Признаюсь честно: делать уборку я не люблю, для потомственной ведьмы такое занятие считается даже унизительным. Но когда у тебя в помощниках обаятельный (и знающий об этом) оборотень, рутина превращается в увлекательнейшее приключение, включающее в себя словесные пикировки и решение головоломок по поиску и ремонту предметов. Святогор благородно взял на себя самое тяжёлое: отскребание вплавившихся в результате взрыва в пол, стены и потолок обломков и ремонт того, что можно было ещё починить. Я же взяла обугленные остатки скатерти, принесла из колодца ведро воды и принялась отмывать грязь и копоть, в первую очередь с печки, чтобы приготовить завтрак, которого мой подопечный так и не дождался. Понимание того, что из-за меня Светозар ушёл на службу голодным, подогревало мой трудовой энтузиазм, я старалась справиться с уборкой как можно скорее, чтобы затем сбегать приобрести хоть чего-нибудь из продуктов и без всякой магии приготовить вкусный и питательный обед.
— Ты с таким серьёзным видом наводишь порядок, словно от этого жизнь зависит, — усмехнулся украдкой наблюдающий за мной Святогор. — Неужели ведьму терзают угрызения совести?
— А если и так, что с того?
Оборотень с наслаждением потянулся, раскинув руки в стороны:
— Не стоит терзать себя, малышка. Во-первых, всё, что ты натворила, ты сейчас сама и исправляешь, а во-вторых, Свет далеко не первый раз убегает из дома голодным.
Ой, вот только утешать меня не надо, я от этого лишь сильнее огорчаюсь!
— Ты-то откуда знаешь?
Волк беззаботно пожал плечами:
— Так я же оборотень, плюс живу по соседству, кому, как не мне, знать, когда у Света пахнет из дома едой, а когда нет? Так вот, официально заявляю: завтракает твой подопечный не каждый день, на обед тоже не ходит, только ужинает каждый день, да и то в основном на бегу.
У-у-у, теперь понятно, почему телосложение некроманта сменилось самым настоящим теловычитанием! Дивно, что с таким режимом его ещё ноги носят! Ну, ничего, теперь о Светозаре есть кому позаботиться. Я придирчиво окинула взглядом отмытую кухню, отложила тряпку, слегка поморщилась, потирая ноющую с непривычки поясницу, и спросила у своего добровольного помощника:
— Где у вас здесь можно продуктами закупиться?
Святогор задумчиво потёр подбородок:
— День сегодня не ярмарочный, но молоко, яйца, хлеб и пару кусочков мяса я тебе приобрести помогу. Деньги-то у тебя имеются?
Я мысленно прикинула содержимое своего кошеля и приуныла. Студенты народ вообще не богатый, а уж если тебя угораздило попасть в опалу не только к декану, но ещё и к ректору, о щедрой стипендии остаётся только мечтать. Конечно, по приказу леди Морганы мне выдали подорожные, но их осталось совсем чуть-чуть, если только на хлеб с молоком, да и то не факт.
Святогор правильно разгадал причину моего уныния и покровительственно хлопнул меня по плечу:
— Ладно, малышка, не переживай, сегодня платить буду я.
Я не сдержалась, фыркнула, причём отнюдь не благодарно. Оборотень опять всё правильно понял, улыбнулся примирительно, даже ладони вскинул вверх:
— Не сердись, Есения, у меня даже мысли не было обидеть тебя или как-то унизить, я ведь не дурак с ведьмой ссориться. Просто помочь хочу по-дружески, по-соседски. Свет, между прочим, никогда от моей помощи не отказывается.
— И часто ты ему помогаешь?
Оборотень на миг нахмурился, голову опустил, вспоминая, а потом улыбнулся растерянно, плечами пожал:
— Получается, всего два раза. Первый, когда Свет один остался, дед у него погиб, а второй… да, год назад, когда Светозар проверку как некромант проходил.
Я непонимающе уставилась на волка:
— А чем ты, оборотень, можешь некроманту при проверке помочь? У вас же разная магия, практически не совместимая друг с другом!
Святогор приосанился, горделиво грудь выпятил, руки в бока уткнул, словно богатый купец, торгующий на ярмарке отрез эльфийского шёлка:
— С бумагами нужными я ему пособил, в столицу целых два раза ездил да в Камелот один раз смотаться пришлось. Светозар, знаешь ли, нашу деревню не покидает никогда.
Вот как? А это уже интересно, с чего бы вдруг молодой, талантливый и без физических увечий парень заделался едва ли не отшельником, безвылазно сидящим в маленькой деревушке, ничем особенным не выделяющейся? Неужели мой подопечный скрывается от закона или нелюбимой супруги? Да нет, вряд ли, те, у кого совесть нечиста, со стражниками не дружат и оборотней сторонятся, тайные преступления в прямом смысле слова дурно пахнут. Ладно, не буду гадать, предсказания у меня никогда толком не получались, лучше дождусь подходящего момента и прямо спрошу у Светозара, чем ему так эта деревушка полюбилась, что он её даже на день не покидает.
— Судя по вспыхнувшим азартом глазам, Света ждёт допрос в лучших традициях королевских дознавателей. Может, мне кандалы антимагические поискать? Помнится, пылятся у меня где-то.
Вот ведь зараза насмешливая, только и я ведь не цветочек беззащитный, мы, ведьмы, народ боевитый! Я показала оборотню язык, головой воинственно тряхнула:
— Что ж ты за страж, если у тебя оковы пылятся!
Святогор с размаху бухнул ладонями в грудь, запричитал, словно профессиональная плакальщица на похоронах:
— Не вели казнить, государыня-матушка! Вина моя, спору нет, велика, нет мне оправдания, непросто найти и прощение, об одном молю: дозволь искупить проступок мой службой верной, праведной!
Вот что ты станешь с этим паяцем ярмарочным делать? Я благосклонно рукой махнула, улыбку в уголках губ пряча:
— Ладно уж, убедил. Позволяю помочь мне завтрак приготовить.
