Дом
Вэл добровольно идет со мной.
Она идет рядом со мной, не отстраняясь от моей руки. Не отталкивая меня, когда я кладу руку ей на спину. Не протестуя, когда я помогаю ей забраться в машину. Она даже не смотрит на меня, когда я тянусь через нее, чтобы пристегнуть ее.
Она ни на что из этого не реагирует.
Но она не перестает плакать.
Безмолвные слезы непрерывно катятились по ее щекам. И они заставляют меня чувствовать…
Они заставляют меня чувствовать.
Не веря, что Кинг не выстрелит мне в спину, я лезу в бардачок и достаю пистолет.
Красивые карие глаза Вэл смотрят прямо на него, но я не уверен, что она это видит. Не уверен, понимает ли она сейчас, что это моя машина. Точно такая же, как та, что в Вегасе. Точно такой же водитель из Вегаса. Точно такая же, как свидетели на нашей свадьбе.
Я строил этот мир из дыма и зеркал. Осторожно. Скрупулезно. Все ради этого. Ради того, что только что произошло.
Потому что мне пришлось.
Потому что мне это нужно.
И я не буду за это извиняться.
«Валентина». Она слегка вздрагивает от моего голоса, но не отвечает.
Мы едем два часа из шести часов езды до Чикаго, а она не сказала ни слова. Она не поправила воздух. Не попросила меня включить музыку. Ничего не сказала.
Я знал, что она расстроится.
У меня хватило здравого смысла понять, что все это выльется мне в грязь лицом, и я приготовился к этому.
Думал, что она завопит и завизжит и, возможно, попытается ударить меня. Думал, что мне придется выносить ее из дома Кинга, пиная и крича, отбиваясь от ее брата, который пытался бы отбить ее.
Но ничего этого не произошло.
Она просто отключилась. И Кинг… Черт возьми, Кинг просто позволил мне забрать ее.
Результат — именно то, что мне было нужно, потому что мне нужна Валентина, чтобы добиться сотрудничества Кинга, а значит, и Неро.
Но Кинг просто позволил мне ее забрать. Он позволил мне проводить его сестру из дома.
Вал стоял там, плакала и ничего не делала.
Но я думаю, что он не мог сделать многого, потому что Кинг знает, что я прав. Он знает, что он мне должен. Потому что, когда его жена сбежала, прямо на пути торговца людьми, я вмешался и защитил ее.
Тело Вэл дрожит, поэтому я регулирую температуру.
«Хочешь, чтобы я включил подогрев сидений?»
Она не отвечает. Конечно, не отвечает.
Вэл снова дрожит, поэтому я все равно нажимаю кнопку, чтобы подогреть кожаные сиденья. Она может выключить его, если захочет.
Реакции по-прежнему нет.
Я вздохнул, затем включил низкое положение своего сиденья. Вчера я весь день валялся в кровати, а сегодня летал коммерческим рейсом, и у меня затекла спина.
В тот день, когда мы встретились, я пошутил с Вэл, что я не такой уж и старый. Но я прожил тяжелую жизнь. Я боролся за свою жизнь не раз. Убивал гораздо больше раз. И получил больше ударов, чем мог сосчитать. И сегодня мое тело напоминает мне об этом.
Движение на пассажирском сиденье привлекает мое внимание к Вэл.
Она подняла левую руку, застывшую на коленях, и уставилась на свое кольцо.
Что-то кольнуло мою совесть.
Но я не буду извиняться.
Потому что я не… Я не сожалею о том, что я сделал.
Это должно было случиться, и как только Вэл поймет почему, она простит меня.
Я ее знаю.
Она может сейчас в это не верить, но я верю. И я знаю, что она в конце концов поймет.
Ее дыхание меняется, и легкие клубы пара наполняют салон автомобиля.
«Эй». Я смотрю на нее. «Что случилось?»
Это глупый вопрос, который стоит задавать сейчас, но, честно говоря, я не знаю, что с ней происходит.
Я никогда не видел человека в таком состоянии кататонии, а теперь она еще и тяжело дышит.
Я тянусь к ней. «Ангел».
«Не называй меня так!» — раздался ее внезапный крик.
Только благодаря тому, что я всю жизнь не показывал слабости, мне удается не реагировать на ее вспышку гнева.
Я медленно опускаю руку, чтобы она оказалась между нами. «Хорошо».
«Это то, чего я всегда хотела», — ее голос падает до шепота.
Не отрывая глаз от дороги, я украдкой бросаю взгляд еще раз и вижу, что она все еще смотрит на кольцо.
«Я не знаю, как ты узнал». Она звучит… потерянно.
Я сжимаю губы.
Вэл касается бриллианта кончиком пальца. «Ты ведь привез это с собой, да? В Вегас».
Я не отвечаю. Потому что мы оба знаем, что ответ — да.
«Ты предложил мне все, чего я когда-либо хотела», — тихо говорит она, снимая кольцо с пальца и поднося его к полуденному солнцу. «Но ты не можешь держаться за миражи».
Прежде чем я успеваю ее остановить, она опускает окно, и ветер врывается в проем, когда она бросает свое кольцо на шоссе.
Он исчезает из виду задолго до того, как ударяется о бетон под нами, исчезая навсегда.
И когда ее окно снова поднимается и она снова устраивается на своем месте, я улыбаюсь.