Охотники продолжают движение. Пенси старается не подходить ближе к Тоннору, да только ничего не поделать — он в том же отряде, что и она. Сомнения снова вгрызаются в ее уставшее сознание: стоит ли результат таких мучений? Но спросить не у кого, а Лоухи Каравер слишком сосредоточено пьет что-то из фляги и так же рассматривает черные деревья. Ей почему-то кажется, что Удачливый чего-то ждет, но читать по лицам — не лучшее ее умение. За мыслями Пенси не замечает, как разведчики находят просторную поляну, а старейшина объявляет привал. И действительно, стоит дежурным развести костры, как Лоухи Каравер машет ей рукой: присоединяйся.
Пенси раздумывает недолго, подхватывает рюкзак и перебегает к приятно греющему пламени. Интересно, что Лоухи Каравер помнит дочь Тивары Острой даже спустя долгие годы. Хотя они с мамой слишком хорошие знакомые, чтобы он не помнил имена ее детей. Но как Каравер узнал ее в лицо? Пенси всегда казалось, что она сильно изменилась с того памятного дня, с той самой страшной, ее первой охоты.
Вблизи Каравер еще старее: он будто высушенный ветрами и истрепанный невзгодами, потемневший от времени. Посреди Черного леса, где даже в могучих деревьях мало жизни и отовсюду торчат острые сухие ветки, он кажется частью окружения. И его меховая шапка — всего лишь диковинный мох, а потрепанная куртка слишком похожа по цвету на темно-серую кору дерева, к которому Лоухи прислонился. Можно ненавидеть Каравера, можно махнуть на него рукой, можно сознательно отворачиваться от него. Однако стоит Пенси оказаться в шаге от сидящего Удачливого, как чужие взгляды перестают ей мешать: он, как ни крути, слишком знаковая и легендарная персона. С его мнением считаются. Потом к их компании присоединяется старейшина Роб, и остальные члены экспедиции тут же возвращаются к своим обыденным делам.
— На-ка, подкрепись, — шуршит в карманах Лоухи. — После такой словесной драки, крайне важно промочить горло отличным напитком!
Пенси берет из его рук длинную объемную флягу из потемневшего серебра и принюхивается: запах напитка странный — спиртной и будто бы вязкий. Старик подмигивает ей выцветшим серым глазом и тихо смеется:
— За встречу! Скажи, ничего же не меняется: я такой же старый, а ты — маленькая и вредная.
Пенси фыркает и делает глоток. Обжигающая пряная жидкость со сладким и одновременно жгуче-горьковатым вкусом опаляет горло. Послевкусие внезапно оказывается более свежим, мятным — удивительное сочетание для настойки на дягиле. Пенси смакует, оттаивает, прислушивается к себе. Где-то в желудке уютно расползается тепло, а легкий вкусный холодок остается на кончике языка. Пенси не особо жалует алкоголь, старается пить только то, что считает вкусным, но этот напиток определенно лучше всего, что она пробовала. Ну разве что молоко без пенки и с медом остается в лидерах этого списка. Пенси довольно улыбается и возвращает выпивку.
— Хороша, огневушка, — бережно касается фляги Лоухи и тоже делает глоток. — Такая получалась только у моего давнего друга Ларри. Но со временем уходят и самые лучшие из нас. Увы, никто среди его многочисленных потомков не получил и капли таланта Ларри. Мне осталась в наследство лишь пара фляжек этого пойла…
— Мне жаль, — говорит Пенси, просто чтобы что-то сказать. Она не знает, о ком говорит Лоухи, но в такие моменты вроде бы принято сочувствовать утрате.
— О, не стоит, малышка. Ларри прожил счастливую жизнь. А мне, ходячей развалине, больше пары фляжек и не надо.
Лоухи глядит, прищурившись, на его губах легкая улыбочка, и не поймешь: то ли действительно не так много времени осталось этому человеку, то ли это всё говорится ради смеха, и сидящий напротив охотник соберется с силами и обрыщет как минимум весь Ледяной перевал. А дайте ему такую возможность, так путь его уведет и дальше, за горизонт.
— Потрепал тебя Тоннор знатно, — качает головой Лоухи.