Святогор мне поясной поклон отвесил, ручку крендельком изогнул и даже ножкой шаркнул, точно благовоспитанный отрок перед строгим учителем. Я в свою очередь спину выпрямила, голову подняла, словно для парадного портрета позировать собралась, и ручку так плавно оборотню протянула. Честное слово, так в образ вжилась, что придворной дамой себя почувствовала! Святогор пальчики мои подхватил, каждый в отдельности поцеловал (я смутилась страшно, но руку всё же не отдёрнула) и торжественно ладошку мою себе на сгиб локтя водрузил. Вот так под ручку мы из дома и выплыли, себе на радость, добрым людям на любование. В желающих полюбоваться нами, кстати, недостатка не было: женщины толпились у колодца, отставив в сторону давным-давно позабытые вёдра, детишки гроздьями повисли на заборе, лузгая семечки и звонко перекрикиваясь друг с другом.
— Ух ты какая! — восхищённо выдохнул конопатый, словно кукушкино яйцо, мальчуган, тараща на меня светло-голубые с едва приметным красноватым отливом глаза. — Веми, а Вы фея, да?
Я даже рта раскрыть не успела, как огненно-рыжая девчушка лет десяти в наброшенном на плечи большом светло-сером платке отвесила мальчугану подзатыльник и снисходительно, явно гордясь своим солидным (по сравнению со всеми остальными) возрастом, протянула:
— Дурак! Феи — они же все благородные и богатые, на золоте едят и пьют, в золото рядятся, золотом укрываются.
— Тяготно, поди, золотом укрываться, — задумчиво шмыгнул носом пухлый, словно сдобный пирожок, паренёк в добротной кожаной курточке и новых блестящих ботинках. — Всё же металл, хучь и благородный.
— Тю, тяготно, — отмахнулась тощая, чем-то неуловимо напоминающая вязальную спицу девчушка, широко улыбаясь мне щербатым ртом. — Кабы золото тяжело было, его бы, поди, из кошелей не тягали! Веми, а Вы Светозару жена, да? Мамка моя вчерась говорила, что было бы славно, ежели бы он женился, привязку получил, а то уж больно ладный целитель, страсть жалко будет, ежели его тьма заберёт.
— Нормально, — обиделся Святогор, крепче подхватывая меня под руку, — иду под руку с красавицей веми я, а женой её называют Светозара? Как так-то?!
Дети притихли, некоторые, явно копируя взрослых, даже глаза сузили и губы поджали, пристально глядя на оборотня.
— Не-е-е, — авторитетно заявила рыжая девчушка, крепче запахивая на груди платок, — тебе жена без надобности, тебя тьма не затянет. Опять же, как батька мой говорит, на одной женисси — другие обидятся.
Голосок у девчушки был звонкий, на прохладном осеннем воздухе каждое словечко долетало едва ли не до самого края деревни, а потому ничего удивительного, что толпящиеся у колодца женщины всё сказанное прекрасно услышали. Одна ярко нарумяненная чернобровая веми громко охнула, прижав ладонь к пышной груди, другая, сероглазая пышечка, бросилась прочь от колодца, конфузливо кутаясь в большой пёстрый платок. Кто-то зло, рвано рассмеялся, кто-то заохал, дамы постарше активно зашушукались, а шатенка со злыми звериными огоньками в карих глазах крикнула, срываясь на рык:
— Мала ты ещё чужие слова слушать да повторять! Я вот твоему отцу пожалуюсь, он тебя быстро хворостиной уму-разуму научит!
Окружавшая девчушку малышня прыснула в разные стороны, словно воробьи, в чью стайку злой прохожий швырнул камень. Конопатый мальчуган, пострадавший от тяжёлой руки десятилетки, злорадно рассмеялся и высунул язык, довольный, что его обидчица не останется безнаказанной. И так-то сконфуженная девчушка вспыхнула и бросилась на паренька с кулаками, тот со смесью страха и восторга завопил и бросился прочь, подскакивая на лужах, точно молодой козлик. Бабы у колодца загомонили пуще прежнего, кто-то вступался за обиженную девчушку и бранил красную, словно недавно из бани, кареглазую веми, кто-то, наоборот, утешал сердитую красавицу, мягко поглаживая её по плечу. Святогор не стал ждать, пока внимание деревенских опять вернётся к нам, и широким шагом двинулся по улице прочь от колодца. Я послушно семенила следом, честно стараясь поспевать за звериной рысью моего спутника и тихим словом поминая размокшую от дождей дорогу, ничем не засыпанные лужи и выданную в университете обувь, совершенно точно не предназначенную для сельских дорог.
Казалось бы, что может быть необычного в самом заурядном походе на рынок? Я тоже думала, что ничего, подумаешь, великое дело: еды прикупить! Правда, если ты в деревне, как говорится, свежая кровь, а сопровождает тебя самый обаятельный и привлекательный, скучной прогулка точно не будет. В первую очередь Святогор, как самый настоящий оборотень, повёл меня за мясом. Крепкий жилистый мужик, способный одним ударом кулака завалить трёхлетнего бычка, окинул меня придирчивым взглядом профессионального мясника, скривился, видимо, решив, что я излишне тощая (хотя лично я своими формами всегда гордилась), и буркнул неприветливо:
— Чего надо?
Я встрепенулась, но Святогор даже рта мне раскрыть не дал, наоборот, задвинул себе за спину и деловито принялся прицениваться к выложенному на деревянный прилавок сочащемуся кровью мясу. Ну и ладно, пусть сам всё выберет, волка, чай, так просто не обманешь. А я пока овощи выберу и травы целебные посмотрю, а то я весь запас лекарственный подопечному своему уничтожила. Я потеребила Святогора за рукав, привлекая его внимание, и прошептала, что прогуляюсь вдоль прилавков с овощами и травами. Волк ожидаемо скривился, но спорить не стал, кивнул коротко и кошель мне в руку сунул. Я благодарно улыбнулась, корзинку плетёную на руке поправила и прямиком направилась к румяной молодухе, лузгающей орешки у лотка с сочными наливными яблоками. При виде меня женщина улыбнулась, проворно спрятала орешки и звонким мелодичным голосом крикнула:
— Подходи, милая, для такой красавицы подберу всё только самое лучшее!
