Глава 11

— Нет. Ваня, однозначноу, нет. Ты не можешь с ними встр-речаться наяву. Я же не зря нас именноу во сне туда пр-ривёл, пойми! И всё равноу кое-кто из них тебя унюхал, забеспокоилсяу… Они оучень пугливые, Ваня. Оучень.

— Но почему?

Собственно, я не настаиваю и не капризничаю; сказали, что в «Детский сад» пока нельзя — значит, нельзя. Но мне интересно всё, что связано с необыкновенными детишками. Могу ли я помочь? Чем их кормят, хватает ли еды? Есть ли у них ещё воспитатели или наставники? Насколько случайно или неслучайно попал в мой сон дон Куадро и в самом ли деле ему запретили здесь появляться? Как относятся к детёнышам жители местной деревушки, да и вообще знают ли о них?

Мы с Тим-Тимом пристроились в развилке огромной ивы на берегу озера. Часть её кроны склонилась до самой воды, но та местина, в которой мы обосновались, располагается более чем в метре от поверхности. Отсюда хорошо видно, как на небольшой глубине снуют над песчаным дном подросшие мальки с тёмными спинками, как налетают стайки краснопёрых карасей, хватают снующих по глади водомерок и мчатся прочь. Где-то в камышах выводят первые рулады лягухи, словно настраиваясь перед концертом к хорошей погоде…

— Всё сложноу, Ваня.

Кот кладёт здоровенную башку мне на колени и задумчиво сопит. Поняв намёк, принимаюсь наглаживать его и почёсывать: информацию нужно отработать, а валюта тут одна — ласка, скучают по ней ибо… Хорошо быть мудрее и могущественнее многих прочих магов; всезнающим и всеведущим, как скромный божок; но только вот при этом никуда не деться от одиночества, раз уж оно есть. Умненькие и ловкие мышата под боком, конечно, удобны, они настоящие помощники, да и развлекут неплохо, но разве смогут они приветить и потискать настоящего кота как следует? И вот не надо мне тут о самодостаточности котиков. Они просто ловко скрывают потребность во вселенской любви.

Растопырив от удовольствия когти, Баюн всё же вспоминает о своём высоком ранге и нехотя перемещается с моих, изрядно придавленных, колен на коврик, расстеленный в развилке, где мы устроились. А она, надо сказать, образует целую площадку размером с хороший лежак. Что место здесь обжитое, угадывается с первого взгляда: по тому же коврику, выцветшему от солнца, по множеству оставленных на коре отметин от затачивания когтей… Вид отсюда превосходный. Озеро в обрамлении ракит всё, как на ладони. И, кстати, пышная зелёная кайма прерывается лишь со стороны приютившего меня дома, и то ненамного: на ширину небольшого пляжа со скромным причалом.

На противоположном берегу проглядывает сквозь лесную зелень крыша знакомого мне павильона, «Детского сада»; но подходы к воде там исключительно в виде едва заметных отсюда тропинок. А пройти на ту сторону, познакомиться вживую, значит, нельзя. «Не р-рекоумендуетсяу».

— Нужно вр-ремяу, — сообщает кот. — Детёныши боятся людей. И не оттого, что их ктоу-то якобы напугал. Деток, видишь ли, не толькоу пр-рятали, на них, кроме стазиза, наложили сторожевое заклятье, чтобы, пр-роснувшись и начав жить самостоятельноу, они дер-ржались подальше от людей и магов, убегали и пр-рятались. Дескать, этоу самые стр-рашные существа. Эта боязнь заложена на ур-ровне инстинкта. Но ничегоу, ничегоу, со вр-ременем выветрится!

— Думаешь?

— Воздух тут особенный, со своей магией, помнишь, я говор-рил? Смягчаует сильные магические выбр-росы, а вр-редоносные глушит… Р-родительские чар-ры могучи, но и они поддаются. Особенно если постоянноу твердить, что всё хор-рошо, что люди — др-рузья. Маги внушают днём, а я — ночью; так что, видишь, не пр-рохлаждаюсь я тут, у меняу — служба. Тяжё-олая…

И с готовностью подставляет шею, в которой уже клокочет мурчание.

— … А всё-таки? — не могу удержаться от вопроса. В конце концов, имею право стребовать награду за десятиминутное непрерывное почёсывание Тимычева подбородка. — Чем я, вот именно я, могу им помочь? Я уж тут подумала, что хорошо бы друга-друида в воспитатели тоже привлечь, он оборотник, приспособился бы к ним внешне. А там, глядишь, начал бы в облик добавлять всё больше от человека, чтобы дети понемногу привыкали… К тому же, им ведь рассказывают о внешнем мире, да? Ведь не будут же они здесь заперты на всю жизнь? Сколько живут те же мантикоры?