— Тоже нашел время, когда претензии предъявлять, — хмурится старейшина и потирает ладони друг о друга. — Да и какие могут быть претензии? Контракт на видерс ему никто среди старейшин и торговцев заверять не стал. Глупости какие. Даже если бы удачная была охота, что они бы принесли? Почки?
— Этот мальчик ищет признания, — почти шепчет Лоухи. — И так сильно его хочет, что забывает обо всём остальном. Старый Тоннор всегда был жестким и требовательным человеком, а уж когда его единственного сына не стало, то и вовсе перестал меры знать…
— Постойте, — встревает Пенси. — Как сын мог умереть? Кто же тогда идет с нами в отряде? Да и родители говорили, что сын Тоннора взял его имя.
— Сын, да только приемный, — старейшина достает из-за пазухи мешочек с пряностями и щедро сыпет их в котел с супом. Несмотря на свой опыт и статус, Роб Хваткий остается одним из лучших поваров среди охотников и любит кашеварить. Пенси принюхивается к бурлящему вареву и на секундочку забывает о теме разговора: так уж вкусно пахнет.
— Дурная история, — Лоухи между тем расставляет у костра странные керамические чашки. Пенси жестом просит разрешения потрогать и, дождавшись кивка, поднимает одну. Таких она еще не видела: поверхность исписана изящными цветными полосами и тонкими бороздками, а сама посуда гораздо легче, чем кажется.
— Одна из лучших моих находок. Лет уже двадцать назад я обнаружил в руинах небольшую комнатку под землей: подвал или нижний этаж. Вся была уставлена посудой — хорошая добыча. И даже самый горячий суп в этой миске не обжигает, — хвастается Каравер и открывает еще один секрет. — А у пана Роба есть такая особая штучка, которая превращает пряности — листья и коренья — в мелкую труху почти без усилий…
— Но-но! Не выдавай моих тайн, болтун, — посмеивается старейшина. Пенси даже кажется, что ее разыгрывают, но приправы из мешочка действительно очень мелко растерты.
— А почему дурная история? — ей с трудом удается оторваться от супа, но интерес к истории этого охотника не утихает.
— Потому что старый Тоннор был из тех людей, кто признает только родную кровь. При других называл мальчонку сыном, но в каждом его вдохе видел только ошибки да оплошности. В дом принял, а в сердце не пустил, — печально вздыхает Лоухи. — Подросток стал взрослым, жестким с соперниками, не признающим свои ошибки, упрямым до глупости, деятельным и жаждущим славы и признания. Для охотника неплохие качества, но среди людей с таким характером жить сложнее.
— Это точно, — кивает старейшина, хотя в монолог Лоухи не вмешивается, полностью занятый миской с супом.
Пенси пожимает плечами. Она не видит проблемы, почему взрослый человек с печальным прошлым не может измениться. Тем более, то самое прошлое должно было показать, как правильнее сделать хорошее для другого человека — ребенка или взрослого, — если уж тебе так не повезло в жизни. Изменить чью-то жизнь, дать кому-то возможность провести детство счастливо или позаботиться о поддержке, когда кому-то нужно смириться с потерями, — это, наверное, правильные решения. Вот Пенси не помнит первого десятилетия своей жизни и не особо переживает на этот счет, что там было: может, счастливое, а может, худое. «Хотя, — она вдыхает слегка царапающий горло морозный воздух. — Возможно, мы просто разные. И меня не интересует то, что важно для Тоннора. Поэтому я и не могу его понять».
Успокоив себя этими словами, Пенси откидывается назад, прислоняясь к шершавому дереву, и поднимает вверх голову. Высоко, в перекрестье черных веток, за пределами освещенного кострами круга, серебрятся и вьются крохотные снежинки. И хотя Пенси старательно высматривает все повороты и переплетения снежных потоков, их замысловатый хоровод очень сложно проследить. К тому же подлетевшие к кругу света и жара кристаллики тут же превращаются в воду и мелкой капелью осыпаются ей на лицо.