Я охотно шагнула ближе, даря ответную улыбку, а говорливая торговка, воспользовавшись тем, что привлекла моё внимание, приступила к расспросам.
— Ты, милая, из эльфиек будешь?
Нет для девушки лучше комплимента, чем сравнение её с эльфийкой, признанной королевой красоты и грациозности. И, разумеется, торговцы об этом прекрасно знают и беззастенчиво в своих интересах пользуются. Я на льстивые слова решила не поддаваться, лишь рассмеялась и головой качнула отрицательно:
— Нет, я не эльфийка.
— А кто же ты? — женщина окинула меня внимательным взглядом, принюхалась, сверкнув звериной желтизной глаз. — Явно ведь не простая, магией от тебя тянет, да и не оборотница, звериного духа у тебя нет. Может, дева лесная?
— Я домоправительница у целителя вашего, Светозара.
Медленно стягивающиеся к нам торговцы и покупатели зашушукались, запереглядывались, особенно ретивые даже принюхиваться начали.
— Да ладно? — усомнилась молодка, скрещивая сильные руки под пышной грудью и качая головой. — Я домоправителей встречала, у них запах совсем иной, от них дымом печным да сдобой свежей тянет, ещё пеной мыльной да ветошью разной. А от тебя магией чистой веет, травами разными и, — женщина прикрыла глаза, напряжённо принюхиваясь, — ворожбой. Ты не ведьма ли часом?
Все собравшиеся вокруг нас воззрились на меня едва ли не с плотоядным интересом, отчего у меня в памяти невольно всплыли кровавые подробности безжалостной охоты на ведьм, а в носу запершило от едкого запаха дыма. Причём настоящего, а отнюдь не придуманного! Я завертела головой по сторонам, пытаясь понять, что и где горит.
— Огневица пробудилась, — тонко взвизгнула едва ли не мне прямо в ухо сморщенная, словно сушёный гриб, старушка, всплёскивая руками и глядя на меня со смесью страха и восхищения. — Ить, правда ведьма в наши края пожаловала! Ой, бабоньки, экая нам радость привалила, видать, не зря я уж который год прошения магам писала, услышали-таки! А вы, дурынды, ишшо не верили, смеялись надо мной!
Я даже пискнуть не успела, а старушка цапнула меня за руку и потащила за собой с такой силой, какую никак нельзя было угадать в её ссохшемся тельце. Во время стремительной гонки я честно пыталась объяснить, что меня в эту благодатную деревню направили не ведьмой, а домоправительницей, но бабушка меня даже слушать не пожелала, лишь рукой коротко махнула да буркнула, что скоро придём. Пришлось покориться напору жаждущей чуда местной жительницы и внимательно смотреть под ноги, чтобы в прямом смысле слова не ударить в грязь лицом. Бодрым галопом, какому и призовой скакун на соревнованиях позавидует, мы пронеслись через весь рынок, миновали невысокую приземистую кузню, из которой доносился звонкий перестук молотков, и вышли к заливному лугу, рядом с которым, привалившись спиной к разбитому молнией дереву, бдительно храпел пастух. Семь коров разной степени упитанности ходили по лугу, меланхолично позвякивая колокольчиками и время от времени бросая на пастуха томные взоры.
— Вот, — тоном победителя провозгласила старушка, махнув рукой в сторону упитанной рыжей коровы, на круто изогнутых рогах которой красовался пышный синий бант в белый горошек.
Корова взмахнула длинными, загибающимися кверху ресницами, обратила на меня полный томной муки взор и тихонько замычала, сетуя не то на неустроенность личной жизни, не то на общее несовершенство бытия.
— И вот так вот она, бедолага моя, уже третий день мается, — вздохнула старушка, смахивая из уголка глаз слезу. — Я её к Свету водила, так он, паразит, только посмеялся над моей бедой. Сказал, что он столько не выпьет, чтобы заветное желание моей красавицы исполнить. Посоветовал к Святогору обратиться, ему, мол, всё равно, всё едино, сколько у девицы ног и есть или нет рога.
— И как, обратились? — выдавила я, давясь от смеха.
— А как же, — старушка недовольно поджала губы, поправляя так и норовящий съехать на глаза платок. — Так этот баламут мохнатый, чтоб ему от лишая месяцами маяться, сказал, что он готов во имя избавления моей красавицы от мук сожрать её.
Я не выдержала, прыснула и под возмущённым взглядом старушки поспешно зажала рот рукой.
— Ишь, смеётся она, — проворчала бабушка, недовольно хмурясь, — небось твою бы сестрицу или матушку сожрать предложили, не смеялась бы.
Я честно постаралась сосредоточиться и перестать хихикать. Корова, поняв, что и я не смогу воплотить её страстную мечту в жизнь, огорчённо вздохнула, укоризненно замычала и отправилась на луг. И такой несчастный вид был у коровки, что мне её, честное слово, даже жалко стало.
— А к бычку вы её не водили?
Старушка недовольно платком дёрнула, едва его с головы не содрав:
— Ты думаешь, я совсем из ума выжила али коровы никогда не держала? К бычку я мою красоточку в первую очередь сводила!
Я посмотрела на эффектно застывшую посреди луга корову. Мда, похоже, кавалер даме не понравился и тоску её душевную снять не смог.
— Я ить не сразу за помощью-то побежала, сперва сама попыталась голубушке моей помочь, — старушка всхлипнула и плаксиво запричитала. — И чем я касатушку мою не потчевала, чем не врачевала, а она лишь печальней да тощщей становится! А я ить для неё, для радости моей, даже философский камень из Камелота привезла, чаровницы угольной от эльфов вытребовала и даже у гномов их камней чудодейных исцеляющих взяла, хоть они и жмотились, давать не хотели.
