Дом для Пенси

4-2

Пенси выходит из дома во время легкого снегопада. На волосы за считаные минуты насыпает целую шапку снега, а снежинки с ресниц то и дело приходится смахивать. Несмотря на пелену облаков, позднее утро приветливое, и это подтверждает проглянувшее сквозь серую пелену яркое солнце. Конец зимы в этом году выдается неожиданно морозным и снежным. Несколько недель температура за окном стремительно поднимается, и Пенси всем сердцем верит, что вот-вот — и запахнет весной. Но за одну ночь всё вокруг снова заметает снегом. Горожане заново вытаптывают тропинки и чистят дорожки перед домами. Впрочем, тепло всё равно пытается прийти в Тамари: днем снег подтаивает и смешивается с черной землей в неопрятную серую грязь, которую тут же припорашивает белым. Понемногу растаявшего становится всё больше, но пока ясно одно: до полноценной весны еще не скоро.

Два десятка шагов — и дом остается позади, за калиткой. Пенси оглядывается и расплывается в улыбке. Ее дом за эти годы ничуть не изменился: те же медового цвета стены, добротная крыша и высокое крыльцо. Но нечто определенно другое — ощущение жизни. В окнах приветливо колышутся белые тонкие занавески, из трубы вьется сизый дымок, а необычайно серьезная Кейра машет ей с крыльца рукой: возвращайся быстрее, мама, сегодня немало дел.

— Доброго дня! — кивает Пенси пробегающей мимо соседке, и они боком пытаются разойтись на узкой дорожке. Она-то, кажется, искренне рада встрече, не против задержаться на десяток минут в стороне и обсудить последние новости, но сегодняшний день у Пенси расписан до последней минуты, и опаздывать никак нельзя. До приезда первых гостей остается не так много времени.

В духовке томится запеченное с пряностями мясо, в кладовой скучают другие блюда, а в холоде своего часа ждет сок из ярких тамарийских фруктов. Дом блестит чистотой, все игрушки убраны на полки, а Кейра — с трудом отмытая от красок и тщательно расчесанная — листает книги и нетерпеливо ждет гостей.

Ну а сама именинница спешит завершить последние приготовления, чтобы потом в полной мере расслабиться и получить удовольствие от поздравлений. Путь Пенси лежит через рыночную площадь, мимо ратуши к трактиру. У его владельца она заказывает ту самую «огневушку», как ласково обозвал настойку Лоухи Каравер. Кому-то из родственников — то ли внуку, то ли двоюродной племяннице — создателя этого спиртного напитка в итоге удается воспроизвести большую часть того вкуса, что был присущ оригиналу. Пенси становится едва ли не первой покупательницей, а вслед за ней настойку оценивают и друзья, и родственники. Вот и к собственному дню рождения — ко дню, когда ее нашли на Людоедском перевале, — она заказывает две большие стеклянные бутылки с вычурными вензелями.

В трактире темнее, чем на улице: дневной свет едва просачивается сквозь крошечные окна, а фонари на стенах не особо помогают. Пенси щурится, зайдя с улицы в темноту помещения. Говорят, что в полумраке тянет больше выпить, но так оно или нет — сейчас не время проверять. Пенси замечает за столиками знакомые лица, кивком приветствует, но на предложение присоединиться к позднему завтраку отвечает отказом. Как-нибудь в другой раз. Из-за стойки хозяйка, пани Калина, машет Пенси рукой.

— Ты, верно, чувствовала, — смеется она. — Борис как раз решил спуститься в погреб за твоим заказом. Будто подтолкнуло его что-то, подсказало, что ты скоро объявишься на пороге.

— Чутье на прибыль? — фыркает Пенси.

— И это тоже, — кивает трактирщица. — Пока Бориса нет, садись. Налить тебе морса?

Пенси кивает и в ожидании кружки с кисло-сладким напитком оглядывается по сторонам. Ближайший к стойке столик заняла шумная компания. Да только Пенси так погружена в свои мысли, что сначала даже не замечает ни громкого смеха, ни гулкого голоса рассказчика. Но стоит промелькнуть в разговоре слову «дивность», как она тут же поворачивается к столику и начинает слушать внимательнее.