***
Третий день отряды рыщут в поисках следов города. Чувство самосохранения не позволяем охотникам разойтись и искать самостоятельно. Иногда Пенси кажется, что за ней наблюдают, и это не пылающий ненавистью взгляд Тоннора или любопытство других. Взгляд будто легкий холодок скользит по спине. Но каждый раз, когда Пенси оборачивается, она даже не успевает понять, откуда на нее смотрят. В какой-то момент ей становится ясно, что не она одна мучается странными ощущениями. Поэтому-то охотники и не расходятся по одиночке, даже не заикаются об этом. И Рональда старается не забегать вперед. Экспедиции нельзя терять охотников, особенно, когда конечная цель, возможно, в нескольких часах ходьбы. Но карта в руках старейшины рассмотрена до последней мелкой закорючки, а они до сих пор не в таинственном городе.
— На сегодня всё, — хмурится пан Роб и объявляет привал.
Следующий час пробегает мимо Пенси: в привычном темпе она ужинает, устраивается на ночевку, просыпается, отсиживает свою вахту, поддерживая яркое пламя, и снова засыпает.
Воздух в комнате звенит и наполняется искрами.
Кружащиеся искорки то взлетают, то ныряют вниз.
За ними остается след — тонкие линии призрачного тумана.
Огни манят…
Пенси морщится и приоткрывает глаза. Опять этот странный сон… Но на самом деле ее будит не он, а очень знакомое ощущение ползущего по лицу солнечного лучика. Вот только откуда здесь солнце? Пенси садится в спальнике и оглядывается. По внутренним часам еще далеко до рассвета.
Вокруг ничего не изменилось: остальные спят, как спали, разве что сменились дежурные у огня. Но что-то не дает ей покоя. И действительно: как только она ложится, то на уровне глаз видит какой-то далекий свет. Проверить или оставить, как есть? Позвать кого-то с собой или пойти самой? Несколько мгновений она еще мучается сомнениями, но это проходит. Ощущение слежки как раз пропало. А в одиночку идти по сомнительному следу проще, тише и безопаснее. Не дай Черный лес, еще потащится с ней кто-нибудь вроде Тоннора. Их принципы охоты настолько не сходятся, что Пенси старается даже взгляд не останавливать на этом мужчине.
Дежурный у костра вопросительно кивает: «Ну, что там?». В ответ Пенси лишь машет ладонью: мол, сиди, я отлучусь ненадолго. Ей в ответ сигналят жестом — просят не рисковать попусту. Свернув в сторону от круга света, Пенси улыбается. Всё же приятно хотя бы на пару секунд почувствовать себя в дружной команде, где заботятся друг о друге.
Она долго ищет источник света, приходится даже лечь на землю. Только упрямство и желание разгадать загадку не дают ей вернуться к костру и снова лечь спать. Наконец, там, где, по ее мнению, должно находиться что-то подозрительное, пальцы нащупывают странное под коркой льда: какой-то круглый плод. Аккуратно снять ледяную корочку не получается, даже стянув перчатку, она царапает кожицу плода и пальцем вляпывается в тугую сердцевину. Поврежденная дивность тут же оказывается на снегу. Пенси долго оттирает руку: а вдруг плод был ядовитый или просто вредный для кожи. Но, кажется, неприятность прошла мимо. Кожа явно покраснела от холодного снега, но никаких волдырей, сыпи или боли Пенси не чувствует. И как же хорошо, что при ней жар-камни, иначе она бы давно отморозила пальцы.
Следующий такой плод Пенси находит чуть выше. Теперь она более аккуратная, наученная прошлым опытом, поэтому она лишь долго дышит на плод, пытаясь растопить лед горячим дыханием, чтобы удостовериться — да, кожица на странном плоде будто бы зеркальная. Инстинкты охотника ведут Пенси дальше. И чем дальше она удаляется от лагеря, тем заметнее, что плоды не просто отражают окружение: когда в чаще становится достаточно темно, ей видно, что они слегка светятся.
Пенси несколько раз моргает, чтобы убедиться, что картина, сформировавшаяся в голове, совпадает с тем, что она видит. Но это так: странные шарики будто указывают дорогу. Постепенно на деревьях их становится больше, а призрачное свечение — всё виднее. Чем больше плод, тем шире тускло-желтый круг. А потом — через переплетение жестких колючих ветвей — она видит город.
