая ставим интересы Маруси, так что компромисс с девяносто процентной вероятностью будет.

Сев в машину, дожидаюсь, пока тестостерон перестанет разрывать вены.

Пока прогревается двигатель “Нивы”, ищу ту точку внутри себя, с которой начинается равновесие. Когда отъезжаю, почти ее нащупал.

Дорога за город расслабляет глаза. Она заснеженная и спокойная. Ровная, как и мое сердцебиение. Получаса пути мне хватает, чтобы свести свою ярость к минимуму.

Аглая Баум чувствует меня слишком хорошо, чтобы я мог притащить к ней свою ярость незаметно.

Я въезжаю в ворота дачи Капусты примерно в два часа дня.

Забор уже подпирает семиместный внедорожник Страйка, для меня же выделено место в гараже.

Загнав туда “Ниву”, выбираюсь из машины и иду в дом по расчищенной дорожке. Стуча по порогу ботинками, стряхиваю с них снег.

Детский визг — первое, что слышу, попадая в дом.

Где-то наверху топот детских ног, и это дает кое-какое представление о том, что значит иметь в доме нескольких детей…

Кажется, меня это не пугает. Более того, я дико этого хочу…

В шкафу для моей куртки места нет, поэтому бросаю ее на подоконник вместе с шапкой.

Из гостиной доносятся голоса. Заглядываю туда в первую очередь.

Таня Капустина в компании беременной блондинки Оли накрывает на стол.

Я не интересовался меню, но, судя по всему, ожидается рождественская индейка. Характерный запах напоминает о том, что я голоден и о том, что мне следует держать себя в руках, чтобы через месяц, когда вернусь в сезон НХЛ, лишняя масса тела не мешала быть маневренным и быстрым — те качества, за которые в пятнадцать за мной закрепили амплуа “нападающий”.

— Привет… — обращаюсь к девушкам.

— Привет! — улыбается Оля.

— Салют… — отзывается Таня.

Я не запрашивал официальных данных, но все указывает на то, что мой друг в отношениях с этой кудрявой брюнеткой. Если так, я буду только рад, у нее в голове бодрые мозги, в отличии от его прошлой подруги и всех, кто был до нее.

Вернувшись в холл, прохожу мимо лестницы на кухню.

Аглая сосредоточенно нарезает салат, стоя у разделочной столешницы. Ее задумчивость такая глубокая, что на мое появление она не реагирует.

Я отвез их с Марусей сюда еще утром, сам отправился на занятие с терапевтом.

Я не видел ее часов пять, и сейчас мои губы разъезжаются в легкой улыбке, потому что на Аглае Баум джерси “Виннипег Джетс” с моим номером и фамилией.

Судя по тому, что свитер очень сильно ей велик, думаю, она арендовала его у Данилы.

Ее волосы собраны вверху в мягкий пучок, открывая хрупкую тонкую шею. Под джерси короткая клетчатая юбка, на ногах плотные колготки. Даже не прикасаясь, я завожусь.

Она та девушка, которую мне хочется оберегать, баловать и трахать, и в этих вопросах у нее никогда не было конкурентки.

— Помощь нужна? — переступаю порог.

Вскинув голову, Глаша смотрит на меня так, будто я ее разбудил.

В ее карих глазах столько “твердой” хрупкости, что мои кишки скручивает в узел, когда думаю о том, сколько всего с ней произошло за эти годы.

Теперь я здесь. Я пришел…

— Ты долго… — откладывает она нож. — Где ты был?

Отличный, блядь, вопрос.

Он и меня терзает. И это больно.

Подойдя, прижимаюсь к ней сзади. Целую висок и утыкаюсь лицом в ямку между плечом и шеей, сжимая вокруг Аглаи руки.

— Пробки… — вру, просовывая ладонь под джерси. — Я хочу тебя в этом… — накрываю ладонью ее ребра.

— Это фетишизм… — хихикает.

— Насрать…

— Тебе нравится?

Наполняю ладонью ее грудью в мягком лифчике и обвожу пальцем затвердевший сосок через тонкое кружево.

— Зотов… — выдыхает.

— Я в восторге.

— Марк…

В моих штанах щедрая реакция на трепет ее податливого нежного тела.

Это была хреновая идея, но эти дни отчаянно напоминают какой-то отвязный медовый месяц, ведь я без шуток готов трахаться по четыре раза в день.

— Где ваши манеры? — Капуста вваливается на кухню через боковую “черную” дверь. — В доме дети. Повзрослейте, научитесь ответственности…

— Заткнись, — смеюсь, швыряя в него кухонное полотенце.

В его руках вязанка дров для камина, идущий следом Страйк тащит на плече одетого в комбинезон ребенка.

Примерно полчаса вожусь со стульями, которые Данила просит притащить из гаража. Маруся слегка путается под ногами, но это препятствие я оцениваю как позитивное. Когда усаживаюсь на ступеньку лестницы, она сообщает, демонстрируя хитрые ямочки на обеих щеках:

— Я тебе нарисовала подарок.