Я сочувственно посмотрела на корову, вспоминая слова леди Морганы о том, что нет страшнее злодея, чем доброхот, истово верящий, что действует исключительно из благих намерений. Если бы меня пичкали совершенно не сочетаемой между собой смесью философского камня, эльфийского угольника и гномьих целебных камней, я бы тоже томилась, позабыв о том, что когда-то радовалась жизни. Надеюсь, коровку ещё можно спасти, её отравление не стало критичным, после которого только некромант и может помочь. Кстати, о некроманте. Странно, что Свет не понял причину душевных терзаний коровки, насколько я поняла из рассказов Святогора, мой подопечный очень хороший целитель. Хотя, может, он просто не стал тратить время на корову?
— А давно корова Ваша затосковала?
Старушка задумалась, прищурившись и беззвучно шевеля сморщенными бесцветными губами:
— Дней пять получается. Тогда луна такая странная была, с зеленоватым отливом, от неё ещё оборотни свирепствовать начали, между собой загрызлись и на других нападать стали. Даже Святогору плечо порвали, хотя его стараются не трогать, он же стражник, за порядком в нашей деревне приставлен следить. Ох, и много же тогда порваных да покусанных было, Светозар даже меня и ещё трёх бабонек попросил помочь зашивать да перевязывать, сам не справлялся! И два дня после этого домой не ходил, даже ночевал в лечебнице, а кабы мы его, сердечного, не кормили, так и не ел бы всё это время, — старушка не то восхищённо, не то неодобрительно покачала головой. — По сю пору раненые обращаются, а о причинах этого массового безумия так ничего и не известно. Святогор носом землю роет, а толку нет.
Я задумчиво почесала кончик носа, вспоминая всё, что нам рассказывали об изменениях цвета небесных светил. Магическую астрономию мы в прямом смысле слова проходили, преподаватель предпочитал отрабатывать со студентами защитные заклинания, благоразумно полагая, что они нам пригодятся гораздо чаще, чем раз в сто лет происходящие в небесных сферах явления. На занятии, во время которого мы отрабатывали способы рассеивания и отражения меняющих облик проклятий, преподаватель как раз и обмолвился, что зелёная луна — один из самых важных признаков свершившегося чёрного колдовства. Мол, если луна зеленью стала отливать, значит где-то неподалёку использовали изменяющее облик проклятие, а узнать проклятого можно по глазам, в самой глубине его очей таится истинный облик.
— А у вас никто пять, может, чуть больше, дней назад не пропадал?
Старушка посмотрела на меня со смесью досады (я ей про хворобу коровы, а она с глупостями пристаёт!) и удивления (а ведь и правда, ведьма, ничего потаённого для неё нет!), руками всплеснула:
— Ну, скажешь тоже, пропадал, чай у нас не леса дремучие и не пещеры глубокие, разбойными да драконами полные! А уезжать, уезжала одна, аккурат пять дней назад. И главное, днём она уехала, а ночью безумие это промеж оборотней и началось.
Я насторожилась, словно охотничья собака, почуявшая след:
— Кто уехал?
Старушка плечами пожала растерянно:
— Так старосты нашего дочка в Камелот отбыла. Ой, милая, скажу как на духу, хоть я и не большая сторонница молодых-то хаять, такая неприятная девица, ужас просто! Правду молвить, лицом пригожа: глаза зелёные, чисто трава майская, косы отлива медового, кожа мягкая да белая, точно булка сдобная, но норов! Чисто кобылица необъезженная, ей-ей не вру! Парням головы кружила почём зря, не разбирая, есть у кого любушка, нет ли. Гончара злой забавы ради из семьи увела, а ведь у него, сердечного, — старушка перешла на зловещий шёпот, — двое дитяток малых и жёнка на сносях была, третьего ждала! А эта, Повилика её зовут, пришла к гончару кувшинчик заказать в подарок тётке своей из Камелота. Да кувшинчик-то не простой, работы уж больно вычурной, Повилика сама форму и узор придумывала, начудесила, вся деревня только руками разводила от изумления, откуда, мол, в девке деревенской такие фантазии с загогулинами сидят. Так вот, сперва ходила всё вроде как по делу, а потом жёнки наши стали примечать, что с гончаром что-то неладное стало твориться: с лица спал, глаза шалые сделались, словно у пьяного или окуренного чем, кожа посерела, руки задрожали. И дня без Повилики прожить не мог, на жену волком голодным рычал, детей своих и вовсе замечать перестал.
Ой-ёй, описание сие сильно на любовный приворот похоже, да не простой, на травах, а из категории чёрной ворожбы, так называемой присушки на крови. А мне, помнится, говорили, что тут ведьм нет… Поскольку бабушка умолкла (кстати, надо бы её имя узнать, к такому ценному источнику информации я буду часто обращаться), я скромно откашлялась и спросила:
— А что было дальше? И кстати, меня Есения зовут, а вас как?
— Всеведой меня кличут, Кудияра дочь, — старушка поправила платок и улыбнулась ласково, — меня в деревне все знают, у меня репка самая сладкая, яблочки самые румяные, огурчики самые крепкие и хрустящие…
Я поняла, что если не остановлю перечень достижений сельского хозяйства, то он может затянуться до самого вечера, а мне ведь ещё столько всего нужно сделать!
— Всеведа Кудияровна, так что там дальше с гончаром-то было?
Всеведа вздохнула тяжело, помрачнела, словно туча чёрная на её лицо наползла:
— А что было? Ясное дело, что ничего хорошего. Повилика гончаром позабавилась да прочь его от себя и прогнала, надоел, мол. А он, сердешный, в тот же вечер с горя и удавился. Жена его, Криница, естественно, взвыла в голос, к Свету кинулась, прямо в ноги ему пала, верни, мол, мужа моего. Светозар — парень добрый, в помощи никому не отказывает, а тут наотрез отрубил: нет, мол, не возьмусь и не проси. Гончар-де сам руки на себя наложил, потому за его жизнь другую жизнь отдать надобно, а он, Свет, стало быть, не убийца, а целитель, жизни никого лишать не станет. Криницу зельем сонным напоить хотел, да у неё от горя оборот спонтанный начался, кровь деда-оборотня пробудилась. Кабы не целительские способности Светозара, нипочём бы не выжила жёнка гончарова, а так удержал он её, не дал вслед за мужем уйти и даже младенчика из-за грани вытянул. Только после всей этой истории Повилике приказали покинуть деревню, не место ей, вертуге бессердечной, промеж честных людей. Ещё бабы бают, что вроде как Криница прокляла разлучницу бессердечную, но даже если и так, кто жёнку вдовую за то осудит? Уж точно не я, грешная.