— Да что там дивности! Тьфу, на одну ладонь положить и второй прихлопнуть, — складывает руки на груди рассказчик. — Скажу я вам так: прут из чащобы черной настоящие чудовища. И скоро надоест им одними охотниками лакомиться.

— Тобой же не полакомились, — фыркает молодая горожанка и между делом снимает со своего колена руку мужчины, будто невзначай опустившуюся туда.

— Так я ж будущий Удачливый, нас всякая зараза обходит, — с важным видом поднимает вверх указательный палец рассказчик. — И эта жуть новая — умная и страшная.

— А чего ж союз охотников молчит? — подает голос кто-то из слушателей.

— Так то союз! Старейшины пузы наели, обдирают честных охотников до нитки. Такие трясутся от страха и в лес носа не кажут. А уж я видел, так видел…

В какой-то момент Пенси понимает, что предел удивления всё же есть, и за ним, что и не удивительно, находятся возмущение и раздражение. Почему бы не вмешаться? Ведь ее заказ до сих пор не принесли, да и не годится плодить по трактирам всякие глупые слухи об охотниках и союзе.

— Быть охотником — великий риск, — переставляет табурет Пенси и лучезарно улыбается рассказчику, захватывая его внимание. Вблизи от мужчины пахнет пивным духом и рыбой: не особо ловкие пальцы пытаются свернуть голову засохшему доннику, небольшой рыбке размером с ладонь, которой всегда вдоволь у берегов Тамари.

— Да-да, — важно кивает тот и, отложив непобежденную рыбу, с важным видом складывает руки на груди.

— И давно вы охотничаете? А много поймали? — Пенси подается вперед, изображая интерес. Играть у нее выходит не слишком хорошо, так что некоторые слушатели начинают подозревать, что не так просто она подсела к столу. На ней обычная одежда, не привыкла она вне охоты в экипировке красоваться. И зачем бы ей это? А вот рассказчик так наряжен, что хоть сейчас сани в руки, огнестрел за пояс — да в Черный лес по дивности бежать.

— Давненько, — рассказчик не замечает подвоха. — Команда у нас богатая, известная, один только лидер чего стоит! Гора-человек, важная особа среди охотников. Вот только его заботами и живем. Никто не заступится за охотника-одиночку! Союз может лицензию забрать, а Удачливые уведут всю славу…

— Удачливые? Славу? Зачем им это нужно? — ей не нужно играть удивление, поскольку эти слова действительно слишком разнятся с мыслями самой Пенси.

— А то вы не знаете! — поднимает голос рассказчик, да так, что за соседними столиками начинают шипеть другие выпивохи, а пани Калина поглядывает недовольно из-за стойки. — Они-то как раз горазды обманывать простой люд! Ледяной край из-за Удачливых закрыли, охоту на вахриков и сбор сон-травы тоже...

— Потому и закрыли, что ни вахриков, ни сон-травы не найти. Вообще-то есть список дивностей, на которые не выдают лицензии. И есть списки с ограниченным отловом. Вы, пан охотник, сколько лет в союзе? Неужто не знаете таких простых вещей?

— Пани, вы верите этой ерунде? Неужто не знаете, что дивностей этих в Черном лесу видимо-невидимо.

— Невидимо, я бы сказала, — Пенси озадачено качает головой.

Сама она каждый раз, когда бывает в союзном доме, сразу направляется к доске с объявлениями. Благодаря этим спискам многим охотникам, и ей в том числе, удавалось и до сих пор удается заканчивать сезон с прибылью в кармане. Каждый год союз распределяет, какие дивности и в каких лесах можно бить и собирать, а какие — запрещено, а также вывешивает списки запросов от гильдий, торговцев и городов. Старейшины тщательно помогают охотникам с добычей и выручкой, отслеживают тропы и перемещения и сохраняют популяции редких и немногочисленных дивностей, порой выдавая лицензии на сбор и охоту не чаще раза в два, три, а то и пят лет. Пенси знает об этом с детства. Родители сразу объяснили ей так: чтобы что-то взять в следующий раз, нужно что-то оставить и подождать, пока это «что-то» вырастет. Этим же принципом руководствуются и рыбаки в Тамари, не ставя сети в нерест и не рыбача на мальков. Поэтому странно слышать подобные слова от такого же охотника… Или он и не охотник вовсе?..