— М-м… лет двести. При хор-роших условиях, если на них не охотятся. Или их не пор-рабощают, как Игр-рок…

Гм. Про друида он вроде как и не услышал… Хорошо, сменю тему

— Тим, а откуда взялась мантикора у Сильвии? Не знаешь?

Он бьёт хвостом, смахивая в воду случайно запрыгнувшего на ствол лягушонка.

— Какие-то там её экспер-рименты, ещё пр-ри жизни. Не могу же я знать всё на свете! Спр-роси у Хозяина, когда он вер-рнётся!

И обиженно отворачивается.

— Ну, прости, прости, — спешу я извиниться, а заодно и успокоить его. Что ни говори, а признаться в собственном чего-то-там-незнании для существа такого уровня — немалое мужество, конечно, но и не особо приятно. — А вот скажи честно: это ты лапу приложил к Магиному появлению здесь?

Сменив гнев на милость, он довольно жмурит разноцветные глазищи.

— Ну, я. Делов-то — подтолкнуть маленькоу его же спосоубности! Он же у тебя пор-ртальщик, да ещё высшего ур-ровня, а совер-ршенству несть пр-ределов. Твой некр-романт постоянно о тебе думал, а потом запустил поисковое плетение, хитр-рую такую штуку. Вот я его и пр-ритянул. А заодноу чуть усилил одну его спосоубность, котор-рая к тому вр-ремени нар-работалась. Вот она и бомбанула. Это, Ваня, высший класс Хождения, почти как у моего Хозяина. Ты только не говор-ри супр-ругу о моей помощи, очень он у тебяу гор-рдый. Я и вмешался-то соувсем чуток…

Ничего себе! Поглядываю на Баюна с уважением и некоторой опаской. Если у фамильяра такой магический уровень, то насколько же продвинут сам дядя Георг?

Как я его назвала? Ага, дядя Георг. Само собой как-то получилось.

Да и то сказать: к бывшему Егорушке у меня совсем иное отношение, нежели к его брату-интригану.

Солнце за нашими спинами постепенно карабкается в зенит. Хоть мы и остаётся в тени, но ощутимо припекает. Даже сонная истома накатывает.

— Тимыч, — встряхиваюсь я. — А сколько здесь, в Долине, прошло времени? Мага проговорился, что у нас дома целая неделя ухнула! Там наверняка столько дел без меня застопорилось, что пора мне и честь знать, пожалуй. Домой бы!

— Никуда тебе не пор-рау! — категорично, да ещё голосом кота Матроскина, заявляет тот. — Где ты ещё такие условия найдёушь? Тишина. Покой. Полный, как его… дзен. Сно-способности твои я подпр-равил, теперь тебя никуда не унесёт случайно, только на сознательном ур-ровне. А вот на бодр-рствующем тебе ещё дня тр-ри пр-робездельничать надо до полногоу восстановления сил. Так что — бр-роди по лесам, купайся и валяй дур-рака. Могу тебеу книжки из твоей библиотеуки пр-ринести; сама туда не ходи, не напр-рягайся. Хочешь, я сделаю так, чтобы ты попала к себе р-ровно чер-рез полчаса, как вер-рнулся отсюда др-ражайший твой супр-руг? М-м? Отдыхай, сколько душе угодно, а та неделя не увеличится ни на день.

Соблазнительно. И всё же…

Уловив мои колебания, он фыркает.

— Ваня, ну ты чтоу? Что прошло, то прошло, все прекрасно управились без тебяу, и мир-р не пер-ревернулся! Так что — узбагойся!

Ну и ладно! С удовольствием ложусь на спину, раскинув руки, и бездумно гляжу в просвечивающееся сквозь серебристо-зелёную листву небо. Гулять так гулять!

Басовито гудящий шмель пролетает настолько близко, что видны обножки — шарики пыльцы на лапках. Значит, где-то неподалёку поле или цветущий лужок. Побродить бы и там, бездумно, просто любуясь… Как здесь всё-таки хорошо и спокойно! Но шило, с недавних пор прочно угнездившееся в некоей точке, не даёт покоя. Приподнимаюсь на локте.

— Тимыч, я же всё равно не усижу! Меня просто разбирает от любопытства. Как прошли именины бабушки Софи? Получила ли Мирабель собственный праздник? Не обиделась ли Элли за то, что я оставила её одну управляться в Эль Торресе? И не принялся ли дон Теймур за старое? И как там…

— Завтр-рау, — приоткрыв синий глаз, сообщает кот, прерывая словесный поток. А я, как разогнавшийся локомотив, не могу сразу затормозить:

— А ещё есть Глория, и дон Куадро, и Васюта, с которым бабушка собиралась переговорить… Что?

— Я сказал — завтр-рау. Я научу тебя пользоваться зеркалоум. Любым. Но только уговор: час пр-росмотрау в день. Не большеу.

— Тим-Тим! — начинаю вкрадчиво.

— Я непоудкупен!