Причина томления внешне вполне здоровой коровы стала для меня более понятной, но на всякий случай я решила ещё кое-что уточнить.
— А Криница магией владеет?
Всеведа посмотрела на меня как на оглашенную, даже руками замахала:
— Окстись, девка, какая из Крины чародейка?! Нет у нас тут ни ведьм, ни колдунов, девки все, кому приворотное зелье али ещё какое чародейство понадобится, в Камелот едут али в дальнюю деревню. Странно. Проклятие, меняющее облик, невозможно наслать, не имея пусть самого малюсенького магического потенциала. А может, я ошиблась, роковая красавица не превратилась в корову?
— Повилику после ночи зелёной луны никто не видел, верно?
Старушка недовольно поджала губы:
— Уехала она, в Камелот, к сродственнице своей. И мрак с ней, с вертугой этой, никто у нас в Ручьях о ней и не заплакал, наоборот, жёнки вздохнули облегчённо, хоть их мужикам не будет лишний раз соблазна с искушением.
— А из Камелота жалобы на неё не поступали, не знаете?
Всеведа так яростно тряхнула головой, что даже платок на плечи сполз, густые, зимним серебром отливающие волосы открывая:
— Не, не слышала такого. Видимо, Повилика всё-таки поняла, что натворила бед немало, попритихла, поджала хвост. И то сказать, семью разрушила, талантливого мастера, нигде такого больше нет, погубила, жену его с сынишкой маленьким едва не уморила. Крови-то у неё на руках сколько, силы светлые!
Мне вспомнился Эстебан, его непрошибаемая самоуверенность и безжалостность по отношению к девицам, главной и единственной виной которых было лишь то, что они поддавались его вампирьему обаянию. Нет, таких чужой смертью не испугаешь, через разбитые жизни они переступают так же легко, как через лужу на дороге. И Повилика, будь она сейчас в Камелоте, уже вовсю кружила бы головы парням, мечтая околдовать самого наследного принца, а то и короля. И если о её «подвигах» ничего не слышно, то это отнюдь не потому, что девицу совесть замучила, а из-за того, что ни в какой Камелот она не уезжала.
— Позволите осмотреть вашу корову?
Всеведа насмешливо усмехнулась, глазами блеснула:
— Нет, милая, ты и правда чудная. Али это ведьмовство так сильно в голову шибает? Ежели я хочу, чтобы ты моей Рыжушке помогла, так нешто я тебе не дам мою кормилицу осмотреть?! Ты же не ентот, как его, тьфу, склероз проклятый, а, вспомнила, телефрант, который в чужих башках, как в своём огороде, шурудит, мысли читая, ты на глазок хворость не определишь.
Что верно, то верно, мысли я читать не умею, о чём, признаюсь честно, ничуть не переживаю. Рисково забираться в потёмки чужой души, мало ли, какая там нечисть по углам хоронится, жертву карауля. Мне ближе и понятнее целительский подход: осмотреть, ощупать, ауру проверить, а потом уже способ лечения подбирать. Кстати, о целителях. Светозар, подопечный мой, который по сю пору всё ещё голодный и кухонно необустроенный, не заметить проклятие не мог, он же не только целитель, он некромант, он всё, что с тьмой связано, моментально улавливает. Тогда почему он сказал Всеведе, что её корова мается без, кхм, скажем так, мужского внимания? Я провела ладонью по лбу, отметая всё, что может мне помешать увидеть проклятие, и решительно подошла к корове. Та флегматично повернула ко мне голову, тоскливо вздохнула и, не сочтя меня достойной своего внимания, надменно отвернулась.
— Если хочешь снова стать человеком, не зли меня, — прошипела я, уверенно положив ладонь на тёплую, чуть шершавую морду Рыжухи.
Корова вздрогнула всем телом, отчаянно замычала и замерла, тяжело дыша, тараща на меня подёрнутые влагой глаза. Я сосредоточилась, словно шелуху с семечка, отметая внешнее, видимое без магии. Так, ещё немного, ещё чуть, дышать не забываем, на всполохи воспоминаний и ощущений не отвлекаемся, не отвлекаемся, я сказала, так, ещё немножечко… Есть! Я победно прищёлкнула пальцами, увидав на дне коровьих глаз размытый, словно его на мокром песке рисовали, девичий силуэт. Плохо, что силуэт размытый, значит между коровой и девицей грань стирается, а поскольку звериные инстинкты всегда сильнее, то перспективы Повилики далеки от радужных. И не то, чтобы мне было так уж жаль соблазнительницу чужих мужей, но и лишать её шанса на перевоспитание я тоже не могла. Неправильно это. Бабушка моя любила повторять: «Не будь стервой, дай второй шанс», а потом улыбалась хитро и добавляла: «И дуррой не будь, никогда не давай третий». И сейчас я хотела дать Повилике второй шанс. Надежды на перевоспитание девицы, конечно, немного, но вдруг получится? Мы, ведьмы, те ещё оптимистки — идеалистки, упрямо в лучшее верим. Я повернулась к Всеведе, которая затаив дыхание и даже не моргая наблюдала за мной, благоговейно прижав ладошки к груди, словно маленькая девочка, впервые увидевшая самую настоящую магию.
— Нам нужен Светозар.
Старушка растерянно моргнула, не сразу сообразив, зачем нам может понадобиться целитель, а потом плечами пожала:
— Раз нужен, так пошли, нечего тут стоять.
— И Рыжулю вашу с собой возьмём.