Пока рассказчик продолжает описывать, как несправедливы старейшины и ужасны Удачливые, Пенси приглядывается к нему внимательнее. А когда она начинает говорить, то ее слова привлекают больше внимания, чем жалобы мужчины:

— Что-то мне кажется, пан охотник, вы не договариваете. Говорите, вы такой бедный и несчастный. Но до конца сезона осталось минимум две недели, а в некоторых лесах и того более. Трудолюбивые охотники дивности бьют, а вы уже отдыхаете. Экипировка, как я вижу, новая, недешевая, значит, не так уж вас старейшины с Удачливыми обобрали. Или нынче «до нитки» означает «не дают пить в три горла и ходить в мехах»? Все вас обворовывают. Ну а вы работать чаще не пробовали? Черный лес отсюда не далеко, полдня пути — и еще успеете на меха настрелять кагарликов.

Рассказчик краснеет, люди вокруг него смеются и качают головами: дескать, как заливал, хвастался, а сам всего лишь на чужое засматривается. Пенси упирает кулаки в бока, она еще много может сказать, но у барной стойки как раз появляется пан Борис с двумя большими бутылками в руках:

— Зачем же так сразу, пани Острая? — пофыркивает от смеха трактирщик. — Пусть сначала за пять кружек пива заплатит, а тогда и в Черный лес отправляется. Вот, твой заказ.

Пенси благодарно кивает и забирает свою покупку. Бутылки с легким звоном умещаются в прочной сумке. К болтливому рассказчику, который-то и на охотника уже не похож в ее глазах, интерес тут же пропадает. Его слушателям она кратко кивает, добавляя тихо, что не все охотники такие, как этот неумеха, что это действительно рисковая и трудная работа, и старейшины союза хорошо справляются со своими обязанностями.

— Острая? — вдруг отмирает пристыженный рассказчик и вскакивает на ноги. — Ты та самая Пенси Острая? Это о тебе говорил наш лидер! И сколько мертвецов к тебе приходит по ночам, Удачливая? Сколько жизней оплатили тебе вино в стекле?

— Так! А ну проваливай из моего трактира! Будешь еще напраслину на хороших людей наводить, — не выдерживает пан Борис, а его жена, пани Калина, и вовсе хватается за большую сковороду на длинной ручке, которая обычно висит возле барной стойки, чтобы пугать разошедшихся пьянчуг. Вслед за ними на защиту Пенси поднимаются горожане, спокойно завтракавшие до поры до времени в зале трактира. Она сама не успевает и слова сказать или спросить у подозрительного охотника со странными мыслями в голове, как его уже подхватывают под руки и ноги и толпой выносят во двор.

— Тьфу, только пиво на него перевел, — ругается трактирщик и благодарит собравшихся: кружечкой пенного напитка — пьющих и стаканом морса — трезвенников.

— И попадется же такая зараза! — поддерживает мужа пани Калина. — Страстей расскажет, народ взбаламутит, очернит хороших людей.

— Так ведь смерти действительно были, пани Калина, — расстроено качает головой Пенси. Слова охотника живо напомнили ей и про ужас Ледяного края, и про растерзанных Ланалейтис людей. Может, она и правда не имеет права жить счастливо в теплом уютном доме и праздновать свой день рождения?

— Так ведь, милочка, и рыбаки в море тонут, но никто море не проклинает из-за этого, и другим рыбакам, более удачливым, претензий не предъявляет, — пани Калина похлопывает ее по сжавшимся в кулак пальцам и понимающе мягко улыбается. — Ступай, пани Острая, у тебя же сегодня праздник. Не порти себе настроения чужими глупостями.

Пенси благодарит хозяйку от всего сердца, поправляет на плече звякающую сумку и выходит из трактира на улицу. Морозный воздух помогает ей прийти в себя, а беготня людей в центре Тамари — вспомнить о времени.