Хотя видит — это громко сказано, однако кое-что из невероятной красоты и ширины строений открыто для взгляда благодаря тому же размытому свечению. Наверное, там целые скопления шаров или они просто огромные, если способны осветить целые здания, предполагает Пенси. Понятно, почему так долго они не могли найти дорогу сюда. Город расположен в огромной круглой выемке в земле. А она как раз вышла на край. Строения сначала скрываются за густыми черными деревьями и земляной стеной, из-за чего не видно ни светящихся плодов, ни прекрасных зданий. Пенси даже кажется, что то, что город внизу это лишь часть поселения, а остальное вполне может быть расположено под землей. На подобные мысли наталкивают слова Лоухи о подвалах и нижних этажах. Она никогда не задумывалась об этом, но вдруг так оно и есть? Не все тайны уже известных руин раскрыты?
Пенси наклоняется вперед, ощупывает землю под ногами и осматривается вокруг. Где-то должна найтись тропа или другая возможность спуститься вниз. И сложно сказать, что происходит в следующий миг: то ли она поскальзывается, хотя твердо стояла на ногах, то ли какое-то необычное шевеление земли или дрожь в толще сносит ее вниз. Всё происходит так стремительно, что она даже не успевает вскрикнуть. Как же хорошо, что деревья разрослись так сильно, что их ветви и корни торчат отовсюду. Повиснув, Пенси медленно приходит в себя. Ее пальцы крепко ухватились за какую-то часть дерева, но подтянуться сил не хватит, а оттолкнуться ногами не от чего — внизу только пустота.
В мыслях проносится намек на панику, дыханье перехватывает, а на глаза тут же накатывают непрошеные слезы. Она тратит почти четверть минуты, чтобы справиться со спазмом. Очень страшно болтаться без возможности выбраться самостоятельно, но сейчас главное — продержаться и попытаться позвать на помощь в надежде, что она не ушла настолько далеко, что Черный лес заглушит все звуки. Пенси делает пару коротких выдохов и набирает в легкие побольше воздуха.
— По-мо-ги-те! — она кричит, но к ее ужасу звук как-то странно расходится: эхо разносит его внизу.
Она набирает воздух во второй раз, как где-то вверху появляется чья-то рука.
— Я здесь! Сюда! — направляет она неизвестного.
— О, потерпи немного, — чужие пальцы впиваются в запястье. Пенси кривится от боли, но терпит: ей помогают. Через несколько секунд появляется возможность зацепиться ногами, вогнав шипы на сапогах в переплетение корней и веток. И вот — она сама хватается за предплечья спасителя. Конечно, под ее ладонями только кости да жесткие мышцы. Время высушило Лоухи Каравера сильнее, чем кажется. Куртка, толстые штаны, огромная шапка маскируют изможденность и хрупкость его тела.
— Вот так. Теперь левее и ставь ногу, — контролирует ее движения Каравер так, чтобы она — молодая и здоровая женщина — не утянула его за собой, в этот глубокий овраг. Путем осторожных движений им удается выбраться на твердую землю.
— А я все думал, кто первый заметит эти фонарики: ты или Рональда, — улыбается Удачливый и помогает Пенси отряхнуться от снега и земли.
— Спасибо, — тихо произносит Пенси. — Я… я отплачу.
— Так уже отплатила, — успокаивает ее Каравер и похлопывает по плечам. — Город нашла! Удачливых как раз для этого и берут в отряд — чтобы открывать тайны. А то, что на пути к находке мы не смотрим, куда ноги ставим, так для этого другие есть — те, кто присматривают, позади идут. За мной всегда толпа ходила: моя жена, друг и сын, мои товарищи по команде.
— А они?.. — Пенси не уверена, что именно хочет спросить. Но если кто-то из команды Каравера идет с экспедицией, рядом с ними, то ей очень хотелось бы познакомиться с этими охотниками. Но Лоухи отворачивается и, почти уходя, произносит:
— Никого не осталось. Сопровождать Удачливого — это большой риск: гораздо больший для обычного охотника, чем для меня или тебя. Пойдем, нужно принести радостную весть остальным.
— Да, — выдыхает Пенси и клянет себя за заданный вопрос. В ее голове мелькает ужасная мысль: а может, Тоннор был не так уж и неправ, когда намекал на последнюю охоту Лоухи. Тряхнув головой, она пытается избавиться от этой мысли. Кажется, удается.