Вот так, возглавляемые Всеведой, тянущей неохотно переставляющую ноги Рыжуху, мы подошли к лечебнице. Я, девица наивная, не увидев никого на крыльце, даже порадовалась, мол, нет никого, все разошлись, значит Свет сможет нас спокойно принять, а затем я его домой обедать уведу. А потом Всеведа не без труда распахнула дверь, видимо, специально повешенную на тугих петлях, чтобы не каждый открыть смог, и я не удержалась от громкого изумлённого возгласа. Светлый и просторный коридор был заполнен так, что даже яблоку упасть было некуда. Прямо у входа устало привалился к стенке невысокий ядрёно рыжий крепыш, чья физиономия пестрела синяками разной степени свежести. Рядом с крепышом притулилась на шатком стульчике бледная синеглазая девушка, чьи пышные, едва заметно отливающие зеленью русые волосы выдавали в ней русалку. Подле девушки памятником самому себе замер рыцарь в доспехах, покорёженных так сильно, что сразу стало понятно: своего дракона этот герой таки нашёл. И, наверное, даже одолел, раз смог добраться до целителя. В сторону рыцаря бросала призывные взоры пышногрудая брюнетка, чьи манеры, а паче того наряд, излишне короткий и открытый, не оставляли сомнений в выбранном ей способе зарабатывать себе на жизнь. Тщательно же замазанные специальными кремами болячки буквально вопияли о том, что девица полна сюрпризов, избавиться от которых будет весьма непросто. Я даже порадовалась за рыцаря, скособоченный шлем которого мешал ему увидеть чернокудрую соблазнительницу. А вот багровеющий сливообразным носом мужичок в сальной одежде с когда-то изящной вышивкой кокетку прекрасно видел и всеми силами пытался завязать с ней разговор, щедро расточая по коридору стойкий запах перегара. Стоящий у самой двери с яркой надписью «Кабинет» бледнокожий красноглазый вампир, которому не повезло оказаться между красоткой и её потенциальным кавалером, брезгливо морщился и отворачивался, но свой пост не бросал, прекрасно понимая, что стоит ему сделать хотя бы крошечный шаг, и тут же кто-нибудь попытается пролезть без очереди. Тем более что желающих попасть к целителю быстрее было предостаточно.
— Так, ну-ка, разошлись все, дали баушке пройти! — тоном, не терпящим возражений, заявила Всеведа и подобно тарану двинулась вперёд.
За Всеведой, жалобно мыча и мотая головой, последовала Рыжуха, а следом за коровой, пользуясь ей как прикрытием, направилась и я.
— Первая капля, они ещё и с коровой, — всплеснула руками русалочка, моментально сменив образ умирающего лебедя на разъярённую фурию.
— Совсем совесть потеряли, — с готовностью плеснула масла в костёр назревающего скандала брюнетка и поправила платье, обнажив ноги выше колен.
Сливоносый кавалер хотел поддержать свою даму, но при виде открывшихся красот в прямом смысле слова захлебнулся и раскашлялся, брызгая слюной на вампира. Тот побледнел ещё сильнее, дёрнулся, стараясь отодвинуться как можно дальше, и едва не налетел спиной на острые рога коровы. Не знаю, сама ли Рыжуля на дух не переносила вампирскую братию или же это Повилика была суеверной и охотно верила кровавым историям про восстающих из гроба мертвецов, испытывающих особую слабость к прелестным девственницам, но корова оглушительно взревела и со всей силы шарахнула несчастного вампира рогами в спину. Удар оказался такой силы, что несчастный сдавленно вскрикнул и взмахнул руками в тщетной попытке сохранить равновесие. Если бы именно в этот момент Светозару не приспичило выглянуть в коридор, вампир бы, вполне возможно, даже устоял на ногах, но лишившись поддержки дверью, бедолага совсем не аристократично взвизгнул и полетел точнёхонько на Светозара. Некромант машинально подхватил падающего на него вампира, а вот удержать не смог, рухнул на пол вместе с ним. Страждущие в коридоре дружно ахнули и скандализованно замерли, чем и воспользовалась Всеведа, с громким воплем: «Пустите, у меня коровка помирает» бросившаяся к двери. Рыжуля, до глубины своей двойной, коровьей и девичьей, души возмущённая тем, что её обозвали умирающей и вообще тащат за собой, словно деревянную лошадку на колёсиках, протестующее замычала и даже расставила ноги, но остановить хозяйкин напор не смогла, лишь заскользила копытами по полу, царапая пол. Я по сторонам оглянулась и безропотно сзади за коровкой пристроилась. Мы, ведьмы, дамы, конечно, отважные, а всё же не безрассудные. Оторопь у тех, кто в коридоре остался, скоро пройдёт, а оставаться один на один с толпой разъярённых деревенских жителей мне ох как не хочется. И тот факт, что я потомственная ведьма, меня не спасёт, потому что меня сначала порвут на магические всполохи и лишь потом будут разбираться, кто я и откуда взялась в лечебнице. Если вообще будут разбираться, а не забудут о моём существовании, я же не местная, никого, кроме Святогора, Светозара и Всеведы, и не знаю толком, да и с этими-то дружбу крепкую завести не успела. Оборотень быстро утешится в компании какой-нибудь красавицы, вон хоть этой брюнетки. Хотя нет, надеюсь, Святогор не настолько неразборчив в отношениях, а то я ведь его и за руку держала, и разговаривала с ним, да и в доме моего подопечного он был, даже порядок на кухне помогал наводить. Каюсь, есть у меня один недостаток, в своё время помешавший мне освоить целительское искусство: мнительная я. Как где разговор про какую-нибудь хворобу услышу, непременно у себя все симптомы этой болезни найду. Одногруппники, паразиты, как про эту мою особенность узнали, специально при мне начинали сопеть, кряхтеть, кашлять и признаки болезней, причём непременно тяжёлых, а то и смертельных, обсуждать. Я честно старалась их не слушать, отвлекалась, даже из аудитории уходила, только ничего не помогало. Запущенное случайно услышанными фразами или даже отдельными словами воображение начинало вертеться, словно мельничный жёрнов, рисуя мне такие ужасающие подробности, пред коими меркли даже самые жуткие симптомы и самые страшные диагнозы. Выручила меня Лиз, она сделала небольшой, похожий на брошку, артефакт, заглушающий для меня все разговоры на целительскую тему. Как это чаще всего и бывает, когда я перестала реагировать на провокации, разговоры о недугах и их признаках стали стихать сами собой, а после того, как трёх особо настойчивых студентов назначили санитарами в больничное крыло (раз вы так целительством интересуетесь, вот и осваивайте на практике), и вовсе прекратились. Я осмелела и к началу этого, оказавшегося столь щедрым на события, учебного года решила, что полностью совладала со своей мнительностью. Ну что сказать, поторопилась я с выводами, мда.