Держа за спиной руки, прячет свой подарок там.

— Правда? — щекочу ее под коленкой.

Изворачивается и хихикает, повисая на моем бедре.

— Вот! — резво выдергивает из-за спины альбомный лист, на котором изображено что-то, сильно напоминающее висящий в воздухе самолет.

— Ух ты… — бормочу. — Красиво…

— Это когда я полечу в Канаду, — поясняет, тыча пальцем в один из “иллюминаторов”. — Я полечу на этом самолете! Я еще никогда не летала на самолете. Ты тоже с нами полетишь?

— Я постараюсь… — отвечаю ей.

— Это страшно? Мама тоже не летала…

— Ты даже не поймешь, что была в воздухе, — заверяю, складывая листок и кладя его в задний карман джинсов.

На самом деле лететь им придется без меня.

Я вернусь домой через три недели, а они… они прилетят ко мне в гости весной. Надеюсь, их документы к тому времени будут готовы, я постараюсь сделать для этого все возможное.

До окончания сезона я не смогу покинуть Канаду, но летние “каникулы” мы проведем вместе, и, скорее всего, они пройдут где-то на берегу океана.

Ближайшие два года моей жизни обещают быть непростыми.

Аглае нужно получить диплом. Это условие, которое она выставила лично мне, и я не в том положении, чтобы его отклонить. Если для нее это важно, я… блядь, я подожду. Кажется, ожидание — это процесс, с которым мне предстоит познакомиться мучительно близко и убийственно плотно. Познать его во всей красе.

Если это моя карма, я, твою мать, готов, но это не значит, что мне легко.

Глядя на то, как Аглая выставляет на стол “свой” салат, в очередной раз пытаюсь свыкнуться с мыслью, что через три недели мы расстанемся на два гребаных месяца, и во всем этом меня пугают не отношения на расстоянии, а то, что где-то поблизости от нее дышит мудак Власов, а меня нет рядом, но я не сомневаюсь, что он внял моим предупреждениям, ведь этот человек слишком дорожит своим комфортом.

— Народ, внимание! — стучит Таня ножом по бокалу. — У нас тут орешки с предсказаниями…

— О, только не это… — стонет Страйк. — Я еще предыдущие не пережил…

— Не волнуйся, переживешь, — успокаивает она. — Я сама раздам…

Почесав кончик носа, ерзаю по стулу и откашливаюсь в кулак.

Таня бросает на меня нечитаемый взгляд, прежде чем сунуть руку в рождественский мешок.

— У меня пусто! — слышу голос Оли. — Слава Богу! — благодарно вскидывает глаза к потолку.

Она вертит между пальцев пустую бумажку, пока я почесываю подбородок.

— У меня тоже, аллилуйя… — сообщает Артур.

— И у меня… — прикусывает Таня губу. — У тебя что? — спрашивает сидящего рядом Данилу.

— Зеро, — ладонью прибивает к столу свою бумажку. — Все предсказания достались Зотову, вангую…

Слегка нервничая, слежу за тем, как тонкими пальцами Глаша вскрывает свой орех, из которого ей на колени падает кольцо из белого золота с бриллиантом “компромиссного” размера.

— У-у-у… — тянет Данила. — Я включаю камеру…

У Аглаи ошарашенное лицо, к которому подносит кольцо. Рассматривает его молча и без фейерверков, осторожно вертя пальцами.

Выдохнув, встаю со стула.

Все происходящее гораздо волнительнее, чем мне казалось еще вчера.

Чертовски.

Я волнуюсь, не зная, куда деть руки, поэтому опускаю их вдоль тела.

Аглая вскидывает на меня глаза, на ее щеках румянец.

Твою мать, я волнуюсь!

Я ни хрена не готовился, не заучивал речь, но даже комбинация из трех слов, которые собираюсь произнести, вызывает во мне бурю разных эмоций.

— Выходи за меня… — прошу, заглядывая в ее глаза.

Она сглатывает, а потом уголки ее глаз становятся влажными.

Блядь…

Тряхнув головой, она быстро смахивает со щеки слезу и кивает.

К свисту Страйка присоединяется взрыв праздничной хлопушки и громкие аплодисменты.

Мне вдруг кажется, что даже эти жидкие свидетели для нас лишние. Это слишком личное, чтобы делиться хоть с кем-то, но все уже случилось…

Протянув руку, подтаскиваю Аглаю к себе. Она утыкается лицом мне в грудь. Опустив его в ладони, прячется там ото всех.

Пф-ф-ф…

Не давая комментария ее тихому всхлипу, просто прижимаюсь губами к теплому виску и закрываю ее собой, обхватив руками.

— Это значит “да”? — бормочу.

— Я люблю тебя, Зотов… — шепчет она.

— Я счастливчик… — говорю в ее волосы.