И переворачивается на спину, подставляя солнечным лучам, пробивающимся сквозь листву, великолепное тугое и мохнатое пузо. Я не сдаюсь.

— А если… если я… если мы с твоей помощью перенесём сюда девочек? Представляешь, как они обрадуются? Они будут гладить и восхвалять тебя день и ночь!

Кот внезапно переворачивается и садится. Спрашивает взволнованно:

— А они пр-ринесут с собой чучундр-риков?

— Да наделают их прямо тут, сколько угодно.

— А… мышку, мою хор-рошенькую такую, мою любименькую кр-расненькую мышку? Я однажды загнал её под ковёр-р и всё никак не мог достауть, а вы никто меня не поняли, когда я пр-росил помочь! Пр-ринесут мышку?

— Вспомни, где ты её потерял, и они найдут, непременно!

— И мячик?

— И мячик, — соглашаюсь я. — Добавишь время у зеркала?

Он фыркает.

— Вот ещё! Хозяин я своему слову или нет? Добавлю Маше или Соне за их подар-рки, пусть смотр-рят и учатся. А ты пр-росто пр-роверишь, как у них получается. А то от тебя снега зимой не дождёшься! Даже бантик не навязала на вер-рёвочку, бедному сироте поигр-раться…

* * *

«Ма!»

Из состояния лёгкой дремоты меня выводит испуганный вскрик Рикки.

«Ма! Тут странное!»

К счастью, ива, на которой мы с Тимычем пристроились, достаточно стара и широка, а то от неожиданности, да ещё со сна, я так с неё и кувыркнулась бы. Тут хоть и мелко, а в том, чтобы вымокнуть, хорошего мало. Переведя дух, пытаюсь осмыслить, что, собственно, происходит. Не иначе, как кидрик во что-то влип. Иначе не воззвал бы ко мне таким образом; он ведь не любит мыслесвязь, предпочитая явиться лично.

«Рикки, мой хороший, что стряслось? Говори быстро, чем помочь и где ты?»

«Ой, ты лучше сама посмотри, — лепечет он с запинкой. — Сам не пойму…»

Скачущие вверх-вниз стены, по которым я опознаю одну из галерей Эль Торреса. Кажется, я смотрю на свет глазами моего фамильяра. Он что, удирает?

И слышу летящее ему вслед:

— Да постой же! Погоди, прошу, глупое живот… О, нет, не глупое! Умное, умнейшее, прекрас…нейшее, не уходи, умо…ляю!..

Боже ж ты мой, за ним гонится… Мирабель? Мчится, бежит: голос срывается, дыхание сбитое…

«Рикки, стой, дружок! Оглянись, за ней никто не охотится?»

С чего мне пришла в голову этакая дичь? Да просто меня не было в большом мире неделю, а за этот срок иной раз случается бездна событий. Жизнь может рухнуть по меньшей мере дважды-трижды. Вплоть до свершения революции в отдельно взятом некромантовском замке.

Это и впрямь Мири. Но в каком она виде! Растрёпанная, без следов макияжа, в какой-то хламиде, накинутой чуть ли не на голое тело, босиком… Она кидается перед шарахнувшимся от неё Риком на колени — не в унизительном порыве просительницы, о нет — а для того, чтобы обнять его за шею. С учётом того, что сейчас он не дракончик, а крылатый пёс — самая разумная позиция в попытке удержать. Разумеется, освободиться, вывернуться из объятий тому легче лёгкого, но… случилось-то что? Нельзя же её так бросить!

— Господин фамильяр… — В голосе Мири звенят истеричные ноты. — Рикки, да? Господин фамильяр, мне очень нужно увидеть вашу хозяйку. Это вопрос жизни и смерти, понимаете? Я не могу, я больше не могу, я запуталась, а он… он давит на меня, давит… Заберите меня отсюда, прошу! Мне больше не к кому обратиться! Сыновья далеко, а из замка меня не выпускают… Господин Рикки, умоляю!

…Вскочив на коврике-лежаке, ошеломлённо смотрю на кота.

Тот хмурится.

— Можноу. Давай её сюдау. Там что-то нешуточное.

Мысленно сообщаю:

«Рикки, можноу!»

Вот чёрт, я уже на Тим-Тимычевом наречии изъясняюсь!

Негромкий хлопок. И мимо нас в тёплую воду летит, с визгом растопырив руки, фигура в чёрной хламиде. О, боже мой! Рикки, тоже перенёсшийся, зависнув в воздухе, в ужасе причитает:

«Ой, Ма, прости, я промахнулся!»

И плюхается в озеро. Спасатель.

Свесив голову вниз и любуясь барахтаньем двух тел, кот глубокомысленно замечает:

— Все планы тепер-рь насмар-рку! Ладноу, посмотр-рим, что можно сделать. Да, Ваня, тепер-рь я вер-рю: шилоу в заднице — это зар-разно.


Загрузка...