— Какого, — зло, непроизвольно выпуская тьму, начал было кое-как выкарабкавшийся из-под вампира Светозар, но покосился на меня, сверкнул глазами и заговорил тише, — вы куда с коровой пришли?! Здесь лечебница, а не скотный двор!
Всеведа моментально вскинулась, словно рыцарская лошадь, услышавшая призывный звук трубы:
— А чем это моя Рыжуля хуже всякой кровососущей нечисти? Да и оборотни по сути те ещё звери, только что иногда людьми прикидываются!
— Прошу прощения, — бледный до зелени вампир на ноги подняться не смог, лишь на бок перекатился, чтобы нас лучше видеть, — но, во-первых, у меня срочное дело…
— У меня тоже срочное! — и не собиралась сдаваться Всеведа, наступая на своего в прямом смысле слова поверженного противника.
Вампира, однако, напор старушки не смутил, наоборот, ноздри аристократического носа жадно затрепетали, в глубине глаз сверкнули алые искры, а тонкие губы изогнула хищная улыбка голодного, перед которым поставили аппетитное, исходящее ароматным парком блюдо.
— Как… хорошо… — хрипло прошептал вампир, часто-часто сглатывая. — Ваше негодование такое… вкусное.
Старушка от возмущения задохнулась, слова подрастеряла, но запал не утратила, безмолвно, только глазами полыхая, точно гроза молниями, на вампира кинулась, замахиваясь невесть когда и где подобранной хворостиной. Вампир проворно вскочил на ноги и тут же, побледнев ещё сильнее, хотя лично мне сие казалось просто невозможном, отчаянно вскрикнул и рухнул на пол, скорчившись от боли.
— А ну, успокоились все! — рявкнул Светозар так, словно был не некромантом, а оборотнем в многотысячном поколении. — Всеведа, или ты забираешь свою корову, или мы её схарчим прямо здесь и сейчас!
Всеведа издала булькающий звук горлом и застыла, точно василиску в глаза посмотрела. Свет удовлетворенно кивнул и уже знакомым мне спокойным деловитым тоном, не подразумевающим отказа, попросил:
— Сень, пока она в ступоре, оттащи её поближе к окну, а я Элессом займусь. Да, корову тоже подальше убери, чтобы под ногами не путалась.
Вампир алчно облизнулся, сверкнув красными глазами:
— Мне понравилось предложение съесть эту корову, признаться честно, я успел изрядно проголодаться.
— М-м-му-у-у-у!!! — возмущённо взревела Рыжуля, отважно бросаясь на вампира, цепляя его рогами и мощным броском вышвыривая из кабинета.
Светозар молча проследил за вылетевшим с воплем за дверь вампиром, тяжело вздохнул, устало прижал ладонь ко лбу и спросил, проникновенно глядя мне в глаза:
— Напомни, за что тебя ко мне направили?
Да что же такое-то?! Они со Святогором сговорились что ли, одно и то же спрашивать?! Вот уж действительно, у друзей мысли сходятся! Отвечать на столь неприличный вопрос я, естественно, не стала, да некромант ответа и не ждал, его больше волновала участь в прямом смысле слова вылетевшего из кабинета пациента.
— Всеведа, тебя с твоей бурёнкой я уж, так и быть, приму, но только после Элесса. Он дольше ждал, да и не принято у вампиров просто так, от нечего делать, по целителям бегать. Раз пришёл, значит дело действительно важное и срочное, так что, дамы, придётся вам уступить.
Светозар бережно ввёл, едва ли не на руках внёс, слабо стонущего вампира и осторожно, точно тот мог рассыпаться прахом от любого резкого движения, уложил его на узкую, застеленную белой простынёй, койку. В кабинете повисла напряжённая тишина, даже Рыжуха перестала возмущённо пыхтеть и вытянула шею, пытаясь как можно лучше рассмотреть, что происходит. Всеведа, которой любопытная корова здорово перекрыла обзор, прошелестела одними губами что-то весьма неодобрительное и слегка выдвинулась вперёд, облокотившись на свою любимицу, словно на удобную подставку. Вот это я понимаю: устроиться с наибольшим комфортом! Некроманту, да и вампиру тоже, свидетели в наших лицах и одной морде были не в радость, но поскольку вели мы себя примерно, ни единого повода придраться к чему-либо, дабы вытурить нас, не подавали, мужчины единогласно решили игнорировать наше присутствие в кабинете. Светозар ловко, стараясь не причинить ни малейшего беспокойства, откинул в сторону прикрывающий вампира плащ и шумно втянул носом воздух, Всеведа громко охнула и тут же поспешно зажала рот рукой, а Рыжуха торжествующе замычала. Узкий, плотно обтянутый дорогим эльфийским чёрным шёлком зад вампира украшал небольшой, торчащий из левой ягодицы, кол. Скорее всего, осиновый, ведь многочисленные легенды о вампирах в один голос утверждают, что именно осина способна уничтожать ночных кровососов и прочие порождения тьмы.
— Это кто же так промахнулся-то изрядно?! — озвучил Свет всеобщий вопрос. — Кол же надо в грудь забивать, да не бодрствующему, а спящему вампиру. Как можно было целить в грудь, а попасть в зад?
Элесс смущённо запыхтел, на бледных скулах проступил нежный, такому и девица позавидует, румянец:
— Так мне не в грудь и целились… Я только и успел спиной повернуться…
Мы с Всеведой озадаченно переглянулись, а вот Светозар оказался сообразительнее нас, нахмурился сердито, глазами сверкнул, непроизвольно тьму выпуская, и проворчал негромко, но всё равно слышно:
— Эти шашни твои… Сто раз предупреждал, чтобы с замужними не связывался, можно подумать, свободных девиц мало!
Вампир поморщился, словно гурман, которому под нос сунули полуразложившуюся крысу, да ещё и нахально стали утверждать, что это наилучший деликатес из всех когда-либо существовавших:
— Невинные девицы сладки больно, приедаются быстро.
— Зато у них нет ревнивых мужей с осиновыми кольями.
— Угу, у них всего лишь отцы, жаждущие сплавить дочерей замуж, и братья, мечтающие почесать кулаки о поклонников своих сестёр!
Светозар пожал плечами:
— Так найди себе спутницу, чтобы одна и на всю жизнь.
Элесс фыркнул, словно конь на водопое, встопорщился весь, позабыв и про боль, и про унизительное ранение:
— Нет хуже беды, чем однообразие! Сам-то чего не женишься, раз такой однолюб выискался?! Правильно же говоришь: в девицах у нас недостатка нет!
Светозар посмотрел на меня, вздохнул, наверняка припомнив всё, что я успела натворить за то время, что провела в его доме, головой покачал:
— Знаешь, домоправительница у меня и суток не пробыла, а уже такой тарарам устроила, седмицу разгребать придётся. Боюсь, коли у меня теперь ещё и жена появится, то пойду я по миру голый и босый, двух веми мой дом точно не выдержит, развалится.
Мужчины громогласно расхохотались, прямо-таки загоготали, словно два гусака. Честное слово, ничего плохого я не хотела, я вообще добрая ведьмочка, просто сходство с птицами оказалось слишком сильным. Магические искры засияли у меня на кончиках пальцев, я азартно прикусила губу и махнула руками, выпуская чары. Продолжавший гоготать вампир удивлённо вскрикнул, вскочил, со смесью недоверия и испуга глядя на свои постепенно превращающиеся в крылья руки. Светозар, на которого моя магия не подействовала, тяжело вздохнул и укоризненно протянул, нахмурившись и неодобрительно качая головой:
— Есения, как тебе не стыдно.
В первый миг я почувствовала себя проштрафившейся девчонкой, у меня от смущения даже щёки и уши запылали, а потом я заметила улыбку, таящуюся в глубине тёмных глаз некроманта. Мало того, что этот… целитель разыграл меня, так он ещё и, как обычный мальчишка, наслаждается розыгрышем!
— Расколдуй его, пожалуйста, — всё так же улыбаясь одними глазами, попросил Свет, — мне нужно закончить лечение.
Вообще мы, ведьмочки, девицы довольно вредные, тех, кто нас обидел, тем более, позволил себе посмеяться над нами, быстро не прощаем, но стоит ли проявлять своеволие, когда тебя так вежливо просят и так очаровательно улыбаются? Я взмахнула рукой, и чары осыпались с Элесса лёгкой золотистой пыльцой, растворяясь в воздухе и оставляя после себя тонкий аромат мёда. Скажете, что я красовалась перед Светозаром? Ну, может быть, совсем чуть-чуть, в конце концов, я никому брачных клятв не давала, скрывать свой дар тоже не собираюсь, и вообще пришло время продемонстрировать не только свой талант всё разрушать и переворачивать с ног на голову!
— Благодарю, — Светозар коротко кивнул и отошёл к Элессу, сосредоточив всё своё внимание на вампире и начисто позабыв обо всех остальных, включая корову.
И не то, чтобы я так уж стремилась привлечь внимание некроманта, но его равнодушие неприятно цепляло. Особенно после того, как мне показалось, что мы можем подружиться. Ай, да что же за глупости лезут мне в голову! Я сердито мотнула головой и отошла к Рыжуле, встретившей меня глубоким вздохом, полным неизбывной тоски. Надеюсь, Светозар сможет помочь бедной корове, бедняжка сохнет и чахнет, и пусть мне ничуть не жаль заключённую в её теле девицу, сама коровка совершенно точно ни в каких кознях не повинна, а значит, не должна и мучиться. Да и Всеведа будет расстроена, если её любимица не поправится, а ведьмина интуиция утверждает, что эту милую старушку лучше не огорчать. Целее будешь. Всеведа, точно угадав, что я думала о ней, а вернее, желая узнать подробности наших с некромантом взаимоотношений (мне бы самой их кто поведал!), подошла поближе, вздохнула тягостно, глядя на томление коровы, и принялась поглаживать свою любимицу по голове, время от времени весьма чувствительно теребя её уши.
— И постарайся хотя бы не попадаться ревнивым мужьям, раз уж ты не можешь не путаться с замужними дамами, — Светозар прощально хлопнул вампира по плечу, лично проводил его из кабинета и повернулся к нам. — Веми, я целиком и полностью в вашей власти, можете распоряжаться мной по своему усмотрению.
Всеведа поспешно выскочила вперёд, цапнула некроманта за руку, запричитала слезливо, раскачиваясь из стороны в сторону:
— Коровку мою спаси, ить, сохнет, бедняжка, сгинет, я совсем одна на свете останусь, как мне тогда жить?!
Светозар помрачнел, глядя не на Всеведу, на меня.
— Я не смогу помочь этой корове.
Всеведа растерянно всплеснула руками:
— Да как же? Ты же всё можешь, даже из-за грани возвращаешь, я сама видела!
Некромант нахмурился, опустил голову. Я понимала, почему он отказывается снимать проклятие, Повилика натворила немало зла, но Рыжуля-то почему из-за неё страдать должна?! Я перевела взгляд на стол, царапины на котором складывались в корону. Хм, а что, если…
— А что, если превратить её в лягушку?
Светозар удивлённо приподнял брови:
— Кого, корову?
— Нет, Повилику. Пусть она будет лягушкой до тех пор, пока её не полюбят и она сама не научится любить. С чарами, если будет нужно, я тебе помогу.
Всеведа, которая явно не поспевала за ходом нашей беседы, растерянно переводя взгляд с меня на Света и обратно, сердито всплеснула руками:
— А Рыжуля-то моя?! С ней-то что будет?
Светозар сверкнул глазами, решительно закатывая рукава:
— Вылечим. Как ты того и хотела.